Пожизненно. Цитадель в огне

Даша кивнула Утборду. Зарысили к ручью.

Минимум сидел на песке и меланхолично болтал босыми лапами в прохладной воде. Даша осторожно села рядом, Утбурд пристроился с другой стороны, похлопал друга по плечу.

— Да что вы меня утешать вздумали? — прогундосил мученик. — В принципе, я ей был симпатичен. Не судьба, конечно. Я — боевой, а она… вот такая. Но она мне много чего показала…

— Мне не пересказывай, — поспешно сказал Утбурд. — У меня фантазия бурная. Еще возмечтаю.

— Так этого и не перескажешь, — Мин покосился на Дашу.

— Пошли, — сказала девушка. — А то уведут у нас когг.

— Слушайте, а там на нем точно никого не осталось? — с надеждой спросил полумирный. — Мне бы сейчас забыться в горячей битве…

Каменистый откос здесь раздвигал пальмы и подкрадывался прямо к океану — купаться вздумал. Дальше берег был еще сложнее: скалы, пальмы, снова скалы, громоздящиеся в нечто вроде крепостной стены. Несколько каменистых макушек-рифов торчали и в воде, омываемые белой пеной прибоя. Крикливо вопила, кружа над волнами, чайка или крачка — Даша еще толком не различала.

За рифами и волнами виднелся корабль. Довольно далеко. С пляжа он казался лоханью с нелепой палкой-мачтой. Лохань мило освещало заходящее солнце, но все равно доверия суденышко не внушало.

— Слушайте, а оно весельное или так, под парусами? — осторожно поинтересовалась девушка у пытавшихся разглядеть чудо здешнего судостроения Эле и дока.

— Парус там единственный, но довольно большой площади, — пояснил Дуллитл. — Не сомневайся, вполне солидное судно. Еще каких-то пять-шесть лет назад здесь о таких и не мечтали. Вон — парни в восторге.

Действительно, флотские разглядывали чарующий силуэт лохани и бурно спорили: из второго десятка постройки когг или все ж из третьего? Как можно различить какие-то детали на таком расстоянии, было решительно непонятно.

— Как-то странно, — сказал Костяк. — Если этот когг нормальный, то отчего брошен? Если дрянной, то лучше бы утоп. В смысле, без нас утоп.

— Да, что-то у меня колени заныли, — забурчал Утбурд.

— А ты когда компрессы ставил? — возмутился док. — Ревматизм в столь юном возрасте…

Даша вздохнула и пошла к мулам. Эле уже возилась, снимая вьюки с брошенных мореплавателями мулов.

— Сейчас мне думается, что путешествие морем не такая уж удачная идея, — заметила хозяйка. — Барка эта коггова вроде довольно крупная, а так — корыто корытом. Разве что с сараями по носу-корме.

— Я и сараев не вижу, — призналась Даша. — Вообще, Фейка сказала, что ничего об этом корабле не знает. Только что он здесь есть. Может, он совершенно негодный? Пойдем тогда в Скара, найдем нормальный корабль…

— Сомневаюсь, что наши разбойнички на чем-то лучшем плавают. Ишь, так слюни и распустили. Ох, задурила головы Фейка ваша.

Ночь выдалась беспокойной. Флотские благоразумно отложили исследование корабля до утра, но сами спать не могли. Орали у костра. Мин, прослышавший о возможном появлении морских чудовищных дарков, гундосил свое артиллерийское мнение. В итоге к шумному костру перекочевали и Костя с доком. Потом, поворчав и поворочавшись, туда же ушла леди-целительница. Даша села и сказала поднявшему голову Утбурду:

— Пойду заварю им настоя. Сколько можно глотки на сухую драть?

— Да уж, на близец тут заснешь, — согласился парень. — Пошли. Что-то этот морской прихват мне заранее не по нраву.

Бочечка развешивала отсыревшие плащи и жутко зевала. Как будто и не сопела всю ночь одна-единственная из отряда. Утром прошел короткий, но обильный дождь. Разведчики ушли к кораблю, не дожидаясь завтрака.

Сейчас все смотрели туда: Креп, Герт-Голыш и Крючок едва ли успели доплыть до корабля, но оставшиеся в лагере флотские не спускали глаз с моря и судна.

Даша сидела и мужественно возилась с кюлотами. Собственно, штанишки не так уж пострадали, но шов требовалось поправить. Вообще щеголять в обычных мужских закатанных штанах и в безрукавке, сооруженной из рубашки с отпоротыми рукавами, было довольно удобно. Штаны подпоясывала памятная серебряная цепь — за крупные звенья оказалось удобно цеплять ножны «боевого» кинжала. Цепь была и сама по себе приличным капиталом, да и талию недурно подчеркивала. За сохранность серебра (и талии) можно было не опасаться — ценности и пожитки флотских и лекарских давно перепутались, Даша только за особым тючком с «книгой» и картами приглядывала. Да и то ведь не тронут. Стойкое суеверие у пиратов к пожиткам товарищей — никогда не полезут, ибо несчастье накличешь этаким богопротивным воровством всенепременно. Вот если чужой кто попадется… Собственно, лекарские примерно так же рассуждали. Совсем одичали…

— Ты что там вздыхаешь? — поинтересовалась Эле, подправляя лезвие меча своим «особым» бруском. — От моря? Вообще, страшновато глянуть, это да. Столько водищи…

— Из меня морячка примерно как из тебя целительница, — жалобно сказала Даша. — Я, может, и справлюсь, но ведь подташнивает уже сейчас.

— Справишься, куда ты денешься. А чем я как целительница нехороша? Я уже привыкла. Пираты малость уважают, опасаются, что верную слабость нашлю.

— Они больше твоего клинка опасаются. Ты б хоть для вида иногда с лекарствами ковырялась. Собственно, импотенции они тоже побаиваются, поскольку в умения дока весьма верят.

Эле усмехнулась:

— Ну и какой смысл притворяться? Бродягам нашим все едино: с правой руки врежут, левой оторвут или наоборот…

Флотские заорали, Эле подскочила.

— Что-то рано шпионы обратно плывут.

Обессилевшие разведчики валялись на песке и жадно хлебали воду из баклаг.

— Худо, — наконец выговорил Крючок.

— Да уж догадались, — проворчал Лампус. — Что, пробоина?

— Нет, сидит на мели легко. С виду цел, — Крючок сел и принялся вытряхивать песок из волос. — Мы уж обрадовались. С юта конец полощется. Влезли на кастл [9]… А там мертвяки. И магия явная…

Взобравшись на борт, разведчики увидели труп. Ничего особенного в этом не было — и на кораблях, и на суше Крючок с товарищами видели немало смертей. Разведчики изъяли у мертвеца явно ненужный ему шеун и двинулись дальше. Настораживали пятна черной крови на палубе. Их было многовато. У борта обнаружился еще один мертвец — с содранной с лица кожей. Это уже было серьезнее — в Дисциплинарном Кодексе Флота подобные мрачные шуточки относились к «дарковскому дикарству» и не одобрялись. Потом разведчики увидели мертвеца-капитана. Этот стоял у штурвала. В роскошном дублете, с наградным мечом у пояса. С лица кожа до самых костей снята. Мертвяк улыбнулся гостям и рукой на мачту указал. Безмолвно, но понятно. «Живо паруса ставить, медузьи дети». Разведчики мигом решили, что втроем им с парусом когга не управиться, да и капитан как-то мрачноват. В общем, Крючок с товарищами решили, что разумнее отступить.

— Это что ж, вы на «Бродячем Шкипере» побывали? — после некоторого размышления вопросил Лампус. — Так «Бродячий», к вашему сведению, вообще драккар. И чего ему от Птичьего архипелага сюда тащиться? Мертвяков испугались, девчушки несмоленые?

— Обижаешь, — Крючок вытер рот. — «Бродячего» я у Кау самолично видел. Дважды. Чего его бояться? Мы тогда жертву принесли, никакого худа не случилось.

— Ты, Лампус, чего жухаешь? Мертвяки… — Креп сплюнул. — Да кого ими напугаешь? Бочечку разве. Там вся палуба в кровище. В черной. Ядовитой. Сразу видно, дарковская. Я вот пяткой влез, и клеился. Вот, гляньте… — моряк задрал ногу.

С пятки пришлось смыть налипший песок. Все столпились, разглядывая пострадавшую конечность. Пятка была мозолистая, вроде копыта. Но крови, ни черной дарковской, ни нормальной человечьей, видно не было.

— Смылась, — с некоторой растерянностью сказал Креп. — Плыли долго.