Блатные из тридевятого царства (СИ)

   Следующие три дня мы практически не слезали с телеги. Встретившиеся на пути деревни объезжали стороной. С каждым километром березовые рощи становились реже, дорога все больше петляла по полям. Начиналась степь.

   К обеду четвертого дня дорога уперлась в реку. Я отдал команду ставить лагерь. Лошадки уже изрядно притомились, да и нам косточки размять не помешает.

   Отряд распался на отдельные кучки, все заняты делом. Кто дрова таскает, кто коней поит. Васька с Ванькой на холм влезли за местностью наблюдать. Дембель в омуток сеть закинул. Лишь я да Лёнька лодыря празднуем. Граф щепкой в зубах ковыряется, я на реку гляжу, любуюсь, как волны прибрежный песок лижут. Могучие реки на Руси, дальний берег в зыбком мареве теряется.

   От приятной неги отвлек старший Лабудько. Васька так спешил с докладом, что запутался в ногах, упитанное тело закувыркалось по склону. Молодая березка рискнула притормозить падение, но выдранная с корнем отлетела к подножию. Пролетая мимо, Васька крикнул:

   -- Пахан, плывут!!!

   Я проводил тело взглядом. Хлипкий шалаш разлетелся в стороны. В центре лагеря образовалась широкая просека. Вызвав небольшой оползень, Васька рухнул в реку, на берег устремилось трехметровое цунами. Залитый костер сразу потух. Порванные сети плывут вниз по течению. Кондрат Силыч швырнул в кусты приготовленный под рыбу котелок. Поели ухи...

   С обрывками сети на ушах Васька выполз на песок.

   -- Плывут, Пахан!

   -- Кто?

   -- Много! -- Ответил Васька.

   Это я теперь и сам видел. Из-за острова, держась стремнины, выплывает купеческая ладья, за ней другая, потом еще одна, еще. Девять штук проследовало мимо, а вот две последние правят к нам. Нос первой ткнулся в песок и на берег соскочил здоровый мужик. Квадратное обветренное лицо обрамляет аккуратно стриженая борода.

   -- Привет славяне! -- гаркнул гость. -- Я новгородский купец Сажа, в Волынь торговать иду, гребцов не хватает, ежели желающие сыщутся -- не обижу.

   Желающий нашелся сразу. Лёнька спрыгнул с телеги и, подхватив рубище, бросился к купцу. От набожности следа не осталось. Срываясь на визг, он кричал:

   -- Боярин, возьми меня! Сил больше нет, об телегу задницей биться.

   Ничто в мире не совершенно, кроме Лёнькиной тупости. Веслом не ложкой махать. Утопит купец такого работничка, а Старобок, тем, кто вернется, головы за племянника посшибает. Я кивнул Евсею. Графа подхватили под локоточки и вернули на место. Кузнец Сорока водрузил сверху мешок с провизией.

   Купец, уяснив кто главный, направился ко мне:

   -- Ну что, старшой, договоримся?

   -- Подумать надо, -- ответил я.

   -- И то верно, -- согласился Сажа. -- Время полдничать, приглашаю отобедать, чем Бог послал.

   Пока варилась похлебка, я принял решение. Поможем купцу. Ехать в одни края, так какая разница -- посуху или по воде. Рекой оно даже спокойней будет. Торговцы эти места знают, с ними не пропадешь. Ладьи хоть и груженые, но лошади влезут, а телега, черт с ней, пусть на берегу остается.

   Сажа оказался невредным, сговорились быстро. По рублю на брата в день, плюс харч. Одна ладья переходит под наше управление.

   -- Знакомьтесь, -- сказал купец, кивнув на тощего длинного мужика. -- Приказчик мой, кличут Аркашкой, старшим на ладье пойдет. Шельма знатная, но полезен.

   Я поперхнулся, в фигуре приказчика прорисовывалось что-то смутно-знакомое. Сутулые плечи, рост под два метра, лысый череп и бородка в три волосинки. А едва он заговорил, дед Кондрат за сердце схватился.

   -- Ну что, голуби мои, айда грузиться. Сажа ныне добрый, по рублику всем раздает, поглядим на полушку-то хоть наработаете.

   Дембель, крестя лоб, спросил севшим голосом:

   -- Аркашка, у тебя часом родственничков на службе у Старобока нет?

   -- Имеется такой, -- ответил приказчик. Хилая грудь гордо вздыбилась. -- Братец кровный дьяком состоит. Большого ума человек.

   Я запаниковал, мелькнула мысль отказаться, да поздно, Сажа уже отчалил. Принялись грузиться: личные вещи и прочая поклажа -- пять минут, лошади -- два часа. И еще бы неизвестно, чем все кончилось, если бы кобыла Ваське ногу не оттоптала. После этого он коней в одиночку погрузил. Отчалили.

   На втором гребке отличился Ванька - сломал весло. Вездесущий Аркашка выдал новое и впаял два рубля штрафа. На первом же перекате перегруженная ладья села на мель. За покарябанную обшивку штраф увеличился до пяти рублей. Пока стягивали наш "Варяг" с мелководья Ванька сломал второе весло.

   Купеческий караван нагнали лишь вечером. Наша ладья последней подошла к острову, на котором Сажа решил заночевать. Пройдя пол дня на веслах, остались должны Аркашке два рубля и пятьдесят копеек.

   Ужинали при свете костра перловкой. Кореша от усталости еле шевелили челюстями. Евсей с Федором деревянными ложками выскребли со дна котелка остатки каши, Антоха поплелся мыть посуду. Остальная братия распласталась на песке. Ветерок с реки приятно студил натруженную за день спину. На дальнем берегу раскаркалась ворона. Крик птицы был куда приятней, чем стоны Лёньки. Граф первый раз в жизни натер мозоль, кровавый волдырь уместился на пол ладони.

   -- Слышь, Пахан, -- произнес кузнец Сорока. -- Надо что-то делать, иначе Аркашка в такие долги вгонит, по гробовые доски с купцом не рассчитаемся. Где это видано -- за весло два рубля, да в любой деревне за пятак пару дают.

   Евсей поддержал товарища:

   -- Ладья еле дышит, а он за покарябанные бока придирается.

   -- Может морду ему покарябать, -- предложил Васька.

   К костру подполз Лёнька, по впалым щекам мутным потоком катятся слезы. Все смолкли. Граф жалобно промычал:

   -- Братцы, я слышал степняки не только железо да рухлядь всякую покупают, а иной раз и девок молодых в рабство берут. Продайте меня Христа ради, может, сгожусь на что. Только дальше везите как товар, за весла я больше не сяду.

   -- Ты у нас якорем будешь, -- пообещал дед Кондрат.

   Проклиная судьбу, Лёнька залез в ладью и забился под лавку. Остальной народ, включая Сажу, заночевал на берегу, лишь Аркашка улегся рядом с графом. Приказчик подложил под голову мешок набитый соломой, загребущие руки обняли сундук с личным добром. Жених невесту в первую брачную ночь скромней ласкает. Непостижимо счастье человеческое, одному корона нужна, другому сундука с барахлом хватает.

   Я хотел пожаловаться на приказчика Саже, но передумал. Что тут говорить? Он вроде не личные интересы блюдет, для купца старается. Ладно -- утро вечера мудренее, разберемся...

   Проснулся я до рассвета. Холодно. Одежду хоть отжимай, изношенные джинсы к ногам липнут. Хмурое небо разродилось дождем. Мелкие капли куда скромней Лёнькиных слез, но берут количеством.

   Завтрак глотаем на ходу. Ладьи одна за другой отходят от берега, опытные гребцы ловко выстраивают суда в линию. Ничто не согревает так, как физическая работа, флагманская ладья быстро исчезает за поворотом. Мы отчаливаем последними, сломав два весла...

   Кривятся губы Аркашки в гаденькой улыбке, еще четыре рублика на наш счет записал. Нос ладьи рыскает из стороны в сторону, корма впереди плывущего судна безнадежно удаляется. За весла села вторая смена, мое место занял Евсей, я мокрый от пота и дождя облокотился на кули с пшеницей. Рядом возник Аркашка.

   -- Пахан, голуба, мне тут донесли -- рожа моя не всем нравиться, покарябать желающие есть. За оскорбление пять рубликов штрафа. А коль до обеда караван не догоните -- еще накину. Смотри, милай, думай. Я отдыхать пошел, мне ум ясный иметь надо, потому как с бумагами да с цифирью работаю.

   Аркашка отпер сундук. Его костлявое тело удобно устроилось на мягкой рухляди. Дубовая крышка захлопнулась, надежно укрывая хозяина от дождя. Хорошо -- сухо, уютно как в гробу. Мимо прошлепал Федор, шаловливые ручки толкнули засов, щеколда с тихим лязгом встала на место. Я сделал вид, что не заметил. Спи дорогой товарищ...