Правила игры без правил (сборник)

Они начали громко выяснять, почему не включен кондиционер, кто спит во время дежурства, куда исчезает туалетная бумага, а я не торопясь извлек из стопки дело Джеджера и небрежно пролистал его. К шумной перебранке я не прислушивался, это все дешевый театр, балаган. Кто бы сомневался, что вызов Пита кончится подобным образом.

— Вот что, — сказал я, когда они замолчали, — нам не помешает осмотреть и изолятор. Он где у вас — на втором?

Я был уверен, что директор сейчас лихорадочно придумывает, как не допустить меня к изолятору или отвлечь внимание от Джеджера. Если он объявит Пита остроинфекционным больным, тогда он последний дурак. И вообще, что бы он ни сказал — не в его пользу. Послать-то он за ним послал!

Директор глянул на часы и со словами «В изолятор, так в изолятор» поднялся с места. Пупер кинулся открывать ему дверь, но директор оттер его в сторону и вежливо пропустил меня вперед.

Миновав холл второго этажа, мы пошли широким коридором. На стенах висели репродукции чего-то классического: люди, кони, батальные сцены… Высокие двустворчатые двери. Сквозь матовое стекло доносился смех, кто-то декламировал стихи пронзительным голосом. Пупера не было видно, он исчез еще на первом этаже. Мы свернули в узкий переход и вышли у спортзала. Оттуда шел металлический лязг, перемежаемый глухими ударами.

— Опять на палках сублимируют?

— Нет, — улыбнулся директор, — сегодня они работают на снарядах.

Я приоткрыл дверь. В центре зала стояли два сооружения, похожие на младших братьев той штуки, что мокла на спортплощадке. Из двух групп по пять человек одновременно выбегали два подростка, бежали наперегонки и, подпрыгнув на трамплине, врезались с разгона прямо в эти… снаряды.

Сооружения угрожающе содрогались, доски качались во все стороны, автомобильные покрышки раскачивались бредовыми маятниками, тросы скрипели и хлопали по доскам.

Невысокий парень ужом проскользнул меж досок, оттолкнулся от одной покрышки, нырнул под вторую, повис на секунду на тросе и, соскочив с противоположной стороны, побежал обратно под одобрительные крики своей команды. Второй бежал назад, чуть прихрамывая.

— Забавные у вас снаряды!

— О! Если бы вы приехали летом, было бы на что поглядеть! К сожалению, зал небольшой, много инвентаря лежит на складе. Но и сейчас ребят от занятий оторвать невозможно. Кстати, вы читали статью Коэна о содержании делинквентной культуры?

Я ограничился невнятным движением головы.

— Мы подавляем беспричинную враждебность ко взрослым или просто «не своим» исключительной целенаправленностью их деятельности. Не говорим: делай то, не делай этого, и ты будешь преуспевать. Они сами видят — если сегодня выточат ствол, то через неделю смогут пострелять, если выучат урок по химии, то смогут завтра заняться пиротехникой. Это не просто реализация схемы «стимул — реакция» и не явное поощрение, просто они знают, что, пропустив ступень, они не смогут сделать следующего шага. С каждым приходится работать индивидуально. А денег на это…

Я слушал его невнимательно. Пока мы шли по коридору, он жаловался на мизерность дотаций, на трудности, а я пытался связать увиденное и услышанное с тем, что ни один из выпускников школы не вернулся к родителям и нигде не зарегистрирован. Ни в трудбюро, ни в полиции. И еще я гадал, кого мне сейчас предъявят вместо Джеджера.

Мы остановились у стеклянной перегородки с большим красным крестом на белом круге. Стекло толстое, с синеватым отливом. Как на патрульных машинах, такое обычной пулей не пробьешь. Кого они боятся?

А сейчас — особое внимание! Если не будет прямой опасности, то расследование я проведу сам, а если возникнет прямая угроза… Тогда стоит сорвать с зажигалки верхний колпачок и нажать на кнопку, как из Долины поднимется двадцатиместный «сикорский» с полным боекомплектом и окажется здесь быстрее, чем они успеют сообразить, куда спрятать мое тело.

На той стороне показалась фигура в белом халате, стекло ушло в стену.

— Это наш доктор, — представил директор.

— Приятно, — буркнул доктор и сунул мне руку.

Доктор мне не понравился. Небритый брюнет с колючим

взглядом. «Такой вкатит какую-нибудь гадость и не поморщится!» — опасливо подумал я.

При этом не вынимал левую руку из кармана, поглаживая колпачок зажигалки.

Пит на допросах нес полную околесицу, но одно слово он часто повторял. Это слово — «изолятор». Может, они здесь делают лоботомию или глушат воспитанников химией, делая из юных хулиганов примерных граждан? Бог в помощь, но только в рамках закона.

Доктор провел нас к белой двери. Рядом с ней возвышался здоровенный санитар. Прислонившись к стене, он задумчиво чесал нос, игнорируя наш приход.

— Предупреждаю, — сказал доктор, неприязненно косясь на меня, — мальчик не совсем здоров после нервного срыва, лучше с ним не разговаривать.

— Что вы, доктор! — ответил я. — Это чистая формальность.

Он что-то буркнул, постучал в дверь и вошел. Мы с директором последовали за ним. На кровати лежал парень, при нашем появлении он сел. Я, не глядя на него, осмотрел помещение.

— Все в порядке, — сказал я, — вопросов нет, спасибо, доктор, — и словно невзначай глянул на парня.

В следующую секунду я только героическим усилием воли удержался от черной ругани. Его можно было назвать двойником Джеджера, если бы не свежий шрам на носу, заработанный им четыре дня назад в нашей конторе, когда он пытался сунуть мне в глаз мою же авторучку. Это был Пит Джеджер в натуре, а не какая-нибудь дешевая подделка, как сказал бы старина Бидо.

Вначале я подумал, что он меня не узнал. Но я напрасно обольщался. Пит вскочил, вытянулся во весь свой дурацкий рост и радостно завопил:

— Привет, капитан! И вы здесь?

Доктор равнодушно смотрел в окно, а директор со слабым удивлением приподнял брови. В какой-то миг померещилось облегчение в его глазах, но мне было уже на все плевать!

Я медленно полез в карман, вынул из потайного клапана служебную карточку и с непонятным самому себе злорадством сунул ее директору под нос.

Ползунок ночной лампы я довел до конца, теперь волосок едва тлел. Повернувшись с боку на бок, а затем приподняв и опустив ноги, я аккуратно запаковался в одеяло. В комнате было прохладно, кондиционер так и не включили.

Завертываться в одеяло меня научил Гервег. Давно это было… Мы вляпались по уши в дерьмо со вторжением в одну пропитанную нефтью маленькую республику. Перед высадкой на нас напялили форму гвардейцев бывшего правителя, и команды по радио отдавались на местном наречии. Впрочем, толку от этого было немного. Нас быстро прижали к дюнам и прошлись сверху истребителями, которые, к большому удивлению уцелевших, оказались не старыми развалинами, а «миражами» последних моделей. В бараках мы пробыли меньше года. Кормили сносно, на обращение тоже нельзя было жаловаться, только вот восточная музыка изводила с утра до вечера. Потом нас сдали частям ООН, погрузили в лайнер, и через две недели мы топтали столичный асфальт. Цветами нас не встречали — только родственники да кучка демонстрантов с бранью по нашему адресу на плакатах.

Компенсацию я быстро проел, а в Бункере вежливо объяснили, что работой они не обеспечивают, а пока я валялся на нарах, мне вычитался стаж за недоблестное поведение. С гуманитарным образованием и с таким проколом в послужном списке в госведомства я смело мог не соваться. Очереди в трудбюро отпугивали за три квартала, с курией связываться не хотелось, да и выходов на нее у меня тогда не было. А тут вдруг у Гервега дядя оказался крупным чином в полицейском управлении, и это решило все. Я плюнул на большие надежды, подаваемые в замшелых стенах «альма-матер», и оттрубил два года на курсах переподготовки Управления. Потом меня заметил Шеф, выделил, взял на стажировку, два удачных дела — и меня зачислили в штат.

Я почти согрелся, но никак не мог заснуть. Теперь здесь знают, кто я, и безопасность, следовательно, возросла. После принятия Закона о Возмездии убийства и подозрительные несчастные случаи с сотрудниками федеральных органов сошли практически на нет. Несколько показательных акций быстро утихомирили тех, кто не уважал закон и носителей закона. Поговаривали, правда, что под горячую руку перебили немало и законопослушных граждан, но потом извинились и откупились. Издержки трудных времен. Зато пока я здесь, мне ничто не грозит, да и на обратном пути тоже. Если над школой зависнет бронированный двухвинтовик и даст ракетный залп, то мало кому понадобятся оружейные мастерские и спортзал. Разумеется, все это при условии, что они не в номерном квадрате. Но кто меня пустит в квадрат?!