Вверх по течению (СИ)

И я весело рассмеялся на этом месте. Это он еще про свою жену и меня ничего не знает. Судьба она такая… Бог не фраер, как говорили в моем мире.

К тому же, по прочтению первого тома, закралось у меня стойкое подозрение, что рецкий маркграф Ремидий, в отличие от аристократов центра империи великолепно знающий горскую мифологию, пристально обратил внимание на то, что объявился я в этом мире именно на горе Бадон.

Весьма приметном месте откуда ушили из этого мира боги.

Где время от времени появлялись такие люди, как я, если верить деду моей жены.

И положил маркграф на меня глаз, когда подписывал такие справки. Уверен, что в этих справках, отосланных в нашу контрразведку далеко не вся информация обо мне, которой обладает рецкий правитель. В прочем справки от рецкой контрразведки были еще менее информативны.

Пообщавшись со мной лично, решил маркграф, что я ему на пользу. Дай бог, дай бог… Хотя нету в этом мире богов. Мечта Карла Маркса — мир материалистов.

Интересно, поделился ли Ремидий своими подозрениями с Бисерами или играет их также как и меня втемную?

А вот собранные бумаги на наших конкурентов, особенно на концерн 'Лозе' и его покровителей были очень интересны и актуальны. Они занимали практически весь второй том моего дела. Спасибо вам, господа аристократы, за работу.

Так что получилось у меня чтение на ночь покруче любого детектива. По крайней мере, я теперь точно знаю кто у нас на заводе стукачи. Думаю, что новый состав контрразведки менять сексотов не будет, если я их не трону. А я и не трону, просто отрежу им доступ к некоторой информации, и пусть они впредь докладывают только заводские сплетни. Живет же рядом со мной стукач генерал — адъютанта Бисера и ничего.

Однако смех смехом, а паранойя разыгралась. Несмотря на то, что дом охранялся рецкими егерями, ложась спать, поставил я около кровати в пределах моментальной досягаемости ручной пулемет. А под подушку сунул пистолет Гоча. Береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет.

И уснул.

Снилось мне как мы с генералом Моласом в парадных мундирах с полным 'иконостасом' и без штанов в два смычка пежили проститутку Калию в массажном салоне 'Круазанского приюта'. Девушке было больно и хотелось кричать, а кричать‑то было нечем — рот был занят.

В это время появился флигель из дворца и пытался мне вручить засургученый пакет, а когда это не удалось, то свернул его в трубочку и засунул мне в задницу со словами.

— Расписаться не забудьте.

Резко проснулся в поту, вся постель разбуроблена — видать во сне сильно ворочался я, подушка на полу, одеяло черте где и что‑то сильно мешает… Мешала и весьма чувствительно как оказалось зажатая ягодицами рукоятка пистолета. Бред какой‑то.

— Ни фига себе, почитал, называется на ночь детективчик, — пробормотал я спросонья, улавливая странные приглушенные звуки с улицы. Какие‑то не ночные. Но не обратил на них особого внимания. — Приснится же такое…

На самом деле встреча с генералом Моласом в 'Круазанском приюте' ничем не отличалась от такой же встречи, к примеру, в особняке армейского штаба. Разве что декорациями. И велась с глазу на глаз.

Молас довел до моего сведения, что мне и так было известно от принца, но пока без конкретики. Теперь мне конкретику обрисовали в полный рост. Что я должен сделать и как. Появившийся флигель из Дворца только подтвердил его слова официальными документами и полномочиями. И в половине второго, переодевшись в полевую форму и кожаную куртку, что принес мне Тавор, с избранными рецкими офицерами я покинул 'Круазанский приют' через черный ход на другой улице — пустынной по ночному времени. Там нас уже ждала моя карета.

Через четверть часа соединились с полуротой рецких егерей капитана Вальда в переулках около городской тюрьмы. Огласил диспозицию и задачу. Добился понимания своего маневра каждым солдатом.

— Ваша милость, осмелюсь доложить, что карета начальника контрразведки десять минут назад выехала из ворот в сторону старого города, — доложил унтер — офицер, командовавший наблюдателями.

— Все готово?

— Так точно, — подтвердил он.

— Тогда работаем, — выдохнул я. — Вперед заре навстречу…

Теперь моя задача — исчезнуть из города до приезда больших начальников из имперской столицы. В то, что без них не обойдется, никому не верилось. Весь вопрос стоял в уровне командированных чинуш. Суд над 'недобитой контрой', конечно же, пройдет в закрытом режиме, без выноса сора из избы. Но поберечься стоит. Не зря меня так вот отправляют на фронт, с официальным выговором… Дважды за одно и то же по имперскому уставу офицера не наказывают.

Вот опять с первого этажа какие‑то странные звуки доносятся… и с улицы.

Сунул пистолет в кобуру. Повесил ее на шею. В руки взял пулемет, ободрившись его тяжестью и большой емкостью магазина, осторожно подошел к окну и выглянул в него сбоку.

На противоположной стороне улицы, чуть в отдалении от моих ворот, виднелись размытые силуэты трех запряженных пролеток. Большего разглядеть невозможно. Темно. Луны нет. А ночное освещение улиц бюджет нашего поселка не тянул. Ни газовое, ни масляное.

Снизу раздался выстрел чего‑то неармейского, судя по звуку.

От пролёток человек восемь решительно побежало к моему дому. Явно не с поздравлениями по поводу тезоименитства его величества.

Когда первый из них стал открывать створку моих ворот, я уже не раздумывая стволом пулемета разбил стекло и выдал вниз неприцельную очередь.

В ответ послышались крики, стоны и ругань.

Я добавил еще очередь на десяток патронов.

— Атас! — кто‑то заполошно крикнул и поредевшая толпа находников ломанулась обратно к экипажам.

Снизу вдогонку раздались сухие выстрелы пистолета Гоча.

Охрана все же бдит, — удовлетворенно подумал я, и дал еще одну очередь вдогонку, задев экипажи и лошадей, которые жалобно заржали. Лошадок жалко.

Экипажи стали разворачиваться.

Я еще выстрелил пятком патронов поверх их голов. Процесс отступления неведомых супостатов резко ускорился. И вскоре только одна пролетка оставалась на месте.

Над полом с лестницы показалась голова егеря. Потом он сам с лампой в руке.

— Вы живы, ваша милость? — спросил он участливо в темноту.

— Даже не ранен. А ты?

— Пустяк. Царапина. А вот Иёссену не повезло. Всего один выстрел… и наповал.

— Возьми пулемет. Постой на шухере. Я хоть оденусь.

— Они сначала нас в ножи хотели взять, ваша милость. А когда не удалось стали стрелять. И я стал стрелять… — говорил он и поглядывал в окно на улицу.

— Что там?

— Пусто. Только фаэтон стоит запряженный парой. Похоже, одна лошадь убита.

— Пошли, — сказал я, когда оделся. — Посмотрим, остался ли кто живой из этих находников. Очень мне хочется узнать, кто же так жаждет моей смерти.

На первом этаже запалили еще одну лампу. Картина маслом — три трупа. Два штатских и один егерь — охранник. Один штатский убит собственным ножом все еще сжатым в правой руке.

— Как это он так? — удивился я.

— Это он не сам, — ответил егерь. — Это его Иёссен так упокоил. После чего второй варнак бросил нож и стал стрелять.

Я только головой покачал, поднимая с пола маленький револьверчик. Почти велодог. Хромированная игрушка под патрон 6,5 на 17 миллиметров. Такие удобно носить в кармане.

Во лбу взломщика, ровно посередине, маленькая окровавленная дырочка.

— Это ты его так?

— Я, ваша милость, — подтвердил егерь. — Простите, но мы поначалу не хотели вас будить шумом. Думали и так справимся. Но воры очень верткие оказались. Пришлось стрелять.

— Стразу надо было стрелять. Тогда бы и Иёссен был бы жив, — ляпнул я, не подумав, что егерь и так переживает смерть напарника.

Покрутил ручку телефона. На той стороне сразу взяли трубку.

— Суточный дежурный по заводу…

— Слушай сюда, дежурный, — приказал я, не дослушав его. — Кобчик говорит. Срочно, по тревоге одно отделение охраны с ручным пулеметом к моему дому. Не медлить. И не пешком их отправляй, а на колясках. Понял? Отбой.