Лебединая песнь. Последняя война

Будто красота в мире еще не умерла.

Он пальцами провел по колосьям и указательным пальцем обвел изумруд размером с большое зернышко миндаля.

— Такой зеленый, — прошептал он. — Такой зеленый…

Ему почудился чистый свежий аромат соснового леса. Он держал в руках бутерброд-пастрами на ржаной лепешке, политой жгучей горчицей со специями. Как раз такой, какой он любил. Изумленный, он посмотрел вверх и увидел вокруг себя видение зеленого леса и изумрудных лугов. Рядом с ним был лед, в котором стояла бутылка вина, и бумажный стакан, полный вина, стоял возле руки. Плетеная корзинка для пикника перед ним была открыта, и она была полна еды. Я во сне, подумал он. Боже мой, я сплю с открытыми глазами.

Но тут он увидел свои руки в волдырях и ожогах. На нем все еще была красная пижама и меховое манто. На ногах все еще были крепкие черные та — почки с крылышками. Но боли он не ощущал, и солнце было ярким и теплым, шелковистый бриз ерошил сосновый лес. Он услышал, как хлопнула дверь автомобиля. В тридцати футах от него стоял красный «Тандерберд». Высокая улыбающаяся молодая женщина с кудрявыми каштановыми волосами шла ему навстречу, транзистор на ее плече наигрывал «Дым щиплет твои глаза».

— Лучшего дня и не придумаешь, не правда ли? — сказала молодая женщина, перевешивая радио на другой бок.

— О…

Да, — ответил Арти, оглушенный. — Думаю, что да.

Он никогда раньше не дышал таким чистым свежим воздухом. И этот «Тандерберд»… Боже мой! — подумал он. На заднем крыле «Тандерберда» качалась антенна. Он вспомнил теперь эту тачку. Это был лучший, быстрейший автомобиль, какой когда-либо был у него, и…

Подождите минутку, подумал он, когда молодая женщина подошла. Постойте! Что за черт!..

— Пей вино, — предложила женщина. — Разве тебя не мучает жажда?

— А…

Да. Ага, меня мучает жажда.

Он подхватил стакан и в три глотка выпил вино. В горле у него пересохло от жажды. Он налил еще стакан и с такой же жадностью выпил снова. И тут Арти взглянул в нежные голубые глаза женщины, увидел ее лицо овальной формы и узнал ее, но это не могла быть она! Ей было девятнадцать лет, и они снова были на том самом пикнике в тот день, когда он сделал ей предложение. — Ты разглядываешь меня, Арти, — сказала укоризненно она.

— Извини, это просто… Я имею в виду, что ты опять молода, а я сижу здесь как французский фраер в красной пижаме. Я имею в виду…

Все это — не правда.

Она нахмурилась, как будто не улавливая, о чем это он говорит.

— Ты ведешь себя глупо, — решила она. — Тебе не нравится сэндвич?

— Конечно. Конечно, нравится.

Он откусил от него, чувствуя, как тот тает у него на языке, во рту у него был кусок пастрами и, если это было не во сне, то это был самый чертовски вкусный сэндвич, какой он когда-либо ел! Он налил себе третий стакан вина и жадно выпил его. Сладкий чистый запах соснового леса наполнял воздух, и Арти глубоко вдыхал его. Он разглядывал зеленый лес и луга и думал:

— Боже мой! Боже мой! Как хорошо быть живым!

— Все в порядке?

— А?

Этот голос ошеломил его. Он моргнул и увидел лицо Сестры в волдырях. Стеклянное кольцо все еще было в его руках.

— Я спросила, с тобой все в порядке? — сказала она. — Ты глядел на эту вещь с полминуты, просто сидел и разглядывал.

— О!

Арти увидел костер, лица Бет и латиноамериканки, разрушенные стены здания. Не знаю, где я только что был, подумал он, но теперь я вернулся. Ему почудилось, что во рту у него остался вкус пастрами, горчицы со специями и вина, все еще бывшего во рту. Его желудок был теперь полон и он больше не испытывал жажды.

— Ага, со мной все в порядке.

Он дал волю пальцам еще минуту поиграть со стеклянным кольцом, потом вернул его Сестре.

— Спасибо, — сказал он.

Она взяла его. На мгновение ей показалось, что от него пахнет — чем это? Ликером? Но тут слабый аромат исчез.

Арти Виско откинулся назад и отрыгнул.

— Можно мне подержать его? — попросила ее Бет. — Я буду осторожна.

Она взяла его у Сестры, а латиноамериканка через плечо любовалась им.

— Оно что-то напоминает мне. Что-то, что я видела, — сказала она. — Хотя и не могу вспомнить.

Она вгляделась в сверкающие внутри искорки топаза и бриллиантов.

— О, Господи, вы знаете, сколько это может стоить?

Сестра пожала плечами.

— Думаю, что несколько дней назад это стоило кое-каких денег. Теперь я в этом не уверена. Может стоит нескольких банок еды и консервного ножа. Может коробки спичек. Самое большое — кувшина чистой воды.

Воды, подумала Бет. Уже прошло больше суток с тех пор, как она пила имбирное пиво. Во рту ее пересохло как в пустыне. Глоток воды, только глоточек, было бы так чудесно.

Пальцы ее вдруг погрузились в стекло.

Только теперь это было не стекло, это был поток воды, бежавший над разноцветными камешками. Она вытащила руку, и капли воды, как бриллианты, стекли с кончиков пальцев обратно в бегущую воду.

Она почувствовала, что Сестра смотрит на нее, но была уже далеко от этой женщины, далеко от катастрофы, разразившейся над городом вокруг них; она ощущала присутствие Сестры, но это было так, будто женщина была в другой комнате волшебного дома, к которому Бет только что нашла ключ от входной двери. Прохладный поток воды издавал приглашающее журчание, протекая над многоцветными камешками. Тут не может быть так много воды, текущей прямо по моим коленям, подумала она, и на мгновение поток забурлил и стал исчезать, превращаясь в туман, испаряясь от испепеляющего солнца — логичности. Нет, — захотелось ей. Еще рано! Вода продолжила бег, прямо у нее под руками, из ниоткуда в никуда.

Бет опять погрузила в нее руки. Такая прохладная, такая прохладная! Она набрала немного воды в ладонь и поднесла ее ко рту. Она была вкуснее, чем стакан «Перье» или чего-либо другого, что она когда-либо пила. Она снова испила из ладони, а потом наклонила голову к потоку и стала пить из него, а вода омывала ее щеки продолжительным поцелуем.

Сестра подумала, что Бет Фелпс впала в какой-то транс. Она увидела, что глаза Бет вдруг остекленели. Как и Арти, Бет неподвижно всматривалась около тридцати секунд.

— Эй, — сказала Сестра.

Она протянула руку и похлопала Бет по плечу. — Эй, что с тобой?

Бет подняла взгляд. Глаза ее прояснились.

— Что?

— Ничего. Думаю, что пора нам немного отдохнуть.

Сестра стала убирать назад стеклянное кольцо, но латиноамериканка резко вцепилась в него и отползла с ним в сторону, усевшись посреди битых камней и прижимая его к телу.

Сестра и Бет вскочили, и Бет почувствовала, как в животе у нее булькнуло.

Сестра подошла к латиноамериканке, которая всхлипывала опустив голову. Сестра стала на колени рядом с ней и нежно сказала:

— Отдай его, пусть она будет у меня, хорошо?

— Ми нинья ме пердона, — всхлипывала женщина. — Мадре де Диос, ми нинья ме пердона.

— Что она говорит? — спросила Бет, став рядом с Сестрой.

— Не знаю.

Она взялась рукой за стеклянное кольцо и осторожно потянула к себе. Латиноамериканка вцепилась в него, тряся головой туда и сюда.

— Отдай его, — настаивала Сестра. — Пусть оно будет у меня.

— Мое дитя простило меня! — неожиданно сказала латиноамериканка.

Широко раскрытые глаза ее полны слез.

— Матерь Божия! Я видела в нем ее лицо! И она сказала, что прощает меня! Я — свободна! Матерь Божья! Я — свободна!

Сестра изумилась.

— Я…

Не думала, что ты знаешь английский.

Теперь была очередь латиноамериканки изумленно моргать.

— Что?

— Как тебя зовут? И почему же ты до сих пор не говорила по-английски?

— Меня зовут Джулия. Джулия Кастильо. Английский? Я не…

Знаю, что вы имеете в виду.

— Или я сумасшедшая, или она, — сказала Сестра. — Давай. Пусть оно будет у меня.

Она потянула кольцо, и Джулия Кастильо отпустила его.

— Хорошо. Как это получилось, что ты не говорила по-английски до этого, Джулия?