Сновидец

………………………………………………………………………………………

…То был глубокий, чёрный, как смола, естественный пруд, окруженный неприступными скалами и очень живописно украшенный утонувшими в нём древесными стволами. Найте кинулся в воду совершенно бесшумно, нырнул, вынырнул и беззвучно повернулся на спину. Положив руки под голову, он смотрел, как над зубцами вершин поднимается медово-золотая луна, разбивая её отражение пальцами босых ног. Изящное тело Аютии разрезало гладкую поверхность воды совсем рядом с ним и она опустила голову на плечо юноши. Они лежали неподвижно, упиваясь прохладой чистой воды. Сюда вела единственная неприметная расщелина в скалах и они были словно в громадном тёмном зале с чёрной звёздной крышей небес, прислушиваясь к ночному ветру, который дул, проносясь между горами. Воздух наполняли шорох листьев и отдаленное журчанье падающей воды — те ночные шумы, которые, сливаясь вместе, образуют глубокую, живую тишину.

— Тут очень приятно, — наконец тихо сказал Найте. Он незаметно соскользнул в тот безмятежно-глубокий сон, какой может подарить юности ласковая вода. Когда он вновь открыл глаза, луна светила ярко. Аютия мирно дремала, уютно пристроив лохматую голову на его животе. — Тут очень приятно, но я должен идти.

— Нет! — Аютия обвила его руками, осыпая поцелуями нагую грудь юноши. — Я не отпущу тебя. Останься здесь, со мной…

Найте мягко, но решительно отстранил девушку. Потом сел и сжал её лицо в ладонях.

— Я должен. Если я не приду к ним, они придут ко мне… ко всем нам. Ты хочешь этого? Я должен сам ответить за всё. Прятаться, подобно крысе, или прикрываться чужими телами я не буду.

— Они убьют тебя!

— Если так суждено — убьют. А может, я сам убью их всех.

Взглянув в его глаза, Аютия отпрянула, съежившись, как будто ей стало холодно.

— Тогда иди. Никто из нас не должен стоять на пути судьбы. Прощай же, мой любимый! Прощай. Я любила тебя так, как не любила ещё никогда!

Ее лицо было спокойно, лишь большие глаза лучились, отражая свет звёзд. Найте поднялся. Они отчаянно обнялись, потом слились в любви, безоглядной и яростной. Когда Найте проснулся, любимая ещё спала и он с минуту смотрел на неё. Потом отвернулся, подобрал кинжал и, ни говоря ни слова, нырнул в расщелину.

Уже миновав её, он услышал позади рыдания и его сердце наполнилось горьким огнем.

………………………………………………………………………………………

Найте скорее летел, чем бежал или шёл, потому что его путь лежал вниз, с гор, на дно долины. Он мчался так быстро, что в груди горело сердце. Когда скалы расступились и внизу открылись огни селения, он на минуту замер. Там царила тишина. Никто не ждал его. Когда он подошёл к воротам, нигде не раздалось ни звука. Лишь изредка слышались беспомощные вздохи спящих.

Никто не помешал Найте перемахнуть изгородь. Двери хижин не были заперты: все поселяне спали мертвым сном после вечерней попойки. Юноша, смуглый и почти невидимый в темноте, мог просто входить в один дом за другим и убивать так бесшумно, что никто не успел бы проснуться. Он не стал этого делать. Подобравшись к амбару, он выхватил из кольца факел и поднес огонь к соломенной настилке крыши, потом к ещё одной, ещё и ещё…

Когда пожар разгорелся, селение наполнила суматоха и крик. Найте не пытался бежать. Он стоял неподвижно, худой и внимательный, весь обнаженный, сильный, рослый, красивый. Его тускло блестевшие черные волосы развевались, падая на плечи, гибкое тело, отражая отблески пламени, казалось отлитым из неостывшей, рдеющей меди, а повсюду кругом него тени трепетали, дрожали и прыгали.

Староста закричал, как в кошмаре, закатывая глаза и занося в сжатом кулаке кривой нож. В бледных руках найров сверкнуло ещё несколько ножей. Те, у кого не было оружия, взяли кто что мог — кто камень, кто дубинку, а кто — просто тяжелую палку.

Найте посмотрел — пристально и зло — на старосту. Его длинные глаза приняли упорное, даже дерзкое выражение. Их взгляд в гневе был жуток и никто из найров не смог его выдержать. Через минуту все трусливо отвернулись.

Когда они вновь осмелились взглянуть на него, юноша засмеялся им в глаза отрывистым, недобрым смехом. Тут чей-то камень ударил его в лицо, так, что оно залилось кровью, но он даже не вздрогнул.

— Убейте же меня, — сумрачно сказал он, — но помните, что я не умру без борьбы, — и кровавый свет сбежал по клинку его длинного тяжелого ножа.

— Здесь только он один, — прошипел староста, словно змея. — Смерть же ему! Смерть!

В юношу полетел град камней. Он прикрыл локтем голову, но жгучие, тяжелые удары обрушились на его грудь, живот, колени, ступни. Этот каменный град сбил Найте с ног и вся масса найров накинулась на него. Над ним взметнулся холм, точно водяной пузырь в водовороте — и рассыпался — тоже, как водяной пузырь, выбросив в стороны пятерых окровавленных рыжих мужчин. Юноша поднялся, выдернул из толпы вцепившегося в бедро найра и прикончил его, насадив на свой нож. Остальные попятились от этого страшного окровавленного существа с режущей смертью в руке и глазами, чей взгляд обжигал, словно пламя. Попятились, чтобы броситься на него сразу со всех сторон, но атака словно разбилась о стену. Теперь длинный нож Найте работал без остановки: красное от крови лезвие мелькало, точно пламя, коля и кромсая. Побоище смешалось в кучу. Эта сомкнутая, метавшаяся толпа двигалась то справа налево, то слева направо, постоянно и медленно вращаясь вокруг Найте. Над ним вновь и вновь вздымались и опадали холмы хрипящей, рвущей бледной плоти. Битва превратилась в страшный, бесконечно тянущийся хаос. Удары, укусы, прыжки, стоны, короткий визг и суета смешались в единое безумие во мраке. Найте дрался почти бессознательно, обезумев от ярости и боли. Из-за потери крови всё кружилось вокруг него, позади, впереди, под ним, повсюду. Взошла утренняя звезда. Ночь проходила, но быстрота головокружительного движения всё усиливалась. Чаша весов заколебалась: найры уже боялись нападать на юношу, но тот истекал кровью.

Когда железные зубы сдавили его запястье и рука выпустила нож, Найте понял, что близится конец. Он был весь исцарапан, кровь из его тела сочилась местах в двадцати, один его глаз почти совсем закрылся, а бока были в лохмотьях. Теперь он дрался руками и ногами, бил и душил найров. У него ещё осталось достаточно сил, чтобы его удары калечили их, ломая кости. Вдруг он заметил, что они нападали всё реже. Иногда он уже мог перевести дыхание и порой одного блеска его глаз хватало, чтобы враг отступил. Но тут староста, доселе державшийся сзади, бросился вперед.

— Добейте зверя! Он уже истекает кровью!

И тяжелая рука, точно молот, обрушилась на его голову. Его сын кинулся на помощь своему отцу, но раньше, чем его нож вонзился Найте в бок, руки юноши переломали его шею, а потом покончили и со старостой.

— Вот так сражаются Глаза Неба, — сказал Найте, отирая рукой кровь со своих глаз. Он весь был покрыт кровью, лившейся из множества ран.

Смерть вождя сломила найров. Никто не тушил пожара и, пока они старались одолеть Найте, огонь пожирал их дома. Теперь за их спинами осталось лишь рдевшее пепелище, где уже нечего было защищать. Они не побежали, просто молча, сомкнутой толпой отступили в темноту, унося раненых, и растворились в ней — они уходили туда, откуда пришли.

Когда всё стихло, Найте, хромая, с запекшимися ранами, побрёл по полю битвы, придерживая свою правую, изуродованную руку, почерневшую от запекшейся крови. Его кожа была жестоко искромсана, мышцы разорваны.

Он уже не был смуглым: с головы до пят он окрасился в красный цвет. Тем не менее, ему не хотелось ни стонать, ни взглянуть на свои раны, ни перевязывать их. Он вернулся назад, чтобы счесть убитых. Тридцать найров, все жестоко израненные, легли мёртвыми подле своих сгоревших домов. На каждом теле нашлись следы его рук или ножа.

Гиены сбегались отовсюду, чтобы устроить себе кровавый пир. Со всех сторон слышалось урчание, чавканье и хруст костей. Найте ничего не замечал, ни на что не обращал внимания. Он сидел, опустив голову на колени. Холод ночи подбирался к его сердцу и его собственная жизнь утекала вместе с кровью. Лишь раз он поднял голову, надеясь увидеть Аютию, или кого-то из своих: он не хотел умирать в одиночестве. Равнодушный к земным делам небосвод простёрся высоко над ним.