Хроники Эллизора. Трилогия (СИ)

   Нет, Леонард тогда не поверил услышанному.

   Во-первых, Савватий никогда не входил в число хранителей и поэтому не мог присутствовать на еженедельном торжественном собрании Высшего Совета Закона, на котором и происходило предписанное возглашение оригинального текста. А во-вторых, даже если бы Савватий и знал, что там возглашают с началом правления Анасиса, то с чем было ему сравнить возглашаемое? Откуда бы ему так хорошо знать оригинальный текст?

   Савватий не ответил Леонарду на его прямые вопросы.

   Он сидел за столом, нахмурясь, опустив голову, и не глядел в глаза своему дяде -- словно окаменел. В тот момент Леонард ещё не знал, что оригинал Закона исчез. У него не было оснований подозревать своего покойного брата и Савватия в том, что они могут иметь к этому исчезновение какое-либо отношение. Да, Леонард отнёсся к заявлению Савватия как к какой-то блажи.

   И только с годами Леонард понял, что его племянник был прав: дух Закона при Анасисе сильно изменился. И хотя сам Леонард понял это не сразу, теперь он обвинял себя в том, что смалодушествовал два с лишним десятилетия назад, не послушав Савватия. Быть может, если бы поверил и поставил бы на Совете вопрос о подлинности Закона, сейчас всё выглядело бы иначе. Но тогда, для начинающего хранителя, это предположение звучало слишком фантастично. Эх, теперь-то Леонард понимал, что один только Савватий изначально знал, что к чему, а единственным человеком в Эллизоре, кому он мог бы довериться, был Леонард -- и никто другой!

   Но Леонард тогда не внял! Или не захотел поверить? Струсил? Мысль об этом была для Леонарда слишком мучительна: неужели достаточно одному человеку проявить малодушие, усомниться, поосторожничать -- и в результате судьба целого клана, судьбы множества людей бесповоротно изменятся? Неужели так и впрямь бывает, неужели это возможно? Ну, положим, на судьбу целого клана или всего мира малодушие одного человека вряд ли может сильно повлиять. Но ведь очевидно, что это проклятое прошлое аукнулось не только для Леонарда, но и для его младшего сына Оззи с друзьями, для Беллы и ещё ряда людей, которых любил хранитель или благополучие которых зависело от него. Нет уж, Оззи, если тот ещё жив, Леонард не отдаст в жертву обстоятельствам! Пусть лучше погибнет сам Закон, нежели его любимый сын будет принесён ему в жертву!

   Тут Леонард невольно ужаснулся собственным мыслям, ведь Закон всегда превыше всего! Да... Но какой именно Закон? Тот ли это Закон, который, в самом деле, превыше всего? Все эти годы Леонард оправдывал себя тем, что, как ни крути, но Закон, даже такой, как он есть, охраняет и возвышает Эллизор среди других кланов. Но теперь это оправдательный мотив несколько ослабел уже хотя бы потому, что другая мысль была не менее сильной: а что если Эллизор возвысился бы куда в большей степени, если бы Закон остался неизменным, в изначальной силе? Очевидно же, что ныне Эллизор существует буквально чудом, не имея над другими кланами никакого превосходства -- ни в армии, ни в технической организации? Интересно, и долго ли это чудо будет продолжаться? Совсем не факт, что долго. Вряд ли тот же невероятно усилившийся в последние годы Маггрейд будет и далее терпеть рядом с собой маленький независимый Эллизор. Захват последнего Маггрейдом не более чем дело времени, так получается...

   Леонард вдруг обнаружил, что уже не сидит за столом, а стоит возле оконца тюремной камеры, а в руках у него остатки чёрствой лепёшки, которую он методично крошит на пол. Да, очень эта луна похожа на ту, что сопровождала давнюю встречу с Савватием, освещая их взаимное трагическое непонимание.

   "Одна надежда на Чужестранца!" -- подумал Леонард, явно не случайно он появился в Эллизоре, благодаря чему и вскрылся этот гнойник. И если все эти годы Эллизор существовал фактически чудом, то есть надежда, что появление Чужестранца будет тем самым чудом, которое и спасёт Эллизор. Ну, пусть хотя бы не спасёт в одночасье (нелепо надеяться только на чудеса), но, быть может, укажет выход, поможет выйти из тупика.

   Нет, завтра на суде Леонард будет действовать решительно и не позволит, как прежде торжествовать ложному пониманию Закона!

ГЛАВА

ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ЯКОВ СОБИРАЕТСЯ

ДЕЙСТВОВАТЬ

   С утра Деора возобновила сборы в дальнюю дорогу. Хотя она ничего пока не сказала сыну, Яков сразу всё понял и не смог сдержаться. В первый момент Деора не желала обсуждать эту тему, но когда Яков дал понять, что слышал вчерашний разговор с Анасисом и теперь тоже знает Главную тайну Закона, она тяжело вздохнула и сказала:

   -- Ну и дурак же ты! Зачем тебе эти тайны? Вот теперь посуди сам: что бы там ни произошло сегодня на суде, кто бы ни победил, разве потом в Эллизоре потерпят, что есть два человека -- ты и я, которые знают Главную тайну и при этом не являются хранителями?!

   Эта простая мысль окончательно сокрушила Якова. Он смотрел на суровое лицо матери и понимал, что сейчас она как никогда права. Теперь им точно нет места в Эллизоре, в их родном доме, привычный уклад вещей нарушился, а впереди -- изгнание, в котором самому Якову будет вовсе не сладко, так что его былое недовольство своим положением, его стенания на свою многотрудную жизнь могут показаться детским лепетом на весенней эллизорской лужайке. Казалось бы, совсем недавно он думал, что изгнание может стать даже полезным, что настоящей магии в Эллизоре не научишься, однако пока ещё не окончательно утвердился в этом. Не так легко полностью оторвать от себя то, к чему привык за всю свою, пусть и короткую, жизнь. Не каждый бывает в одночасье готов к изгнанию.

   -- Ну, что стоишь столбом! -- завершила вразумление Деора. -- Ты всё собрал в дорогу?

   Яков молча повернулся и ушёл в свою комнату, где пару раз пнул рюкзак, но несильно, без особого гнева, потому что это был и не гнев, а так, пустяки, мелкое раздражение. Настоящий гнев слишком большая ценность, чтобы разменивать его на дурацкое пинанье рюкзаков. Настоящий гнев должен найти способ воплотиться в мести, в страшной мести! Да, Яков не мог так просто уйти из Эллизора, смирившись с собственным поражением. Взять и уйти, вовсе никак не отомстив! Если же это произойдёт, то Яков окончательно перестанет самого себя уважать. Что ж, одна идея уже приходила в голову, но Яков отгонял её, потому что уж слишком это рискованный способ мести! Но других-то вариантов всё равно пока нет! А без риска ничего стоящего и не бывает, как мудро заметили древние...

   Пробыв около часа в своей комнате, Яков, наконец, услышал, что мать куда-то вышла из дома и, собрав всё своё мужество, отправился в подвал к Скунсу.

   Все хранители и члены Высшего Совета Закона собрались без опозданий: в зале повисла такая тишина, какой Главный хранитель не мог припомнить за все годы своего пребывания у власти. После вчерашнего сеанса магии у Деоры Анасис чувствовал себя иначе, чем после всех предыдущих: такое ощущение, что он преодолел некую солидную дистанцию и постиг нечто, что теперь отделило его от всех других людей. Вот только вопрос: не является ли эта дистанция марафонской, после которой тот бегун, что положил ей начало, падает замертво? Нет, скорее наоборот, думал Анасис, теперь мне ничего не страшно, настоящая магия всё-таки сильна, ведь что было бы с ним, Анасисом, если бы не помощь Деоры, подумать страшно! Не исключено, что он не смог бы вовсе присутствовать на процессе, лежал бы разбитый параличом, а скорее всего, мог бы уже сыграть в ящик.

   "Теперь я совершенно новое существо, -- продолжал размышлять Главный хранитель, -- теперь я сверхчеловек, не иначе... Весь этот профанный мир -- ерунда, не более чем материал... С этим миром можно поступать, как с глиной или пластилином -- лепить из него всё, что вздумается... Как я раньше этого не понимал? Многие думают, как бы под этот мир подстроиться, как бы прийти с ним в определённое согласие или гармонию... Какая чушь! Зачем подстраиваться под этот мир, когда нужно перестроить его под себя, вот и всё! Это же элементарно, господа! А все беды из-за того, что настоящая магия под запретом! Нет в Эллизоре простора настоящему магизму, какое это всё же упущение... Но ничего, дайте срок и... те мелкие перемены, что произошли четверть века назад, покажутся, так сказать, цветочками, совершенной ерундой по сравнению с теми ослепительными возможностями, которые открываются в будущем!"