Охотник на звездном снегу

Крастия почувствовала взгляд Лекса, зыркнула на него пронзительно-синим глазом, тряхнула гривой ядовито-красных волос и угрожающе шевельнула лошадиной челюстью — мол, чего выставился, старший велит? Лекс поспешно отвел глаза, сделав вид, что обратил на нее внимание случайно.

Да-а… такие тут девахи. Эта еще не самый худший, кстати, вариант: в десанте служат такие монструозные подруги, что только держись. Они то ли от рождения с заклиненной наглухо башней, то ли набирали их в психушках, но факт остается фактом: в Лексовой центурии из девяноста человек — пять женщин (слава Девятнадцати, не в его деции), и каждая, с позволения сказать, дама при поступлении во Флот сделала себе радикальную мастоэктомию (вроде так это дело называется) — то есть, по простому говоря, отрезала на фиг собственные титьки. Страшное зрелище, надо признаться — Лекса аж передернуло, когда он вспомнил, как в душе нос к носу столкнулся с таким вот чудом природы: стоит нечто плечистое, рукастое, мышцастое, ногу оттопырило — лобок себе бреет, причем явно женский. А сосков нет — только тонкие шрамы у подмышек. Ужас.

Ребята из деции потом долго смеялись над его остолбенением и сообщили, что настоящих боевых подруг он еще и не видел: эти пять подавали рапорт о переводе из армии в Корпус Амазонок, да не прошли по конкурсу, и решили идти в Охотники — все-таки элита, а вот в Корпусе служат по-настоящему эмансипированные особи, и вот на тех лучше совсем не смотреть.

Нет, страшное это дело — освобожденная женщина.

Так что на корабле особо не разгуляешься. А вот на Забдицении, говорят, полный оттяг: младший велит здоровяк Нумерий Галлиен, расторопный, толковый и незлой парняга, родом с индустриальной Вируны, рассказывал, по своей привычке почесывая в рыжем затылке, что на этой самой Забдицении на пару-тройку сотен денариев можно бухать неделю в неплохих кабаках, жить в приличном отеле да девиц менять по нескольку раз на дню: а если не обращаться в меретрикс-сервис (то есть к телочкам по вызову), а снять местную свободную (в обоих смыслах — с этим в Республике строго) гражданку, то может получиться совсем весело и небанально, поскольку женщины военных просто обожают: мол, любая юбка саму себя с готовностью приподымет, как только завидит мужчину в форме. Сам Галлиен, правда, на Забдицении не был, а только много слышал о ней от мужа сестры, легионера, однако он был уверен, что любой Охотник заткнет за пояс в плане успеха у женщин любого армейского солярика.

«Что ж, ему виднее. А я проверю», — подумал Лекс.

«Сиванар Эфит-Лутс» опустился в гражданском порту, а не в военном: все-таки официально боевых действий Республика не вела, с Церийской Империей недавно подписали мир, поэтому на Забдицении все было спокойно.

Лекс, чувствуя себя немного неловко в непривычном парадно-повседневном легком камуфляже (без бронекомбеза как голый!), вышел из подъемника на бетон и посмотрел в небо не без некоторой внутренней дрожи. Все-таки первая его другая планета… вообще-то девятая, поправил он сам себя, но небо предыдущих восьми виднелось только в визоре боевого скафандра или, в лучшем случае, в линзе прицела.

Первая мирная планета.

Над космодромом висела ночь. Между здоровенными мерцающими звездами шустро пробиралась местная луна. Воздух пах недавним дождем, свежестью, незнакомыми, какими-то южными, что ли, растениями, немного — нагретым металлом, и вообще в нем было что-то такое волнующее, манящее и завлекающее…

Кто-то дружески хлопнул Лекса по плечу. Полгода назад от такого шлепка он бы по меньшей мере покачнулся, но сейчас старший велит республиканских Звездных Охотников заматерел и накачался.

— Ну что, Волк, о чем задумался? Не робей, фратер-венатор, пошли гульки гулять и бабульки тратить…

Лекс обернулся: Галлиен и Флавий Фритигерн, еще один боец из их деции, скалили зубы и расправляли плечи — первый здорово смахивал на прибалта (больше, пожалуй, на латыша — такой же выпрямленный и жесткий в разговоре), второй же был очень похож на итальянца: невысокий, пониже Лекса, черноволосый, сухощавый и смуглый. Кроме того, Фритигерн единственный в центурии носил усы (а-ля мафиозо в видении Ф. Ф. Копполы).

— А где остальные? — спросил Лекс, с удивлением наблюдая за тем, как подъемник с легким шипением втягивается в брюхо крейсера.

— А?.. — произнес Фритигерн, обернулся и недоуменно пожал плечами. — Не знаю. Похоже, на ночь глядя выпустили только нас троих. Как особо отличившихся.

Действительно, центурион Цирценс после Гифия во всеуслышание объявил, что их деция первой пойдет в увольнение, а они трое — первыми из первых.

— Давай шевелись, — поторопил Фритигерн. — Не терпится пощупать эту Забдицению… я, кстати, вообще не слышал, что кто-то из Охотников здесь бывал. Ну, пошли, что ли?

— Пошли, пошли, — буркнул Лекс и машинально поправил кобуру с сороказарядным «аполлионом».

Галлиен хмыкнул.

— Да не хватайся ты за ствол, не в джунглях… Забудь. Сегодня, как и следующие восемь дней, мы просто отдыхаем, — неторопливо сказал он.

Ага, забудь, подумал Лекс, втянув ноздрями пахучий ночной воздух и спускаясь вслед за приятелями в подземный туннель. Полгода, можно сказать, спал с оружием в обнимку, ни на корабле, ни на планетах с ним не расставаясь…

Он вспомнил, как на Аскалоне сидели они после боевых в городе, в полуразрушенной башне… мятежников-иллергетов, как доложила разведка, не было в радиусе сотни километров, ребята, дожидаясь катера, расслабились, достали выпивку, которую прибрали в разбитом магазине, побросали автоматы, благо декана рядом не было… а сам он сидел в углу, дрожа крупной дрожью, и спиртное почему-то никак не хотело лезть в горло: полчаса назад Лекс впервые убил человека, очередью в упор превратив его голову в подобие разбитого об асфальт арбуза…

Лекса не вырвало, как, говорят, это обычно бывает, но в уме у него крутилась, как заведенная, только одна мысль: кто сказал, что мозги серые, они очень даже розовые, с прожилками и косточками от. Они не серые, кто сказал, они совсем не серые. Только косточки от.

…он смотрел на елозящий кадык рекрута Тетрика, по которому текла струйка желтоватого вина, а слово «серые» корячилось и распухало в его мыслях, становясь уже не серым, а каким-то багровым с просинью: оно стучало в уши, желая выйти, но застряло в самый неподходящий момент, и торчало там до той секунды, когда было выбито напрочь небесным звоном, родившимся в мозгу: очередь из порохового пулевика прошла над плечом, разорвала горло Тетрику — тот моментально рухнул навзничь, будто по нему грохнули гигантским молотком, — разбила бутылку — и стеклянная крошка по стенам, — а дальше пошло-поехало: рекруты скачут под пулями, пытаясь расхватать собственное оружие, а два иллергета стоят возле дверного проема и от живота поливают Охотников.

Но длилось это всего пару секунд, потому что рекрут Лекс, падая на спину, выхватил из незаблокированной кобуры свой «аполлион» и засадил по две пули каждому иллергету точнехонько в забрала бронешлемов.

После этого Лекса уже не мутило и он не дрожал. И с тех пор с «аполлионом» не расставался. Даже ночью клал под подушку — такой вот пунктик. Над этим никто не смеялся. Как и над тем, что Лекс смотреть не мог на арбузы.

Выйдя из туннеля, Охотники прошли через главное здание космопорта — Лекс только глазами по сторонам водил да челюсть волевым усилием придерживал: какое все здоровенное! и яркое! и люди! женщ-щины!.. — и попали на стоянку такси. К ним моментально подплыл, распахнув дверцы, гравикар — роскошный «эс-фе» последней модели, такие Лекс видел в голографическом журнале.

— Ну что, говори, куда ехать, — пихнул Фритигерн Галлиена. — Стойла меньше уровня «прим» нас не интересуют.

Галлиен по своему обыкновению почесал в затылке.

— Насколько я помню, — не спеша сообщил он, — Косс рассказывал, что весьма хорошим здесь считается отель «Брак». Во всяком случае, муж сестры там останавливался.