Космический марафон (сборник)

По комнате расхаживал властного вида седоусый мужчина.

— Вы тот самый Армстронг, который нам позвонил? Быстро соображаете. Мы выехали сразу и все равно опоздали…

— В чем причина? — осведомился Армстронг.

— Пока не могу сказать. На первый взгляд он протянул ноги без чьей-либо помощи. Вскрытие покажет. — Он оценивающе взглянул на Армстронга. — Когда покойный разговаривал с вами, он был чем-нибудь взволнован, испуган, показался ли он вам обеспокоенным?

— Нет. Ничего подобного, насколько можно судить по экрану. — Армстронг недоверчиво посмотрел на труп. — Совсем еще молодой парень. Наверное, меньше тридцати. Странно, не правда ли, когда такие молодые люди вдруг умирают?

— Вовсе нет, — усмехнулся полицейский. — У нас такое случается каждый день. — Он перевел взгляд на вошедшего в комнату товарища.

— В мясной фургон, кэп? — гаркнул тот с порога.

— Да. Тащите его отсюда. Ничего интересного тут больше нет. — Он снова повернулся к Армстронгу: — Если вас интересуют результаты вскрытия, могу позвонить. Вы говорили, Гринвич 5717?

— Верно.

Полицейский капитан проявил легкое любопытство:

— Вы родственник?

— Нет. Я консультировался с ним по одному техническому вопросу. Меня аж передернуло, когда он вот так, прямо на полуслове…

— Пожалуй, кого угодно передернуло бы. — Капитан помахал шляпой, мрачно обвел глазами комнату и небрежно натянул ее на голову. — Хотя нам не привыкать, — добавил он и вышел.

Армстронг направился в «Геральд» и, вызвав Билла Нортона, предложил позавтракать в небольшом уютном кафе, славившемся необыкновенными бифштексами.

Первое слово он произнес только после того, как проглотил все, что заказал.

— Мэндл мертв. Сыграл в ящик, когда говорил со мной. Паршивый трюк — так надуть, когда разговор еще не окончен.

— Бывают трюки еще паршивее, — сообщил Нортон. — Однажды один парень вдруг взял и спятил в тот самый миг…

— Давай без репортерских воспоминаний, — перебил Армстронг. — Просто я теперь в каком-то дурацком, подвешенном состоянии. Я подозреваю, что Мэндл действительно что-то добыл, и хочу знать что.

— Увы, слишком поздно. — Нортон мрачно и равнодушно кивнул. — Время течет, вспять не повернет. — Он перевел взгляд на свою тарелку: — Спасибо за бифштекс, дружище.

— К черту бифштекс! — Стол заскрипел, когда Армстронг ухватился сильными руками за его края. — Чего стоил Мэндл? Кем он был в своей науке — настоящим ученым или выскочкой?

— Можно спросить у Фергюсона. Он редактор по науке, и он взял ту статью. И раз он ее взял, значит, Мэндл был серьезной фигурой. Может быть, его слова когда-нибудь даже высекут на камне. Ферги специализируется на последних новинках в науке и сам так учен, что покупает этот ликер не квартами, а литрами.

— Кажется, ты говорил, что он не пьет?

— Ну, ты же понимаешь, о чем я говорю. — Зевая, Нортон вежливо прикрыл рот ладонью. — Он малость не от мира сего.

— Слушай, Билл, сделай доброе дело, а? У меня нет контактов со всеми этими изобретателями слоев, и я начинаю об этом жалеть. Расспроси Фергюсона о Мэндле. Мне это нужно. Это плюс имя и адрес любого другого здешнего парня, которого он считает достаточно толковым, чтобы подобрать то, что уронил Мэндл.

— Ты так говоришь, будто тебе грозит потеря денег.

— Мне грозит потеря семи новых и чертовски дорогих игрушек. В том числе уникальной камеры. Помимо прочих хитрых штучек в корабле Куин захватит с собой пятидесятифунтовую камеру, которая отснимет многометражный цветной фильм. Это обошлось мне в двести тысяч баксов, но зато я приобретаю права на прокат фильма о путешествии на Марс. Это просто одна сплошная головная боль, но если я не получу фильм, половина моего состояния вылетит в трубу. — Он на миг задумался. — Я многое ставлю на кон, хотя шансы не равны, и я не хочу заведомого проигрыша.

Нортон ухмыльнулся и сказал:

— Поэтому ты хочешь быть уверенным, что Куин вернется национальным героем?

— Именно! Не говоря уже о том, что я не хочу, чтобы Куин поджарился. — Армстронг посерьезнел. — Он сумасброд — как любой из тех, кто считает, что к Марсу можно промчаться пулей, в то время как дорогу еще надо расчищать. Но мне он нравится. Даже если он потеряет камеру и все остальное, я хочу, чтобы он вернулся обратно, не подпалив штанов.

— Очень мило с твоей стороны! — Нортон встал, похлопал себя по животу, отдуваясь. — Прямо беда с этими космическими катастрофами. Слишком далеко от нас. А что далеко — то неинтересно. Не мог бы ты уговорить Куина хлопнуться где-нибудь поближе? И заодно, скажем, снести Эмпайр Стейт Билдинг?

— Если ему суждено навернуться, надеюсь, он сделает это прямо на притон дядюшки Джо, где днюет и ночует вся твоя кровожадная репортерская братия.

Нортон рассмеялся:

— Ладно! Налущу на тебя Ферги. Тогда и позвоню.

— Хорошо бы тебе поторопиться. Заказав вторую чашку кофе, Армстронг задумчиво отхлебывал из нее маленькими глотками, глядя в спину удаляющегося Нортона.

— Событие, повторившееся столько раз, не может быть случайным, — заявил Мэндл. — Это — явление, которое говорит о существовании какого-то закона. Логично, ничего не скажешь. Одна и та же комбинация иногда выпадает раз за разом, об этом знает любой игрок в кости, но вряд ли она выпадет семнадцать раз подряд. Мэндл что-то разнюхал… но что? Закон? Какой закон? Чей закон?

Армстронг устало прикрыл глаза. «Чей закон?» — как глупо! Все равно что «Кто виноват?». Типично русский вопрос. Физические законы — не плод человеческого ума, они такие, какие есть, и альтернатив нет. Так называемые социальные законы — всего-навсего этические соглашения, которые запросто изменяются в зависимости от места и времени действия. Никакие человеческие указы и постановления не могли взорвать одиннадцать кораблей на расстоянии больше сорока миллионов миль. Нет, конечно, нет. Ответственность за случившееся несет нечто, находящееся далеко за пределами этого мира.

За пределами этого мира? А что за его пределами? Именно это и пытались обнаружить те корабли. Именно это должна заснять его суперкамера. Как бы то ни было, в одном можно быть уверенным твердо: в новых мирах таятся новые законы.

Или новые люди пользуются новыми законами…

Или старые люди пользуются старыми законами…

Хмурясь от того, куда завели его мысли, Армстронг допил кофе и направился к выходу. В дверях, уловив в зеркале свое отражение, он остановился и некоторое время изучал собственные черты. На широком смуглом подвижном лице ясно выделялись серые глаза, и это создавало впечатление твердости, надежности и… обыденности.

— У какие у тебя большие зубы, бабушка, — произнес Армстронг. Отражение оскалилось и ответило: — Это чтобы легче съесть тебя, моя дорогая! — Слишком я расфантазировался, — пробормотал он сокрушенно. Хотя именно благодаря фантазии появились суперкамера, солнечный компас и другие идеи, в тот момент он был чересчур зол на себя, чтобы отдать ей должное. — Пора образумиться!

Последнее мрачное замечание стало пророческим, хотя Армстронг об этом не подозревал. Первым раздался звонок от Нортона.

— Ферги говорит, что Боб Мэндл в последнее время считался одним из самых многообещающих астрофизиков. К его теориям присосалась толпа народу. Я видел у Ферги последнюю статью Мэндла. Там целая прорва безумных рисунков и формул, а речь идет о каких-то кривых Мэндла, которые хитрым способом взаимодействуют с другими каракулями — фигурами Лиссажу. И это взаимодействие якобы доказывает, что фотоны имеют массу покоя. Лично мне абсолютно наплевать; есть у фотона масса покоя или нет. Но Ферги считает, что эта статья — серьезная заявка на открытие чего-то там такого-эдакого.

— А как насчет остальной информации? — напомнил Армстронг.

— Ах да! Ближайший аналог Мэндла — профессор Мэндл.

Армстронг продолжал терпеливо смотреть на экран и, встретив наконец взгляд Нортона, коротко рявкнул:

— Повтори!

— Единственная здешняя светлая голова уровня Мэндла — профессор Мэндл. С моим телефоном все в порядке. Что-то не так с твоим?