Варшава и женщина

норовили соблазнить его, тем ли, иным ли способом.

Пока дело касалось только вожделений плоти, брат Готье успешно отбивал все поползновения этих дьяволиц. Но затем явилась одна дама, сумевшая так сильно задеть душу брата Готье, что весь он словно бы уподобился морю, взволнованному до самого дна. Против такого влечения ничего не мог он поделать, ибо душа его в тот же миг, как он увидел эту даму, утратила девственность, и потому брат Готье настрого запретил даме приходить к святому Сильвану.

Та удалилась в слезах и сильном отчаянии, а брат Готье, пылая гневом, ворвался к святому Сильвану, подбежал к могиле и вне себя закричал:

– Коли сохранилась в тебе хоть капля совести, негодный старик, то отныне прекрати творить свои чудеса! Ибо от них куда больше вреда, нежели пользы, и в нашей святой обители теперь не продохнуть от зловонных крестьян и развратных женщин! А если ты не оставишь своего, то, клянусь утробой матери, которая родила меня на свет, – я выброшу твои нетленные мощи в клоаку!

Святой долго не отвечал, а потом вдруг сказал глухо:

– Э! Видать, какая-то красавица не на шутку задела твое сердце…

Брат Готье зарыдал и пал перед святым на колени, крича:

– Что мне делать, святой Сильван? Как поступить?

И тут впервые за несколько сотен лет терпеливый святой впал в настоящую ярость.

– Будь я молод и жив, – захрипел он из гроба, – полюби меня юная красавица, – да разве стал бы я лежать как труп, с истлевшими глазами, с руками, бессильными прижать к себе ее горячее тело? Совсем ты глуп, как я погляжу, Готье!

Получив такое напутствие, брат Готье опрометью бросился бежать подальше от монастыря. Он достал себе другую одежду, скрыл капюшоном тонзуру и разыскал свою даму, которая от горя и тоски по возлюбленному места себе не находила. Брат Готье пал к ее ногам, испросил у нее прощения и добился согласия дамы стать его женой. И в тот же день оказала она ему величайшую честь, какую только женщина может оказать мужчине.

Они купили лошадей, и припасы в дорогу, и все необходимое и направились в Марсель, где и намерены теперь поселиться.

Все это молодой монах рассказывал прерывающимся голосом, а его дама тем временем плакала от страха.

– Ну и ну! – произнес Гуго Лузиньян. – Каких только чудес не бывает на свете! Вы очень неосмотрительны, красавица, – повернулся он к даме, – раз решились бежать с этим голодранцем. Но если вы назовете мне свое имя, я попробую помирить вас с вашими родными, дабы те подыскали вам хорошего подходящего мужа. А этого монаха гоните взашей – вот совет человека, знающего мир!

– Клянусь небом, лучшего мужа, чем я имею, мне не надобно! – ответила любовница монаха.

– Коли так, то не умрете ли вы оба с голоду, когда приедете в Марсель? – заботливо поинтересовался Гуго и убрал кинжал.

– Вы очень добры, – сказала дама, – но мы обо всем позаботились заранее.

– О, голод нам не грозит! – поспешно воскликнул брат Готье. Видно было, что ему хочется похвалиться своей предусмотрительностью перед этим