Война на Свалке

— Тысяча двести восемьдесят один. Тысяча двести восемьдесят два, — медленно, балансируя на грани между сном и явью, бормочет Чаг. — Тысяча двести восемьдесят три. Тысяча двести…

Что это? Чаг насторожился. Над головой снова что-то воет. Неужели «Дрозды» вернулись? Но нет. Это ветер. Конечно же ветер. Великий Создатель укрыл песком от глаз врага, а теперь послал непогоду. Завывание метели трудно с чем-либо спутать, ибо сколько их пришлось переждать во время бесконечных учебно-боевых рейдов. Можно выбираться.

— А чёрт, — тихо ругнулся Чаг.

Не смотря на расслабленное состояние, руки и ноги изрядно затекли. Стоит слегка пошевелить рукой, как миллионы острых иголок без малейшей жалости впились в ладонь. С ногами не лучше. Такое впечатление, будто стоишь на битом стекле.

Чаг, не обращая внимания на боль, подтянул под себя колени и поджал руки. Господи! Больно то как! Наконец Чаг приподнялся на четвереньки. Песок и камни ручьями потекли с борга. Зато противная тяжесть, что так долго давила на спину и грудь, быстро отпустила. Дышать стало легко и свободно. А главное — молчит детектор радиоизлучения. Значит, удалось таки выбраться из зоны действия радара.

Как прекрасен мир! Стряхнув с плеч остатки песка, Чаг выбрался на поверхность. Снаружи уже стемнело. Не видно ни «Дроздов», ни космических пехотинцев, вокруг усеянное большими воронками поле.

Подниматься в полный рост всё же не стоит. Чаг снова лёг на землю. Но… куда двигаться? Чаг, действуя на ощупь, подтянул к забралу правую руку и откинул клапан со встроенного в борг компаса. В потёмках ни черта не видно, но на магнитной стрелке и делениях на круглой шкале нанесены фосфорицирующие метки.

Та-а-ак… Север там. Значит восток вон там. Не поднимаясь, Чаг пополз прочь от Изумрудной долины. Позёмка укрывает завесой из сухого снега и быстро заметает следы.

Вот уж никогда не думал, что ползти в ночь, в метель, натыкаясь в темноте на камни и воронки от снарядов, превеликое удовольствие. Но так оно и есть. Лежать под грудой песка и камней, боясь шевельнуть хотя бы пальчиком, гораздо хуже. Чаг активно перебирает руками и ногами.

Как приятно быть живым, двигаться, шевелиться. Наконец Чаг рискнул подняться на ноги. Датчик радиоизлучения молчит, значат радара можно не бояться — отличная новость. А теперь вперёд и только вперёд.

Ориентируясь по компасу, Чаг прошагал всю ночь. Ближе к рассвету метель стихла. А, когда окончательно рассвело, удалось сориентироваться на местности и найти запрятанный в укромной пещерке «Ползун».

За ночь метель намела большой сугроб. Если бы не приметный камень в виде сдвоенного треугольника, то можно было бы легко пройти мимо и ничего не заметить. Пришлось поработать сапёрной лопаткой. Зато, трясущимися от волнения руками, Чаг заменил кислородные баллоны. Ещё бы пара часов и запросто можно было бы разделить участь задохнувшегося солдата. Закусив «похлёбкой», Чаг завалился спать.

Но… после стольких тяжких испытаний и потрясений сон не идёт. Чаг только понапрасну ворочается с боку на бок. На тренировках и то легче было. В пещере темно. Рядом, только руку протяни, стоит «Ползун» с двумя центнерами жизни. Главное — жив и невредим. Но… Один. Совершенно один.

Только ради того, чтобы командование Народной армии убедилось в наличии в Изумрудной долине Главного лагеря космического десанта, погибло четверо отличных парней, в том числе и Шнык, единственный и незаменимый друг. Ещё в детском садике рядом на горшках сидели. Сердце сжалось от невосполнимой утраты. А сколько ещё разведгрупп так и не дошло до Изумрудной долины, или не смогло вернуться? Полковник Курдан ни за что не скажет. Так стоило ли оно того?

Чаг в озлобленном бессилии перевернулся на спину. Вот что ему лично, рядовому Чагу… К чёрту! Гражданину Чагу Ратагу принесёт независимость? Если разобраться… ничего. Как был рядовым по жизни, так и остался бы им.

Под «эксплуататорской пятой Федерации Мирема» работал бы себе инженером по очистным сооружения широкого профиля и в ус бы не дул. Между прочим, инженер по очистным сооружениям очень популярная и уважаемая на Дайзен-2 профессия. А так самозванное Независимое правительство превратило его в рядового солдата, чья жизнь стоит недорого и которого вполне можно послать на безнадёжное задание. Насмерть, можно сказать.

Чаг тяжело вздохнул и снова перевернулся на левый бок. Как ни кинь, всюду клин. Зато под «эксплуататорской пятой» не пришлось бы убегать от 210 миллиметровых снарядов, лежать несколько часов подряд под грудой песка, а потом, словно зверь загнанный, всю ночь уходить на восток. Работал бы себе на очистных сооружениях, зарабатывал бы на жизнь не хуже большинства жителей Дайзен-2. А по выходным играл бы себе в войнушку в пэйнтбольном клубе и отмечал бы очередные «победы» вместе со Шныком в «Зелёной горошине», в маленьком уютном ресторанчике, которым владеют родители друга.

— Или уже не владеют, — вслух сам себя поправил Чаг.

С приходом Первого ударного столица колонии, некогда многолюдный и шумный город, превратилась в поле боя. Из распахнутых дверей «Зелёной горошины» уже более не доносится обалденный запах жаренной говядины по особому рецепту матушки Шныка. А по самой Гороховой улице уже невозможно пройтись без борга. Незаметно Чаг всё же уснул, словно погрузился в небытие.

Шорох и громкое сопение прозвучали словно раскат грома. Чаг моментально проснулся и схватил автомат. Указательный палец упёрся в спусковой крючок. В пещеру кто-то ломится. Прежде, чем лечь спать, Чаг засыпал вход, но теперь в маленькую пещерку вновь пробиваются полоски света.

Чаг перевернулся на живот. Неужели выследили? Гады! Тогда… Почему не пустили вперёд «Муравья»? На всякий случай Чаг всё же убрал палец со спускового крючка.

Между тем неизвестный залез в пещеру, но вдруг резко дёрнулся назад.

— Кто здесь?

Выразительно щёлкнул затвор.

— Шнык! Дружище! Живой! — вне себя от радости Чаг попытался вскочить на ноги, но только гулко припечатался шлемом о свод пещеры.

— Непоседа? — удивлённо воскликнул Шнык. — Ну ни хрена тебя не берёт! Я же сам видел, как тебя «Млада» накрыла.

— А вот и хрена! — Чаг выбрался из пещеры и сжал в объятиях старого друга.

Это надо же: тот, кого успел похоронить, жив! Цел! И даже невредим!

— Шнык, Шнык. Да как же так! Я ж тебя похоронил, — едва не плача от радости, признался Чаг.

— Так ведь и я тебя, дружище, тоже, того, успел, — чуть не всхлипывая, объяснил Шнык. — Сам же видел, того, взрыв.

— Рассказывай! Рассказывай! Как тебе удалось выбраться?

— А вот так и удалось, — Шнык отпустил Чага. — Я из зоны обстрела выбрался. Почти. Оглянулся… А и нет никого. Дальше рванул. В щель какую-то забился. Тут, к счастью, меня землей засыпало. Так и просидел, пока «Млады» нас утюжили, а потом «Дрозды» сверху поливали. Насилу ночи дождался и ушёл. Но отклонился сильно, часа три «Ползуна» искал. А как ты сумел выбраться?

— Да также, как и ты.

Чаг самым подробным образом рассказал, как тот самый взрыв не убил, а только сбил с ног и засыпал землёй. Как лежал в полузабытье и считал в ожидании ночи. Как потом выбрался и сумел дойти до «Ползуна».

Как бы не была велика радость от встречи, но они оба сильно устали. Шнык заменил кислородные баллоны, хлебнул «похлёбки» и завалился спать. В пустыне снова установилась отличная погода. Ни к чему маячить на поверхности.

Друзья великолепно отоспались, ещё раз перекусили, но… к наступлению ночи никто более так и не вернулся.

— Фартовые мы с тобой, — печально заметил Шнык. — Пошли давай. Если кто из ребят и выжил под снарядами «Млад», то у них всё равно закончился кислород.

— Пошли, — нехотя согласился Чаг. — Только давай, на всякий случай, оставим кислород и «похлёбку».

— Давай, — не стал возражать Шнык.

Едва окончательно стемнело, как друзья отправились в обратный путь. Всего через пару переходов они доберутся до Зоны № 2 и будут в безопасности. Цена десятиминутной записи на портативной видеокамере в кармане разгрузки Шныка — ровно три человеческие жизни.