Ностальгия

жащий жучок камеры наблюдения пролетает над нами и Марта, улыбнувшись на прощание, срывается с места. Мелькая своим симпатичным округлым задиком, затянутым в бело-синий фирменный комбинезон: раз-раз, раз-раз, синий-белый, синий-белый, она спешит к следующему клиенту — здоровенному двухэтажному рейсовому автобусу.

Движение на шоссе сегодня не слишком плотное, так что я решаю рискнуть и веду “Секундо” вручную. Нет ничего лучше ощущения скорости, когда машина чутко отзывается на прикосновение к педали. Я обгоняю тяжелый трейлер, подрезаю истошно сигналящий семейный “Крайслер” и вырываюсь на скоростную полосу. Движок утробно урчит, разгоняя обтекаемую торпеду до разрешенных двухсот сорока километров. Встречный ветер шелестит над моей головой тугою волной. Я обожаю скорость и с удовольствием добавил бы еще, но чертова автоматика, настроенная на ограничения округа, ненавязчиво душит мой порыв — педаль вдавливается в пол вхолостую, без видимого эффекта. Редкие перелески — жалкие остатки некогда царящих тут субтропических джунглей, пролетают мимо, чередуясь с невысокими зелеными холмами и яркими пятнами рекламных щитов у обочины. Крохотные озерца с голубой водой брызжут в глаза солнечными искрами. Шоссе уходит к горизонту ровной, идеально прямой струной, автоматы четко выдерживают положенную дистанцию между машинами на соседней полосе так, что кажется, будто все они едут на параде, и все вокруг такое яркое, зеленое, чистенькое, подстриженное, прямо-таки до невозможности лубочное, так что я невольно давлю в себе порыв швырнуть за борт пустую банку из-под колы, чтобы хоть чем-то разбавить неестественность пейзажа. Впереди, среди холмов, возникает и ширится белая полоска, она быстро превращается в нестерпимое сияние, которое, по мере приближения, начинает переливаться всеми цветами радуги — Зеркальный город полностью оправдывает свое название. Я с сожалением касаюсь сенсора автопилота.

— Конечная точка — бар “Треска”. — Говорю я машине, и скорость сразу падает, мы сходим с крайней полосы и плавно вливаемся в поток законопослушных граждан.

Через пять минут я уже качу в плотном уличном потоке по многоярусным развязкам Зеркального.

— Мне как обычно, Сэм, — говорю я бармену, усаживаясь на высокий вертящийся табурет.

Бармен, крепкий пожилой еврей по имени Самуил, с улыбкой кивает мне, наливая бокал своего чудесного холодного светлого пива. Настоящего, сваренного из ячменя и хмеля, а не пойла, синтезированного за час при помощи ведра подслащенной воды и брикета закваски из желтых водорослей. В баре почти пусто. Лишь скучает у стойки с полупустым стаканом минералки в руке отчего-то грустная Лейла — девушка для плотских утех, да какой-то расплывшийся клерк за столиком торопливо поглощает жареного цыпленка. Лейла, почувствовав взгляд, с надеждой поворачивается ко мне, и смотрит вопросительно своими черными глазищами, но я с извиняющейся улыбкой качаю головой, и она снова грустнеет, утыкаясь в стакан.

Сэм включает визор и я расслабленно потягиваю пиво,