Искалеченный мир

Сбоку донеслось негромкое мычание: Лихо несильно мотала головой, приходя в себя. Голая нога, штанина с которой была снята прямо через ботинок, напряглась, словно ища опору.

Очкарик с упоением замычал, привлекая к себе внимание. Блондинка повернула голову в его сторону, явив обзору запачканное кровью лицо. Упоительное мычание Книжника сменилось сожалеющим.

Лихо обвела взглядом помещение. Продолговатый мазок того самого цвета, который не оставлял сомнений по поводу того, из чего этот мазок, собственно, и был сотворён, задержал её взгляд совсем ненадолго. Она снова повернулась к Книжнику, и тот пару раз дёрнулся, показывая, что ему никак не совладать с путами.

«Бац!» — Лихо звучно приложила каблуком ботинка, надетого на свободную ногу, по основанию креста, и из носка выскочил узкий стальной язык длиною сантиметров в пять. Опустив голову, блондинка принялась аккуратно кромсать верёвки, которыми была привязана вторая нога.

Спустя минуту конечность была свободна. Повиснув на руках, Лихо продемонстрировала неплохие акробатические навыки, начав чиркать лезвием по оставшимся верёвкам. С шестой попытки правая рука стала свободной. Книжник восторженно мычал, наблюдая за этой акробатикой.

Через пару минут Лихо была полностью свободна. Вытащила изо рта кляп и принялась натягивать штаны, которые в процессе перерезания верёвок оказались безнадёжно покромсанными спереди и немного — с левого бока.

— Штанам не терпелось последовать по стопам куртки, — философски заключила Лихо, оценивая новый фасон. — Печально, но факт. Да не дёргайся ты, иду уже…

Последняя фраза адресовалась Книжнику. Но сначала она подошла к тому, что осталось от Фюрера, и, наклонившись, двумя пальцами подняла деактиватор, лежащий с самого края. Протёрла его грязной тряпкой, найденной на тележке, которой, по всей видимости, чистили побывавшие в работе инструменты. Вернулась к Книжнику.

Орудуя ботинком, Лихо в полминуты освободила очкарика, и он с трудом сдержался, чтобы не броситься ей на шею.

Лихо направилась к Шатуну, озадаченно примеряясь к целому сонму верёвок. Фюрер не соврал: вязали громилу действительно вдохновенно и с большой оглядочкой на вероятные сложности. А их Шатун мог бы открыть целый контейнер, начав раздачу, в которой не было бы места скаредности.

Книжник сгрёб с тележки первый попавшийся под руку инструмент, направился к Алмазу и принялся кромсать верёвки с законченной ненавистью, как будто это были не верёвки, а Фюрер со сподвижничками.

— Изготовление дверных ковриков для ада, извольте видеть. — Алмаз был бледен, но не торопился сгибаться пополам и похабно пародировать Ниагару с помощью содержимого своего желудка. — У меня штанина не хлюпает сзади? Если и так, то нисколько не стыдно…

— Хорош юморить! — Лихо махнула ботинком, подзывая их с очкариком. — Давайте эту улучшенную копию гордиева узла как-то разрубать. Ушатаюсь в одиночку-то…

— Это же просто копия с замуринских зарисовок, — сказал Шатун спустя пять минут, освобождаясь от последних пут. — И запашок аналогичный. Не находишь, стеклорез? Или воспоминания несколько поблёкли?

— Такое не блёкнет. — Алмаза явственно передёрнуло. — А уж после сегодняшнего просмотра во всех подробностях процесса — точно никогда не забуду… Деактиватор не пострадал?

— Не должен. Я, конечно же, не знаю, на сколько атмосфер выдавала эта диковина, размазавшая Фюрера по бетону, но, насколько помню — наша последняя надежда рассчитана на колоссальные нагрузки. Ладно! Минута, отведённая на простые человеческие слабости, истекла. — Лихо привычно взяла командование в свои руки. — Есть такое насквозь идиотское предложение — выбираться отсюда. Кто со мной?

Они покинули помещение, двигаясь очень осторожно. Никому не хотелось отправляться в небытие, причём очень болезненным способом.

— Почему нас-то не тронуло? — Шатун шёл чуть впереди Лихо, готовый сокрушать, плющить и дербанить пополам и вдребезги. — Побрезговало? Или пожалело?

— Если бы я знала, — Блондинка пожала плечами, выразив лицом крайнюю степень озадаченности. — Может быть, потому, что мы не двигались. Может быть, потому, что молчали. Не знаю. Но кому от этого хуже?

— Никому, собственно, — буркнул идущий сзади Алмаз, ощущающий себя практически голым без чего-либо огнестрельного. У него даже выгребли из карманов всё метательное оружие, подчистую. Пара ножей, прихваченных со столика-тележки, настроения почти что не подняли.

— Куда наше добро дели, узнать бы. — Шатун обошёл стороной ещё два находящихся на расстоянии вытянутой руки друг от друга мазка. — Да только, как я вижу, не у кого. Щепетильно прошлась аномалия по людоедскому шалману, без халтуры. Я бы лучше не смог, признаю безо всякого смущения. Придётся самим искать…

— Найдём, — сказала Лихо. — Вряд ли его стали прятать, каким-то неведомым чувством поняв, что нам сегодня сфартит и мы пришкандыбаем требовать своё имущество обратно на бочку. Они, хоть и людоеды, но ведь не провидцы же. Иначе знали бы, что стрясётся полный абзац…

— Вот тебе и — «Зайти — не выйти», — с какой-то непонятной обидой высказался идущий за блондинкой Книжник. — Я-то думал, что здесь что-то загадочное, непознанное…

— А обернулось — вон оно как. — Лихо повернула за угол, следуя за Шатуном. — Вместо полноценного оргазма для фантазий Книжника имелась лишь кучка любителей человечинки. Расстроишься тут…

— Если бы не эти странствующие прессы — висели бы мы сейчас грустными тушками с распоротыми брюшками. — Алмаз со злостью плюнул прямо в центр очередного мазка, мимо которого они проходили. — И ничего бы мы не сделали… Вот уж не думал, что так всё повернётся.

— И я останусь без штанов, — усмехнулась блондинка. — А если честно, то мы сейчас должны Фюреру в ножки кланяться. Если бы не его спермотоксикоз, торчали бы мы на своих крестах. До полного апогея Сдвига. Или, разве что, кто-нибудь из обитателей этой милой людоедской общины вернулся из краёв, не охваченных визитом безымянной аномалии. И схарчил нас на поминках по почившим в бозе соратничкам.

— А откуда у тебя заточка в ботинке? — спросил Шатун. — Наждак подсобил? Да Наждак, больше некому…

— Ну он, — не стала отпираться Лихо. — В конце концов, не гаубицу же он мне между плавающими рёбрами вставить предложил. Вполне практичный вариант. Если бы сегодня этого не оказалось — дальнейшее развитие событий предсказать было бы сложно. Ну завалила бы я этих энтузиастов мясного меню своими страстными взглядами, а дальше что? Полежали бы, очнулись — и финиш…

Они подошли к высокой двустворчатой двери, одна из створок которой была чуть-чуть приоткрыта. На полу, прямо перед выходом, находились сразу два мазка, наполовину наслоившихся один на другой. Ни обойти, ни перепрыгнуть было нельзя.

— Никто меня на ручках перенести не желает? — Шатун невесело оглянулся на друзей. — А то как-то не вдохновляет меня это хождение по мукам. Пусть даже чужим и уже завершившимся.

Желающих, как легко можно было догадаться, не нашлось.

— Вот тебе и дружеское плечо в трудную минуту. — Громила вздохнул и, явно преодолевая себя, сделал шаг вперёд. — Лишь бы не навернуться в полный рост: сдаётся мне, что банно-прачечные процедуры разводить некогда будет…

Он прошёл к дверям, ступая как будто по стеклянной ниточке, натянутой над котлованом, до упора заполненным изголодавшимися до полного озверения «гейшами». Под ногами у него мерзковато почавкивало и похлюпывало. Книжник утробно ёкнул горлом и зажал рот ладонью.

Шатун добрался до дверей и просунул голову в имеющуюся щель. Потом, не оборачиваясь, махнул рукой и, открыв дверь до конца, пошёл дальше.

— Прошу на выход. — Лихо с каким-то фатализмом оглядела цепочку следов громилы, расположившихся поперёк субстанции, и зашагала прямо по ним. При сорок восьмом размере ноги Шатуна это можно было сделать без излишнего напряжения.

— Давай. — Алмаз подтолкнул Книжника. — Я последний. Не тяни, пошёл…

Очкарик глубоко вдохнул и походкой деревянного истуканчика с негнущимися ножками проследовал по уже проложенному маршруту, исхитрившись не расстаться с содержимым желудка. Последний метр препятствия Книжник, у которого всё же сдали нервы, преодолел неуклюжим прыжком. Выскочил на незапачканное пространство и припустил за уходящими друзьями.