Каратель

Русский взял со стола огромный израильский пистолет и направил ствол в лоб прижавшейся к стене Сары. Грин перешагнул порог и дернул Аню за руку, останавливая рядом с собой — линия огня проходила в паре шагов.

— Значит, вот эта самая сучара подставила всю базу и меня лично. Хуй с ней, с базой, но вот со мной, подруга, ты поднаебалась… — пробурчал под нос русский и перевел тяжелый взгляд на Аню: — Как там тебя, Аня? Не знаю, Аня, зачем ты ее с собой таскаешь, но эта манда добегалась.

— Она не понимает.

— Все она, падла, понимает, — безжалостно ухмыльнулся Старший. — Да, сучье пиндосское? Where are my DF, whore?

Сара тихонько завыла, ее руки заметались по телу — все понявший организм готовился к броску в черные воды, наплевав на еще протестующее сознание: будет надо — догонит.

— Может, не… — неуверенно пробормотала Аня, но здоровенная пушка русского оглушительно грохнула, оборвав нарастающий скулеж.

Сквозь звон в ушах Аня скорее не услышала, а почувствовала, как позади нее ударилось о хлипкую пластиковую стену тело логистки. Сползло на пол, укладываясь не по живому, а как придется. Что-то ритмично зашуршало, задергалось, и Анна еле справилась с подступающей тошнотой. Грин усадил ее, не давая особо поворачиваться, и вернулся на свое место.

Аня молчала, Грин спокойно наблюдал за движениями русских, удобно расположив на бедре винтовку.

— А не дурак этот мистер-твистер, — закуривая, отметил до сих пор молчавший седой частник с ручным пулеметом на коленях. — Слышь, мужики. Если без кидалова, то может нормально получиться.

— Да, — подтвердил Старший. — Если без кидалова.

— Самим-то понадежнее…

— Ага, самим… С солярой-то жопа, — злобно прошипел молодой. — Оказывается.

— Если наша глыбоко уважаемая леди-босс не ездит нам по ушам, то хватит. Отсюда свалить, а там… Там уж разберемся.

— Да. Главное, свалить из этой сраной дыры.

Высказавшись, все дружно обернулись к Старшему.

— Герася, решай.

— Да, давай, скажи. С этими или как сами думали?

— Несогласные есть? — равнодушно обронил Старший.

— Да нет, Герась, — переглянулись частники. — Лучше плохо ехать, сам знаешь… Вроде как типа консенсус.

— Консенсус достихнут, товарышши, процесс пошол; хлавное — начать… — очень похоже передразнил какого-то забытого русского политика Хохол.

— Ну че, сестренка. Правление колхоза постановило. Наших пять мест, так?

— Так. Можно больше.

— Нам больше не надо. Генераторную мы возьмем под контроль, вон, Лялик с Березой пацанов возьмут, присмотрят. Вырубят генераторы и сольют соляру ваши, я так понял?

Аня снова перевела, и Грин, обойдясь без слов, подтвердил кивком. Русский продолжил:

— Fuel store за Хохлом, там к нему еще один наш подтянется, с ними человек десять будет. Так что за эти объекты расслабься. Все, кто под нами остался, отработают на задачу. Я буду с вами, постоянно. Во избежание всяких разных случайностей. Нам случайности ни к чему, согласна?

— Да не вопрос, Герась. Я никого кидать не собираюсь.

— Как сказала, «Герась»? Ты это, давай-ка без панибратства с личным составом. Целая, понимаешь, «и. о.», а простого прайвита Герасей обзывает. Еще иди Хохла «Хохлом» назови. Это я им «Герася», а тебе… — отозвался Старший, — …хотя ладно. Так, короче.

— Ну что, решил, как отзываться? — съехидничала Аня. — А с мелочами потом разберемся?

— Быстрая, ишь ты. И с мелочами разберемся, угадала. Короче, слушай, с динкорповскими тебе не о чем договариваться не надо. Туда даже не суйтесь, а то там с тобой быстро договорятся, хе-хе, на субботничек для личного состава. А Ромео твой там стопудово пулю схавает. Это у нас тут калям-балям, а там албанцы-хорванцы ни с тобой, ни с ним базарить долго не станут. Ты давай-ка спроси своего Ромео, куда он собирается своих девать. Там у него взвод. Мне интересно — где он будет, когда мы заправимся.

— Я уже отдал приказ расставлять их по углам внешки. На базе останется только караул и спящая смена. Плюс связисты. Остальные уже сейчас выдвигаются на углы периметра и будут сидеть в лесу все это время, — перевела Анна иринисам, заметив, как удовлетворенно переглянулись мистер Синяк На Полморды с мистером Хохляцкий Акцент.

— Хираусья, а ты динкорповских не опасаешься?

Не придут ли они к точно таким же выводам и неначнут действовать аналогично? — спросил Грин, и Аня начала переводить, но Старший прервал ее:

— Да не трудись, Аня, разбираю я по-ихнему. Сам ты херасья, морда нерусская… — хмыкнул Старший, перейдя на вполне уверенный америкен инглиш. — Нет, не опасаюсь. Уж поверь, полвзвода албанцев найдут чем заняться, пока с них службу не спрашивают. Плюс я им сейчас человечка зашлю, долг отдать. Денег, правда, у меня нет; а вот драгсом могу. Им на радостях не до нас станет… Раяссалу! — гаркнул русский, и в модуль вбежал давешний эстонец с разбитым лицом.

Русский склонился, накрыв рукой Desert Eagle, и зазвенел под столом дверцей сейфа. Вытащил сверток в пластиковом грипере, бросил на стол.

— Сюда слушай. Пойдешь в Динкорп, только в расположение там, смотри, не заходи. Подойдешь с наружной стороны к белому модулю и позовешь под окном, постучи, если не услышат. Вызовешь Ибру, Ибрагима, это типа старшего у них. Отдашь пакет. От меня, скажи. Ибра этот спросит, че мы тут делаем, — скажи, мол, бухаем, спьяну чухну хуярим, тебе вон наваляли. Если не спросит, все равно скажи. Понял? Бегом. — Проводив глазами эстонца, Старший продолжил: — Хохол. Береза. Что делать — знаете. Давайте, мужики. Чтоб до подхода этих ни одна блядь ни капли не слила. Я пока с этими покатаюсь. Хохол, слышь? Коробок этот отверни, — русский пнул под столом сейф, звякнула дверца, — в машину кинь, пусть с тобой пока побудет.

— Купы-ы-ыла мамо коныка, а ко-о-онык без ногы-ы-ы…

Рассвет уже совсем на подходе; болезненно-желтые разводы на востоке превратили черное в серое. В этой мутной полумгле видно едва ли не хуже, чем ночью, и люди, бредущие меж холмов, покрытых сухим осыпающимся снегом, оступаются и проваливаются все чаще. В некоторых снежных курганах угадываются квадраты и прямоугольники — видимо, здесь когда-то стояли то ли дома, то ли гаражи, то ли еще какие результаты человеческой деятельности, но сейчас все это до неузнаваемости искажено толстым слоем скрипучего снега, с наветренной стороны препятствий достигающего двухметровой толщины.