Поиски путей (СИ)(Лестница из терновника 2)

— Ну да! — рявкает Рашпиль. — Лучше торговать людьми!

— Да с чего, во имя Небес, вы решили, что я людьми торгую?!

— Но этот воришка… — вступает Резников, и я его обрываю. Меня разозлили.

— Этот воришка завтра развлекал бы в притоне местное отребье. Вы запись о Квартале Придорожных Цветов хорошо изучали? Думаете, в обществе Эткуру ему будет хуже? И далее. Я вовсе не наслаждаюсь, устраивая судьбы местных проходимцев, уважаемые коллеги — и денег так не зарабатываю. Я, вместе с моими друзьями из Кши-На, пытаюсь предотвратить войну. Мне кажется, что для этого хороши все средства.

— Ваши "друзья", если не ошибаюсь, готовят первый удар, — ядовито поправляет Рашпиль.

— Если все наши попытки сохранить мир ни к чему ни приведут. Вы ещё не поняли, что именно Кши-На, в случае открытых контактов с Землёй — наш союзник и сторонник в этом мире? Что именно здесь — здешний очаг цивилизации? Что именно их мировоззрение — это местные представления о гуманизме?

— Гуманизм! — восклицает Резников. — Не так много на свете рас, до такой степени негуманных!

— Оставьте, Антон Семёныч. Неужели вы не видите: ребята из Кши-На пытаются договориться с самой агрессивной из местных культур — и небезуспешно! Чёрт возьми, Иван Олегович, это они — прогрессоры, настоящие! Вэ-Н, хоть он и мальчишка ещё! Мой Ча! Вдова Нэр! Даже этот воришка бедный — он тоже прогрессор! Вы видите — они учат и лечат, как могут! Какого дьявола не даёте мне им помогать?!

Вадик, слушающий с водительского сиденья, показывает мне большой палец. Судя по взгляду в сторону Рашпиля, ему средний бы показал, если бы не твёрдые земные моральные нормы.

— Ну хорошо, — сдаётся Резников. — Расскажи о своих соображениях.

— Мне кажется, — говорю я, — что Лянчин — достаточно серьёзная угроза для цивилизации на Нги-Унг-Лян. Если начнётся масштабная война, которая закончится победой Лянчина, то прогресс в этом мире может быть приостановлен или даже повёрнут вспять на неопределённое время. Я понимаю, почему наши резиденты в Лянчине не задерживались: вот это, действительно, опасно. Монотеистическая религия и весь уклад жизни превращает Лянчин в тоталитарную структуру — я ещё не знаю, на что это похоже, на земное Средневековье или на нечто другое. В любом случае, лянчинцы — сложные партнёры по контакту: весь строй их общества мешает им принимать компромиссные решения, они предпочитают избавляться от инакомыслия вполне физически. Поэтому я считаю лучшим выходом предотвращение войны с Лянчином и укрепление дипломатических и торговых связей между Севером и Югом — а если война неизбежна, то я намерен работать на победу Кши-На. Я знаю, что жители Кши-На меньше всего расположены уничтожать чужие культурные ценности — а вот лянчинцы буквально настроены на уничтожение чужой культуры. С обществами такого типа подобные перегибы случаются.

— Так-таки и лезете во внутренние дела чужого мира, — начинает Рашпиль, но я возражаю.

— Лезть во внутренние дела ради спасения культуры — в компетенции КомКона? Так у вас тут нет ни резидентуры, ни чёткого плана, а у меня он есть.

— И в этот план входит торговля людьми? — спрашивает Рашпиль с той интонацией, которую явно считает ироничной.

— Нет. Юноша по имени Ви-Э, если мы всё рассчитали правильно, поможет Львёнку Эткуру адекватнее воспринимать жизненный уклад Кши-На. Тут мы имеем дело с какими-то сложными завязками на генетике, инстинктивном поведении, которое в Лянчине подавляется религиозной моралью, а в Кши-На традиционно культивируется. Способ воздействия лично на Эткуру, похоже — единственный возможный, ничего другого он не принял. Поскольку слово Пятого Принца имеет вес при лянчинском дворе, мы надеемся, что его позиция скажется и на позиции двора в целом.

— Да с чего ты взял? — Резников, всё-таки не совсем мне доверяет.

— Я наблюдаю, как меняются взгляды и поведение Львёнка Анну под влиянием моего Ча. Этот вояка уже не рвётся в бой с северянами и Эткуру придерживает, а он, между прочим, достаточно серьёзная особа, наш Анну. Генерал не по возрасту… впрочем, в таких культурах взрослеют рано, а ему уже двадцать пять плюс боевой опыт…

— Николай, простите, у меня, всё-таки остались сомнения, — вступает Рашпиль.

— У меня тоже, — сознаюсь я. — Но я не могу просто наблюдать в тех случаях, когда можно что-то сделать. В конечном счёте, дальнейшие отношения между Нги-Унг-Лян и Землёй могут зависеть от того, кто победит в этой войне. Я предпочитаю действовать сейчас, пока можно попытаться хоть что-то изменить. Вы всё ещё хотите меня отозвать?

Рашпиль молчит.

— Теперь вы понимаете, почему я не хочу напарников? — говорю я. — Я должен отвечать за каждый свой шаг. И я не желаю думать о том, не придёт ли в голову какому-нибудь лихому рубаке с Земли облапать местную девицу… или земной барышне — полезть выяснять отношения на мечах. Мир Нги-Унг-Лян сейчас находится в точке равновесия — но может качнуть в любую сторону, а земляне здесь так дивно себя зарекомендовали, что не развалили бы эти качели к чёртовой матери…

— Пожалуй, ты прав, — говорит Резников после паузы. — Мы просмотрим твои записи — и обсудим все возможности. Если у нас появится интересная информация, тебя немедленно поставят в известность.

— Следите за мной, — говорю я. — Именно сейчас я могу быть убит — не из-за местных культурных традиций, а как человек, пытающийся делать политику. И — мне нужна аптечка, всё, что хоть как-то годится для местных жителей. Я бы и оружие посерьёзнее попросил, но боюсь, что оно попадёт не в те руки. Поэтому — только лекарства.

И разум побеждает. Мне дают аптечку. В ней — апробированный на местных животных стимулятор регенерации, нейростимулятор, иммунопротектор и десяток ампул модифицированной под местный генокод биоблокады. А большего мне и не надо.

Я так рад, что даю честное слово в случае удачи показать Лянчин анфас и в профиль. Рашпиль после некоторой заминки выражает восхищение моим талантом ладить с упёртыми дикарями, я обещаю ему бурдюк лянчинского вина — смеёмся и прощаемся.

Я иду по саду, страстно желая поспать — и вдруг слышу неподалёку от собственных апартаментов металлический лязг. Кто бы это вздумал в такую пору выяснять отношения у меня под окнами?

И я — бегу на звук, потому что хорошие дела по ночам не делаются.

Фонарь, горящий на террасе, освещает дивную картину.

Ри-Ё рубится с Господином И-Шоном из Семьи Тви, юным аристократом, Официальным Партнёром Ма-И, под лопатку дышло всем троим! В одних рубахах и в кровище! И плащи валяются на обледенелых ступеньках террасы, а Ма-И сидит на них, прислонившись спиной к столбу, белый, с синими губами, зажимая рану в груди — а кровь льётся сквозь пальцы!

И я совершаю абсолютно аморальный поступок.

— А ну прекратить! — ору я что есть сил, выхватывая меч из ножен. — Или — убью обоих!

— Ник! — кричит Ма-И, и кровь течёт у него изо рта.

Два идиота глядят на меня, замерев в боевых стойках, как взбешённые коты.

— Какого… что, во имя Небес, тут творится? — спрашиваю я, подходя.

— Этот вор и развратник болтал тут с моим Официальным Партнёром, — бросает И-Шон с ненавистью. — Держась за руки!

— Этот убийца ранил Третьего Господина Л-Та! — выдыхает Ри-Ё в ледяной ярости. — Чтоб он подавился разжёванным сердцем своей матери!

Я убираю руки Ма-И с раны. Меч прошёл между рёбер и проткнул правое лёгкое. Ма-И убивали, чистая правда. Благополучно умер бы через пару минут — вообще удивительно, что ещё жив. Везёт ему, болезному…

Я выливаю на рану только что полученное лекарство. Вот и протестировал аптечку… Говорю в пространство:

— Мне нужен ремень и чистая ткань.

Ри-Ё отдирает рукав рубахи и протягивает мне вместе со своим поясом. И-Шон смотрит, обхватив себя за плечи. Я перевязываю Ма-И, на скорую руку, надеясь через пять минут наложить нормальную повязку.

— Ма-И, — говорю я, — что случилось, малыш?