Ностальгия

ва и снова хочется говорить с этой непонятной женщиной. Меня просто распирает от сдерживаемого желания говорить с ней просто так, без повода и темы.

— Да ради бога, сержант, сколько угодно. Службе это не мешает. Вы ведь все равно не успокоитесь, пока не вызнаете мою биографию. Или пока я на вас не рявкну. Но смотреть потом остаток дежурства на вашу кислую физиономию — нет уж, увольте. Так что спрашивайте, Трюдо, не стесняйтесь. Сегодня вы психоананалитик, — О’Хара с рассеянной улыбкой говорит, не глядя на меня, ее взгляд прикован к пульту дежурного, где на голодисплее высвечиваются движущиеся отметки патрулей.

Мне немного досадно, что она говорит со мной таким тоном. Мое любопытство совсем другого толка. Меня не интересует ее биография офицера и командира, которую обычно стараются доводить до подчиненных для установления более тесного контакта. Эту информацию каждый подчиненный может свободно получить и сам, воспользовавшись личным терминалом в казарме. Я хочу понять, КАК такая женщина оказалась в корпусе, а не какое военное училище ее выпустило. Но сформулировать вопрос правильно не позволяет субординация. Не хочу быть неверно понятым. Мыслимое ли это дело в Корпусе — флирт на службе?

Словно почувствовав мое состояние, О’Хара всем корпусом поворачивается ко мне на жестком крутящемся стуле. Перекидывает ногу за ногу, начищенный ботинок почти у колена, обхватывает голень сцепленными в замок руками. В этой откровенно неформальной позе, так несвойственной нашим офицерам, она без тени улыбки спрашивает у меня:

— А вы сами-то как оказались в Корпусе, Трюдо?

— Разве вы не читали мое личное дело? — парирую я.

— Читала. От корки до корки. Очень внимательно. И вовсе не из-за ваших масляных глазок, сержант. В мои обязанности входит изучение личных дел всех вновь прибывших. Но того, что меня интересует, там нет. Итак?

— Мэм, вы наверное, и спите в форме? — спрашиваю я, тоже усаживаясь на стул и закидывая ногу на колено. — Вы можете иногда поболтать с человеком просто так, без занесения результатов в файл?

— Я и болтаю. Просто вы так зашорены, сержант, что относитесь ко мне как хирургу, что вот-вот располосует вам брюхо. Говоря человеческим языком — я выказала любопытство. Думаете, офицер штаба не может полюбопытствовать без повода?

— Может, конечно. Извините мэм, — мне становится неловко за свой демарш. Я вообще веду себя в ее присутствии дергано, что мне обычно несвойственно, — Налить вам кофе, мэм?

— У меня от него глаза на лоб скоро полезут. Плесните просто воды, если не затруднит… спасибо, Трюдо.

Я передаю ей одноразовый стаканчик. Наливаю себе крепкой, остро пахнущей бурой жидкости, которую у нас тут называют “кофе”. Не знаю, что в нее намешано, но благородным кофейным зерном тут и не пахнет. Зато глаза от напитка на лоб лезут, это точно. Стимулирует он так, что мертвый проснется.

— Я на Новом Торонто вырос, мэм. Отец — простой водила, здоровые такие поезда водил. Мать — медсестра. Куда там идти было? После школы — или