Правила игры без правил (сборник)

— Ребята заправили вашу машину, — сказал директор.

Ага, в смысле, пора, мол, тебе и прощаться.

— Спасибо, — ответил я.

Интересно, чем они ее заправили, далеко ли я уеду и что от меня останется, когда их заправка сработает?

— Теперь ряд мелочей…

— Каких еще мелочей? — резко спросил директор.

— От силы пять — десять минут, оформим акты ревизии и все. В конце концов я тоже не хочу задерживаться.

Директор Юрайда нахмурился. Ему явно не хотелось говорить со мной о чем бы то ни было. По всей видимости, он считал, что я просто тяну время. Тем не менее решив, очевидно, что так от меня проще отвязаться, предложил пройти в его кабинет и подождать, когда покончат с разгрузкой.

Ладно, пусть будет так.

Я не стал беспокоить старину Бидо. Директор мог вернуться не один, а афишировать связи с курией небезопасно, если нет численного перевеса.

В кабинете за директорским столом сидел Пупер и рылся в бумагах. Увидев меня, он расплылся в улыбке, кивнул, сгреб все в ящик стола и попятился к двери, чуть не опрокинув кресло.

Сев на его место, я дождался, пока он закрыл за собой дверь, и отколупнул «кнопку». Не оставлять же на память! Интересно, почему здесь любой вхож в кабинет директора и может свободно шарить в его бумагах?! Я выдвинул верхний ящик и наугад взял несколько листков. Платежные бланки.

Черт, кажется, я сглупил в разговоре с директором. Какие там еще акты ревизии, если ревизор я липовый? Впрочем, директор вроде бы не обратил на это внимания.

Два раза на селекторе загорался вызов, но я проигнорировал. Потом я рассмотрел его тщательнее. Оказалось, это добрый старый телефон с приставкой, а не внутриведомственный многоканальник. Может, у них есть прямая связь с Долиной?

Недолго думая, я набрал номер местного отделения. Трубку взял дежурный. Уже хорошо. Я назвал свой код и столичный номер. Через несколько секунд меня соединили с конторой. Из моего отдела на месте никого не было, а секретарша нелюбезно ответила, что начальство работает дома. С женой на диване, добавила она. У Шефа трубку никто долго не снимал, потом взяла его жена. Минуты три ушло на пустую светскую болтовню. Я нервничал, директор мог войти в любой момент. Наконец она позвала супруга.

Шеф удивился моему звонку и спросил, не произошло ли чего-нибудь, требующего немедленного вмешательства. Нет, нет, заверил я, все более или менее в порядке (здесь я мысленно выругался). Как скоро, спросил Шеф, я думаю возвращаться? Как получится, ответил я, думаю, что скоро. Шеф помолчал и спросил, как я себя чувствую.

Он был уверен, что линия на поводке. Было бы странно, если бы телефон не прослушивался. На вопрос о самочувствии я разразился тирадой, в которой со смаком описал состояние печени, желудка и предстательной железы. Пусть слухачи гадают, что я имею в виду. Шеф тоже задумался над моей бессмыслицей, потом хохотнул и пожелал удачи.

— Еще один вопрос, — успел сказать я до того, как он собрался положить трубку, — что, в книжке у Лучника насчет меня ничего интересного?

Опять молчание. Шеф кашлянул и спросил, правильно ли он меня понял. Разумеется, ответил я, все, наверно, в ажуре, но на всякий случай хотелось бы уточнить. И если не трудно, то желательно сейчас.

Шеф передал трубку жене, и пока старая кошка молола языком, я, хихикая и поддакивая в нужных местах, гадал, скоро ли вернется директор и что меня дернуло спросить о реестре. Интуиция, что ли? Те несколько сотен номерных квадратов были в основном правительственными гадючниками, нашпигованными новейшей или выдаваемой за новей- шую'смертоубийственной техникой. Ее тщательно оберегали от глаз честных налогоплательщиков, на чьи деньги, кстати, все это было сработано и которым, как я полагаю, плевать хотелось на нее. А кому было интересно, тот мог все в самом лучшем виде разглядеть или даже сфотографировать на память со своих спутников слежения.

Жена начальника умолкла на полуслове, в разговор с параллельного телефона вмешался Шеф.

Он сообщил, что по моему возвращению даст команду секретарше готовить на меня бумаги, что я засиделся в капитанах и пора расти дальше. И что мне надо срочно сворачивать дела и выезжать прямо сейчас, потому что время не ждет. Когда же я, похолодев, спросил, почему меня не предупредили, он резонно ответил, что самому надо заботиться о пределах своей деятельности. И положил трубку.

К своему удивлению, я вдруг понял, что во мне нет страха. Теперь, когда я знал, что Закон о Возмездии не распространяется на квадрат школы и не важно, кто тут ворочает — правительство, разведка, курия или все хором дружной семейкой, я получил свободу рук. Вернее, ног. Шеф будет с меня пылинки снимать и на себя перекладывать, он ведь тоже ковал мое поражение.

Встану сейчас и тихо удалюсь, не хлопая дверью, пока они разгружают туалетную бумагу. Портфель, правда, остался в комнате, но портфель не стоит заупокойной мессы. Пусть останется на память Бидо. Да вот, еще с Бидо… неудобно покидать, не попрощавшись, но ничего не поделаешь. Я в эти игры не играю. Ставки не те и правил я не знаю. Пусть Бидо меня простит, если выберется без ущерба. Не знаю еще, как меня выпустят его головорезы. Грузовик они пропустили… в школу. А из школы?

Я медленно поднялся с директорского кресла и замер стоя. Что за бред! Даже если мы с Шефом вели себя как последние недоумки, то куда смотрела курия? Итак, Шеф направляет меня на очередное дело. Причем не важно — сам направляет или по чьей-то наводке. Затем Бидо возникает из тьмы и входит со мной в контакт. При этом все благополучно забывают свериться с реестром номерных квадратов! Ну, пусть я обычно беру дело без расспросов, пусть Шеф, утомленный после секретарши, забыл посмотреть карту. Но чтоб курия совалась туда, где ей делать нечего?! А если они решили, что могут здесь поживиться, то мне ни к чему торчать между двумя дорожными катками. В конце концов мое начальство нынче велело оперативно уносить ноги. Правила хорошего тона требуют моего намека старине Бидо на то, что мы моемся чужим мылом и пора тихо оставить этот гостеприимный уголок, пока нами не занялись костоломы посерьезнее его гвардейцев. Но если Бидо знает, на что идет, и сочтет меня дезертиром, то вправе будет поступать по законам военного времени. Нет, сейчас не до приличий. К тому же я его сюда не звал, да и в одиночку выбираться легче.

Я снова опустился в кресло. При мысли, что надо красться мимо комнаты, в которой затаился Бидо, пробираться сквозь двор и кордон, возникали разнообразные «но», непонятная досада мешала действовать.

Обидно было уезжать, ни в чем не разобравшись. Я оказался в постыдной роли человека, которого крепко взяли за нос и водили по комнатам со словами: «Хотите на дурака посмотреть?» — а потом дали пинка под зад. Да провались они в самую глубокую и зловонную дыру, зачем мне лезть в их делишки, если нет состава преступления? А если есть — тем более! Я не идеалист. В наше время быть идеалистом не только глупо, но и опасно. Мне бы только добраться до своей конторы и взять тихое дело с пальбой, поножовщиной, заурядным насилием, не прикрытым бронированным щитом правительственных организаций или организованной преступности.

К черту все, ухожу! Я выбрался из-за стола и пошел к двери, но тут в кабинете объявился директор Юрайда. Усевшись на свое место, он озабоченно подвигал туда-сюда бумаги, потом поднял глаза.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы покинули нас с превратным мнением о нашей работе, — сказал директор.

К чему это он? Я плюхнулся в кресло перед столом, озабоченно глянув на часы, мол, все это мне до груши и вообще пора раскланиваться.

Директор тактично улыбнулся. Улыбку можно было расценивать как поощрение моей игре либо как насмешку над моими ужимками. А может, и так и этак. Плевать, козыри у него на руках, так что игра пока его!

Он сгреб оставшиеся на столе бумаги в ящик, минуту молча сидел, затем сильно потер нос, извинился и, вывалив бумаги обратно, стал перебирать их по одной. Я без всякого интереса следил за его манипуляциями, переводя взгляд с бумаг на лицо, с лица на телефон… Жаль, что я не спросил у Шефа, как этим ребятам удалось забрать Джеджера. Быстро они его заполучили, без бумажной волокиты и канители с оформлением. Странно. Я хорошо знаю молодцев из канцелярии, им даже если сам президент скомандует, и то неделю будут тянуть и согласовывать.