Лютый зверь

У подворья боярина картина была один в один, что и вчера, разве только пьяных под забором прибавилось. Но сегодня можно, пусть дрыхнут. А как оклемаются, опять за чаркой потянутся. Оно и к добру, чем больше народу выпьет за здоровье молодых, тем те счастливее будут. На этот раз никто его останавливать не стал, наоборот, сразу же провели за ограду. Как же, ждем, проходи, мил человек, да прямиком на задний двор. А если быть точнее, то в сад.

Основная свадьба отгуляла еще вчера. Сегодня народ похмелялся, поэтому столы расставили в тени деревьев, чтобы голову не напекло и чтобы ветерок овевал захмелевших гостей. Да-а, если это похмелье, то совсем скоро все опять будут на рогах. Собрались-то лишь ближники, да только вино и мед льются рекой. И все в рот, лишь чуток проливается по уголкам губ. Нет, с такими темпами уж точно совсем скоро наберутся. Вон и Градимир, не доводилось его таким видеть. Пьян и весел.

А вот и Смеяна. Не СМЕЯНА. А именно Смеяна. Шевельнулось что-то вяло в груди, екнуло слегка и погасло. Вот, стало быть, кого воевода замуж выдает. Виктор прислушался к своим ощущениям. Никогда не подумал бы, что весть о свадьбе его первой, по-настоящему большой любви с другим ничего в нем не всколыхнет. Но вот не было этого. Спокойно как-то отнесся к происходящему. Что это? Смирился с тем, что у них разное положение? Или уж отболело? Да Бог его ведает, но не ноет — и все тут. Наверное, рана, нанесенная гульдами, все же до сих пор саднила гораздо сильнее, чем казалось.

А мужем-то у нее — Боян, заместитель Градимира. Отношения с молодым человеком у Виктора никак не складывались. Понятно, что дружбу им не водить: кто он — и кто простой десятник, да еще и с таким темным прошлым. Молодой человек очень уж щекотливо относился к вопросам чести, а потому невзлюбил Добролюба сразу и бесповоротно. Потом выяснилось, что десяток его подчиняется только воле воеводы, а ежели сам Вяткин хочет какое-либо поручение дать, то только через Градимира, никак иначе. И какому начальному такое понравится? Не складывалось у них, никак не получалось. Волков даже предположить не мог, как все обернется, если Смолин укатит куда, а на его место встанет этот боярич. Поедом съест, к гадалке не ходи.

Случайно встретился взглядом с невестой, и вдруг почудилось Виктору, что лик ее стал темен, а в глазах поселилась печаль. Да ну, бред. Только что сияла, а тут при виде него сразу расстроилась. Ерунда это. Просто вспомнилось что нехорошее. А возможно, слышала о том, кем он стал и сколько на его руках крови людской. Тут уж не по локоть, а по самую маковку испачкаться успел. Опять же уродство такое в светлый свой день увидеть. Вон и у Бояна настроение сразу ухнуло вниз. А кому захочется на своем празднике видеть того, кого терпеть не можешь? Но это не его ума дело.

Так. Веселье, пир горой. А его-то сюда звали за какой такой надобностью, да еще и при полной боевой справе? Похвалить за прекрасно проведенную операцию по уничтожению бандформирования? Как-то не к месту. Воевода, конечно, хмельной, но видно, что с головой дружит, и одно с другим путать ему пока рано.

— О-о, Добролюб!

Ты чего так радуешься, Световид, свет очей наших, словно игрушку любимую узрел? И чего так победно на внучку взираешь?

— Здрав будь, воевода, и вам поздорову, люди добрые.

А что он еще мог сказать?

— Ну что, Смеяна, сказывал я тебе, что ради любимой внучки все что угодно сделаю? Вон скоморох, о котором ты сказывала.

— Был скоморох, батюшка, да весь вышел, — вставил свои пять копеек Градимир. — Нынче это десятник посадской конницы, командир разведчиков Обережной.

Во как. Мало ли как склонил к службе, но своих людей сходный воевода никому давать в обиду не собирался.

— Это что же, и ухватки свои все растерял?

Виктор внимательно поглядел на воеводу. Нет, не издевается Световид. И никого не желает унизить. Хорошо мужику, вот как хорошо. Одно доброе событие за другим. Свадьбу любимицы справить еще не успел, а уж все купечество на пятую точку посадил, заставил репу чесать. Вот уж отыграется за каждый выпавший из плешки волосок! А Добролюба он и впрямь в веселом кураже призвал, что тут же и подтвердил:

— Вот, Добролюб, зашел у нас разговор о скоморохах, стали вспоминать всех подряд, а внучка моя и сказывает, что один ты всех их за пояс заткнешь. А коли был бы тут, то непременно подтвердил это забавами своими неповторимыми. А народ сомневается, мол, многое видывали, так что их и не удивить.

«Да чего ты на меня так смотришь?» — подумал Виктор с досадой. Вон уж и щеки горят от этого пристального взгляда. И отвернуться хочется, чтобы не видела она этой картины страшной. Ну да, страшен ликом, как чудище лесное. Ну и что, это повод рассматривать во все глаза эдакую диковинку?

— Ну так как? Удивишь народ? Тряхнешь стариной?

Спокойно. Ничего сверхъестественного. Ты для них чуть выше холопа. Можешь и отказаться, да только проку от этого мало, а вред очень даже может получиться. А потом ничего страшного не происходит. Напротив, по отношению к тебе проявляют верх уважения. Вон, Световид. Лично чарку наполняет и протягивает. Малость? Это с какой колокольни глядеть, если с местной — так почет великий.

Добролюб подошел и с поклоном принял подношение. После пригубил и поставил серебряный сосуд на стол со словами благодарности. Да только лик воеводы сразу помрачнел, а гости зашушукались. Но Виктор и не думал никого обижать. Нужно срочно разруливать, ведь это необходимость, а все воспринимают как неуважение к хозяину.

— Коли дозволишь, батюшка-воевода, я опосля допью до дна. Давно не занимался я потехами и вина давно не пил, боюсь, рука станет неверной. А тогда уж и представление для тебя и гостей твоих испорчу.

— Нешто ножички в ворога не метал? — с издевкой вопросил один из гостей. А вот этому плевать на Добролюба — скоморох и пыль под ногами. Но не для него он собирается давать представление.

— В ворога метнуть клинок проще, нежели то, что я хочу вам показать.

И показал. Не просто показал, а увлек гостей. Вытащил из-за стола, заставил самих метать ножи и подбрасывать яблоки, как шары. Бояре с хохотом, довольные собой, соревновались в ловкости. Не уставали и добродушно, от сердца, похлопывать десятника по плечу, отвешивать шутейные тумаки, многозначительно подмигивать, мол, эвон, а у меня что-то получается!

Показал и кое-какие ухватки из борьбы. Тут уж не выдержали те, что помоложе, — выбегали к Добролюбу, чтобы показать всем свою удаль молодецкую. Но все равно оказывались на земле под дружный хохот окружающих. Да и сами смеялись, как озорная детвора. Был один, что бросил хмурый взгляд на Виктора. Но тот только потешно пожал плечами и сказал: мол, зря он, что ли, не стал пить перед потехой? Трезвому повалить того, кто во хмелю, проще простого. При этом даже повинился слегка, отчего поверженный хлопнул ладонью по траве и признал правоту Волкова, от души рассмеявшись.

Только раз за все представление он бросил взгляд на Смеяну. Увидел, что та смотрит на него с задором и прыгающими в глазах бесенятами, совсем как тогда, когда он почти на этом же месте давал представление для боярина и его дворни. Перехватил он и взгляд Бояна, единственный хмурый и даже злой среди десятков взглядов, устремленных на него.

В обратный путь отбыли уже после полудня, когда Виктор сумел вернуться из гостей. После представления его перехватил Градимир, похвалил за службу и дал разрешение отдыхать до его возвращения в крепость. Прямо указал, что в самой крепости можно не находиться. Волков решил воспользоваться свалившейся на него свободой и провести пару деньков на постоялом дворе. Опять же нужно заняться новобранцами.

Два дня пролетели на одном дыхании, словно и не было в сутках двадцати четырех часов. Все это время из троих рекрутов планомерно выбивали дух. Нет, никто их не бил. Вернее, и это было, но в процессе, так сказать, разъяснительной работы, когда парням доподлинно объясняли, какую они совершили глупость, когда остались в живых да еще и согласились пойти под руку нового атамана. У них были все основания считать, что это какая-то новая форма пытки. Да и как иначе назвать эти беспрестанные занятия — бег и физические упражнения на грани возможного.