Разведчик. Медаль для разведчика. «За отвагу» (СИ)

Встал на неё, услышав хруст стекла, выбрался из кабины, повис на руках. Ногами нащупал крыло, опёрся о него левой ногой. То, что жив остался — уже везение. Что с лётчицей?

Игорь опустился ниже, к кабине пилота, что сделать было не просто. Самолёт скапотировал колёсами в воронку, стоял почти вертикально, задрав хвост. Игорь потряс за руку лётчицу. Никакой реакции. Жива ли? Дыхания не слышно. Надо вытащить её, может жива, потеряла сознание. Попробовал нащупать замок привязных ремней. Обнаружил, а открыть не может. Вытащил из кармана перочинный нож, лезвием перерезал ремни. Маловат клинок, финка была бы сподручнее. Но на немецкой форме она смотрелась бы нелепо.

Лётчица, освобождённая от ремней, безвольно упала на приборную панель. Быстрей действовать надо, быстрей! Правой рукой держался за борт, левой ухватился за руку лётчицы. Вытянул до половины тело из кабины. Потом соскользнул по крылу на землю, стащил лётчицу. Лёгкая, полсотни кило, не больше. Был бы здоровенный мужик на центнер веса, пришлось бы помучиться. Не мешкая, подхватил тело, отнёс подальше. Из бензобака или повреждённого трубопровода вытекал бензин. Запах сильный и под ногами жижа. Малейшая искра и будет факел. Хотел было вернуться, подобрать ранец, да передумал. Ничего ценного нет в нём. Пощупал пакет в кармане, цел, не потерялся. Значит ещё есть шанс доставить его к своим. Теперь важно определиться — где он? Лётчица застонала. Уже хорошо, живая. Игорь наклонился.

— Где болит?

Ответа не получил. Но стонет — уже хорошо, жива. Недалеко взлетела осветительная ракета. Игорь оторопел. Немцы пускают ракеты на своей передовой, а у наших такой привычки нет, впрочем — как и ракет на парашютиках. Потом послышался звук пулемётной очереди. В немецком тылу они упали, в непосредственной близости от траншей? тогда почему немцы не бегут к самолёту? Подумалось — самолёт без опознавательных огней, мотор не работал, пожара на борту не было. Похоже — падение самолёта осталось немцами незамеченным.

Лётчица снова застонала. Игорь наклонился.

— Жива?

А сам руки-ноги ощупал, потом туловище. Ранений нет, липкой влажности крови не чувствуется. Но при такой жёсткой посадке могла случиться неприятность другая — переломы позвоночника, к примеру. Лётчица что-то прошептала. Игорь ухом почти к губам лётчицы приник.

— Повтори, я не понял.

— Мы у своих?

Услышал он вопрос.

— Не знаю.

— Я тянула, как могла. Голова сильно болит.

— Всё помнишь, что было?

Лётчица помолчала.

— Момент посадки не помню.

Так, сотрясение головного мозга есть. На научном языке называется ретроградной амнезией, когда травмированный забывает предшествующие события. Лётчица приходила в себя, пошевелила ногами, руками. Потом ладонью по лицу провела.

— Ой, у меня кровь на лбу!

— О какую-то железяку приложилась. Выбираться отсюда надо.

Лётчица попыталась сесть, опираясь на руки, застонала, упала.

— Голова болит и кружится. Ой, мамочки! Ты не бросай меня.

— Как можно? Выкинь дурные мысли из головы. Выберемся к своим и обязательно вдвоём.

Недалеко простучал пулемёт, трассирующие пули веером прошли над землёй. Так стреляет обычно дежурный пулемётчик, притом не наш. Наши беспокоящий огонь не вели, экономили боеприпасы и пулемётное гнездо демаскировать не хотели. Выходит — немецкие позиции слева.

— Давай попробуем встать, я помогу. Игорь взял девушку за руки, поднял. А она толком стоять не может, качается. Ну это ничего, лишь бы ногами перебирала. Правую руку девушки на себя возложил, левой обнял за талию.

— Двинулись потихоньку.

Темно, видно плохо. Мелкими шагами шли, а всё равно угодили в воронку. Земля рыхлая, не удержались, скатились вниз. Девушка застонала, но сознания не потеряла. Игорь вверх полез, земля осыпается. Лёг на край воронки, руку протянул.

— Цепляйся, вытащу.

Буквально выдернул лётчицу из глубокой воронки. Видимо, снаряд гаубицы угодил. Миномётные мины воронки неглубокие оставляют. Хотел Игорь подняться, а над головой трассеры пролетели. Одна пуля в самолёт угодила, он вспыхнул мгновенно, как факел. Бензин-то вытекал из него. Малейшей искры хватило. Лётчица широко открытыми глазами смотрела, как горит её У-2. Полотняная обшивка вмиг прогорела, обнажив шпангоуты. Похоже на скелет диковинного животного. Немцы всполошились.

Вечером самолёта не было, а сейчас есть. Открыли по горящему летательному аппарату огонь из пулемётов. Игорь в воронку спрыгнул, лётчицу за собой волоком стянул. В воронке они в безопасности. Рядом с горящим остовом мина взорвалась, потом другая.

Затем немцы стали стрелять из миномётов более крупного калибра. Наши войска в долгу не остались. Сначала из пулемётов стрелять стали, потом несколько раз выстрелила пушка. Несколько минут огня с обеих сторон, потом внезапно стихло.

Зато Игорю понятно стало — на нейтральной полосе они. За спиной немцы, удаление двести, впереди наши, уже подальше, метров четыреста будет. Огнём стороны чётко обозначили себя. Надо выбираться к своим. Немцы могут выслать к самолёту разведку.

— Голодная, ты как? К своим надо.

— Слабость, голова кружится.

— Потерпи.

Игорь выбрался из воронки, вытянул лётчицу.

— Теперь ляг на левый бок.

Сам к девушке спиной прижался.

— Правой рукой меня обними.

Ухватился за её правую руку, перевернулся на живот. Девушка оказалась лежащей на спине Игоря. Так делали, когда надо раненого тащить на себе. Он поднялся на четвереньки.

Всё удобнее, чем ползти. Стоя на ногах ещё лучше, но опасно. Пулемётной пулей обоих насквозь пробьёт, если угодит. Так и передвигался — на руках и коленях. Автомат мешал, назад, за спину не перебросишь, там лётчица, а спереди он болтался на ремне, задевал о землю. Об одном молил Игорь — лишь бы не минное поле. Конечно, можно рукой перед собой землю проверять, но тогда скорость резко упадёт, да и нагрузка на вторую руку, опорную, возрастёт. Всё же груз на спине.

Пару раз приходилось отдыхать. Ложился на живот, переводил дыхание, снова поднимался. Пот глаза заливал, стряхивал, мотая головой. Да когда же наши позиции? Как будто небо услышало, окликнули из окопа.

— Стой! Пароль!

Игорь выматерился.

— Лучше помог бы, раненного тащу.

Какое-то движение впереди, через пару минут боец возник. Вдвоём взяли лётчицу, понесли, уже не пригибаясь.

Уже перед нашими траншеями боец спросил.

— Это по вам немцы стреляли?

— Ага, подбили самолёт, кое-как дотянули до нейтралки.

— Повезло.

Перед траншеей уложили лётчицу на бруствер, спрыгнули на дно стрелковой ячейки, девушку на руках бережно сняли.

— Ты постой, я сейчас санитаров позову.

Игорь к стенке траншеи прислонился. Саднили колени, брюки на них изодраны. Вскоре пришли два санитара, а с ними взводный командир. Фонарик зажег, посветил на Игоря. Санитары сразу в сторону шарахнулись. Форма на Игоре немецкая, в заблуждение ввела. А лейтенант и глазом не моргнул.

— Кто такие?

— Разведотдел армии. Самолёт подбили, дотянули до нейтралки. Немцы самолёт подожгли. Лётчица ранена.

— Так это же ба…. Женщина?

— Именно. В разведотдел армии сообщить надо, а её в госпиталь.

— Разберёмся. А вы чего встали? Поднимайте раненную и в медсанбат! — приказал лейтенант санитарам.

В землянке лейтенант смог дозвониться до штаба дивизии, положив трубку полевого телефона, сказал.

— Обещали в разведотдел армии сообщить. Ты бы не выходил в траншею, здесь посидел. У меня новобранцев во взводе половина. Стрельнут с перепугу. Выпить хочешь?

— И поесть тоже.

— Организуем.

Игорь успел перекусить, как телефон зуммер издал. Лейтенант снял трубку.

— Девятый слушает. Да, да понял, обеспечу.

Положив трубку, сказал.

— Приказали обеспечить тебя охраной и в штаб полка доставить. Накинь, вернёшь потом моим.

И протянул плащ — накидку. Лейтенант вызвал двух бойцов, оба в возрасте за сорок, серьёзные дядьки.