Отмщение

Наконец оживают и танки. Будто отряхиваясь от спячки, стальные исполины взревели, заворочались. И ничего не противопоставит! Из оружия у штурмовиков только трофеи патрульных - почти без патронов...

Стволы пушек качаются, жадно высматривая вокруг добычу. Десантники невольно жмутся к корпусам, держатся за поручни. Машины ревут, начиная неуклюже ворочаться на месте - то ли отыскивая дерзнувших, то ли надеясь задавить.

Тупик. Пат. Путь вперед, в здание перекрыт плотным огнем противника. Уйти невозможно - бронированные хищники тут же растерзают. Но и на месте оставаться нельзя. Нет спасения - только отсрочка. Если не будет помощи - с воздуха ли, с земли - всё кончено...

Секунды ожидания тянутся, бьют по нервам. Холод хлещет в лицо, постепенно затихающий азарт сменяется тревогой. Секунда за день, секунда за год. Скольких седых волос она стоит? Скольких непрожитых жизней?

Звуков почти не слышно. Но нельзя не заметить рушащуюся с неба черную тень. Юрий невольно задрал голову. Машина белой окраски, с красными крестами на боках и на днище тяжело опускается. Винты ходят все медленней, все неохотней. По обшивке то и дело ударяют пули, высекая искры. Запрокидывая борт на сторону, заставляя отплевываться, отдуваться вначале сизым, а потом и черным дымом. В паре метров от земли машина обреченно клюют носом и рушится вниз - нечем и некому держаться: всё стекло на стороне пилота щедро перепахано отверстиями, пройдено узором трещин. Но нет... Есть силы для последнего удара. Будто молот на наковальню обрушивается машина на ближайший танк. Проламывая, продавливая броню, выворачивая башню.

Удар о землю отзывается в каждом десантнике - будто сердце подскочило к горлу. Кажется, даже булыжники нервно заворочались в насиженных гнездах. А машину уже охватывает, обнимает огонь: облизывает жаркими крыльями борта, виснет на покореженных лопастях

Между тем на край площади вырывается и многострадальный фургон. Отчаянно виляя, подрагивая на брусчатке рвется к зданию. Прикрываясь от огня танков поверженным покорителем небес. Который, как оказывается, ещё вовсе не повержен: пинком распахнув дверцу - так, что та даже слетела с креплений и жалобно громыхнула о камни, - наружу выпрыгивает одетая в камуфляж девушка.

Юрий не узнал её. Даже не обратил внимания, говоря по правде - только крикнул нескольких ближайших штурмовиков на разгрузку. Неладное полковник почувствовал только когда заметил, как метнулся назад Роберт, чудом уклонившись от доброго десятка выстрелов. Рванулся напрямик, чтобы заключит девушку в объятья. "Господи! Неужели?! - не веря воскликнул про себя Фурманов - Алиса?!"

Чемезов, заслоняя девушку спиной, не отрываясь вглядывался в милое сердцу лицо. Которое он потерял так глупо, так жестоко. Которое уже никогда не ожидал увидеть. И вот теперь неожиданно, невероятно она вернулась. Здесь и сейчас. Рядом. Забыв обо всем, майор трепетно, робко провел ладонью по растрепанным волосам, жадно вдохнул дурманящий запах шелковой кожи, утонул в глубине настежь распахнутых глаз.

Алиса смотрит испуганно, растерянно. Весь мир разом выцвел, исчез. Остался лишь возникший из ниоткуда Роберт. Как, отчего, зачем - смешно и неважно. Главное - он здесь. И можно вечно ощущать тепло возлюбленного на волосах, на лице, на шее. Стараясь удержать миг, девушка придержала ладонь, прильнула. Ни на миг не отрывая взгляда от застывших напротив глаз...

Юрий, окутанный вязким временем, только и мог смотреть, как посреди кипящего боя двое отреклись от мира, ушли от всего. Тревога жгучим бичом прошлась по сердцу. Холод рванул нутро. На губах уже возник предостерегающий крик. Родился и тут же смолк. Бессильный, жалкий, ненужный...

Как ни хороши снайперы - их мало, всего двое. Было мало, потому что ради взлома опорного пункта у парадного, не стали - не смогли - заботиться о собственном прикрытии. И уже через несколько секунд погибли. Теперь, расплачиваясь за внезапность удара, немцы ответили: охотники с верхних этажей и открытых площадок били метко, наверняка...

Свинец с неба ударил щедрой россыпью, алчно. Снайперы противника особенно тщательно старались выцелить выжившую с вертолета, ища удовлетворения, мести. Роберт не мог видеть, не мог слышать, как хлещут вокруг свинцовые иглы. Но мудрое сердце предупредило об опасности. И, открытый со всех сторон, майор сделал единственное, что мог: крепко обнял Алису, вжимая в себя, стараясь закрыть, сберечь, защитить.

Юрий видел, как после первого удара, последовал второй. С бессильной мукой наблюдал, как в спину друга одна за одной вонзаются пули. Вонзаются, пригибая к земле, сгибая, подламывая. И лишь сильнее охватил ужас, когда те же жадные кусочки свинца ударили о мостовую за спиной Алисы. Щедро орошая заснеженные камни новой живой кровью... Такими Фурманов и запомнит их: крепко обнимающих друг друга. Потому, что в следующий миг отвернется. Чтобы продолжать начатое.

Штурмовики, чудом укорачиваясь от выстрелов, выволокли из задымленного, искореженного нутра вертолета слабо сколоченные ящики. Вынесли почти все, заплатив ещё несколькими жизнями. Не ожидая приказа, ближайшие взломали доски. Первым оружие и броню перебросили засевшим у дальнего танка. Затем разобрали сами.

Добровольский между тем прорвался вплотную. Остановив иссеченный, развороченный местами фургон борт к борту рядом с центральным танком. Через задние двери прапорщик выпрыгнул наружу, выталкивая следом ещё несколько ящиков.

- Не нужно! - отрешенно, механически выкрикнул Фурманов. - Вперед, вперед!

И, громыхнув десятком гранат, волна штурмовиков покатилась дальше - к мраморным ступеням и декоративным колоннам. Под защиту широкого козырька подъезда. В спину наступающих толкнул мощный врыв. Следом - ещё один. Обернувшись, Юрий увидел два чадящих танка с развороченными бортами и несколько черных покореженных кусков металла на месте фургона. Добровольский, заметив взгляд, крикнул:

- Я, товарищ полковник, доработал кое-что. На всякий случай... Вот и пригодилось. А для второго хватило ящика с взрывчаткой. Не бросать же зря...

- Хорошо, спасибо... - мрачно кивнул Фурманов в ответ.

Залегшие за ступенями штурмовики методично выковыривали рассыпавшихся по парадной немцев.

- Некогда! Время! - прикрикнул Юрий, кивнув Гуревичу. Офицеры ни на секунду не забывали о расквартированной в здании караульной роте. И тем более - о расквартированной в городе дивизии.

Внутрь полетели отчаянно дымящие заряды. Защитники отчаянно заметались, послышались панические выкрики. Ещё бы не понять, что это. Парадный холл почти мгновенно наполнился густым дымом.

- Пригнуться! - на всякий случай скомандовал Юрий, крепко вжимаясь в гранит. Хотя предупреждение, безусловно, лишнее. Кому как не десантникам разбираться в термобарических бомбах?

Следом грянул взрыв. Задние закачалось, дрогнуло - будто рябью пошло. Нутро подъезда вспыхнуло, закипело белым сиянием. Ударная волна, разбившись о колонны, швырнула наружу щедрой дланью брызги стекол, металлические осколки, жар и чад. Едкий дым ожёг глаза, на губах мерзко хрустнула каменная крошка. Внутри сплошная завеса пыли, мечется тут и там жестокое пламя в поисках пищи.

"Нельзя ждать... Время!". Первым приподнявшись над защитой изъеденных выщерблинами гранитных ступеней, Фурманов крикнул во всё горло: "Вперёд!"

Волна закипела, поднялась - и хлынула дальше. Плечом к плечу, сжимая твердо автоматы с примкнутыми штыками. И этими штыками штурмовики проложили дорогу: всякий, кто имел несчастье возникнуть в густой пелене цементной пыли, получал удар закаленной сталью.

Крики, стон раненных, липкая кровь под ногами вперемешку с грязью. Неприцельная стрельба наугад вырвала из рядов штурмующих ещё нескольких бойцов, прежде чем успели пробиться к лестнице.

Поднявшись на пролет, Фурманов скомандовал:

- Троим остаться здесь, укрепиться на этаже. Главный - прапорщик Добровольский...