Нечисти

– Видишь, это судьба. Дай отряхну. Не ушиблась?

– У-у, нет. Самую малость.

– А почему опять дождик под глазами? Пойдем-ка, я тебя все-таки провожу. Это как минимум. А как оптимум – перед сестрой отмажу и сманю на мосты. Ты говорила – на Третьей линии?

– Да, уже, считай, пришли.

За те несколько минут, что понадобились на дорогу, Марию словно окончательно подменили: она уже не улыбалась, не стреляла глазками, не спрашивала, да и вообще перестала поддерживать разговор; только слезы – Денису видно было сбоку – одна за другой, как да кап...

– Денис, пожалуйста, ну пожалуйста... Отойди...

– Поздно уже, я на звонок нажал.

– Какой звонок?

– Никакой, идиоматическое выражение. Открывай же скорее, а то мосты кончатся, пока мы тут спорим...

Денис поразился тусклому и невыразительному голосу девушки, она словно бы потеряла сознание, оставаясь при этом на ногах и с открытыми глазами, как сомнамбула.

Мария ткнула старомодным ключом в скважину, раз, другой, расковыряла наконец, повернула трижды, и дверь отворилась. Это была трехкомнатная часть старинной многокомнатной разгороженной квартиры в запущенном почти до разрушения доме, каких немало на Васильевском острове. Высокие потолки, узенькие коридорчики, уродливая планировка и ветхость, ветхость, которую не замазать тщедушными косметическими ремонтиками, не укрыть от посторонних глаз коврами и стенками... Иной жилец, в новорусское время поймавший за хвост жар-птицу той или иной степени упитанности, соблазнится на «евроремонт» и засадит в него «кучу бабла», как раз для того, чтобы обнаружить дорогостоящую тщету своих усилий: отдельно взятая квартира категорически не желает – ни протекать, ни перегорать, ни дымить, ни осыпаться... А весь дом ремонтировать за свой счет... Даже среди самых новых русских таких богатых дураков-лоховиков – не сыскать...

Денису не часто доводилось бывать у кого-либо в гостях, и ему всегда было интересно заглянуть в быт других людей. Жили здесь бедно, скудно... Но чем-то таким пахнуло из комнат, что сердце у Дениса замерло на миг... и разочарованно застучало дальше. Домом повеяло, что-то чем-то очень похожее, но только затхлое, дешевое.

– А почему свет всюду? – Денис понизил голос почти до шепота, сам не понимая зачем.

– Счетчик не работает, не жалко. Зато заходить не так страшно. – Денис удивленно глянул на девушку: фраза-то нормальная, житейская, но словно бы ее робот произнес... – Проходи в комнату. Прямо. Я сейчас.

Денис прошел, куда ему было указано, и уселся за круглый, покрытый несвежей скатертью стол. Комната – практически куб 4х4х4. Две двери, одна из коридора, другая куда-то в другую комнату. Окно... О-па! Она уже спит, сознание у нее закрыто от всего... Во рту сразу же пересохло. Интересно. Денис быстренько встал со стула. Да да, Ленечка, тоже чую. Сейчас мы форточку откроем, впустим Мора и...

Отворилась вторая дверь, и оттуда сначала выглянула женская голова, а потом уже показалась и вся фигура. Тетке было лет сорок, а то и больше, может быть и все восемьдесят. Хитрая старушечья улыбка явно предназначалась Денису, и облизнулась она, вероятно, на него же. Ростом она была с Марию, одета – куда как скромно: в белую ночную рубашку, сама вся жирная, рубашка в пятнах, седые волосы по пояс, как пакля, нечесаные. Жутко было Денису, но не страшно. Он круче, явно круче. Главное – не терять бдительности, а Морка потерпит. Тихо, птица! Через пять минут запущу.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, мой дорогой, здравствуй, золотко. А куда ты пошел, куда? Так и будем через стол разговаривать?

– А зачем вам ко мне подходить? Мы и так познакомимся. Мы с Машей буквально на минутку зашли, вас предупредить. Вы ее сестра, да? Меня Денис зовут.

– О, да ты не простой Денис. Ножки мне путаешь, препятствуешь. Видишь, а я все равно распуталась. Ну куда же ты, красавчик... Маша сейчас выйдет, садись за стол. Сейчас будет ужин.

– Огромное спасибо, но мы только что великолепно поужинали. С Машей. Под музыку... Вивальди... и Эминема... А вас как зовут? – Старая мерзость неожиданно оказалась гораздо сильнее, чем поначалу показалось Денису, но все равно – она была никем в сравнении с ним. Ты поужинать собралась, гадина, ну-ну... Пока ты на стол или под стол не прыгнешь – поводим хороводы. – Люся, да? А не Лизой, часом? А то все облизываетесь.

– Иначе меня зовут, иначе. На спинке у тебя нежить нежится, а сам ты живой, молочком, маменькой пахнешь. Я и с колдунами дело имела, все довольны остались... Стой. Замри.

– Вы, бабушка, как еретица какая! Голос у вас страшненький. И жарко тут; ничего, если я форточку открою?

Внезапно тварь остановилась, замерла, и Денис тоже вынужден был притормозить. Ну что, хватит, наверное... Ничего, он даже и спиной повернется, – Ленька на страже. А то уже Морка извелся там, за стеклом. И правильно: дисциплина и разум, пернатый, прежде всего. А стекло и любой дурак, любой булыжник высадить умеет...

– Настоящее. – Тенорок еретицы противно подпрыгнул и разлетелся по комнате скрежещущим хохотком. – Имя твое – Денис. Повелеваю тебе, раб мой, именем твоим: замри!

Денис споткнулся, шага не дойдя до окна, развернулся лицом к еретице, повел плечами. Тоненькие и неожиданно прочные нити заклятия натянулись больно и лопнули с мышиным писком, а старуху смяло пополам и невидимой волной откинуло назад, шарахнуло спиной и затылком об угол мебельной стенки.

– Да откуда же в тебе столько силы, свинья ты жирная?

Денис в считанные дни, пусть еще смутно и неуверенно, на ощупь, научился распознавать и использовать собственные и чужие магические возможности и сейчас тоже вроде бы неплохо все держал под контролем, но как тут не удивиться: не должно бы в ней быть столько прыти!

– А вот теперь ты замри! Скотина, гнилуха! Старая сволочь. Сучка! Ишь ты, имя ей понравилось! А знаешь, почему твой фокус не рулит? – Старуха молчала, спеленатая с ног до головы Ленькиной паутиной, хотя рот ее, по молчаливому повелению Дениса, остался свободным. – А потому, что еще мама с папой наградили меня тысячью тысяч имен и все они – настоящие. Ну-ну, не ворчи, Морочка, не каркай, я не нарочно. Все, все уже, не надо перышки топорщить, я же извинился. Видишь, тетя стоит, пыхтит, светится вся, как милицейская мигалка, это она виновата... На место, Мор!!! Ишь... Тоже мне анархист Сипатый, привык к самосудам, понимаешь... Это не для тебя, да и не для Леньки. Да что с тобой? Морка?

Птица места себе не находила. Глаза ворона полыхали багрово – и это было заметно даже при включенной люстре, когти то и дело стискивали плечо. Но это не знак угрозы. И не страх. И не голод. А, Морик? Ты чего такой?..

– Господин! Мой Господин! О, Господин!

– Это ты мне?

– Да! Умоляю, Преславный! К стопам твоим припасть! Я не узнала! О, как я ждала этого мига! Ты пришел к нам! О, мой Господин! Славьтесь вовеки, Ты и Пославший Тебя! Я верная раба твоя и пославшего тебя Всесильного Князя в обоих мирах! Повелевай мною, о Господин!

– Эй, бабушка!.. С чего это вдруг в тебе такие глубокие перемены? Только что облизывалась на меня, а теперь вдруг камлаешь?

– Прости, Господин! Знак Твой был сокрыт от меня... Прости, я верная раба Твоя и Отца твоего!

– Гм... Бог простит. А у меня другие планы, честно говоря... Да, а что Мария? Она тоже...

– Нет еще, мой Господин! Но совсем бы немножко, и я бы сама успела. Сил недоставало мне покинуть место, к которому была я прикована, и вот почему та, что считает и видит меня сестрою, исполняла волю мою, не ведая обо мне. Живую плоть приводила она ко мне, а я лишала эту Марию памяти, чтобы удержать ее подле себя и не лишиться пищи...

– Ой ли? Хватит... Верю.

Денис смотрел на синее пламя вокруг ликующего демона и уже еле сдерживался. Да, она не врет, эта отвратительная кикимора или кто она там по кадастру... Эта сила должна стать частью его силы. При чем тут жалость? Марию – да, ее жалко, а эту шкуру – нет. Что-то такое странное вокруг деется, сердце не на месте... И Морка с Ленькой необычно себя ведут, не так, не по событиям...