Гибель Марса

  "Титаны" изменили тактику: они подскакивали над крышами и успевали выпустить пару ракет, прежде чем их начинали обстреливать.

  Стали отвечать и со стороны Мэрии: "Бух! Бух!" плевалась пушечки БМД, не считая оживших пулеметных гнезд, которые своими очередями опутали пространство от Новоарбатского моста до Смоленской улицы.

  Потом, видно, камены (я надеялся, что это все же они, а не черные ангелы) изменили тактику. Они перенесли огонь по набережной, пока не срубили все дома на правобережье, в том числе Киевский вокзал и гостиницу за ним, лишив тем самым "титанов" тактического преимущества. После этого вообще ничего нельзя было разобрать за стеной пыли и грохотом взрывов.

  Большинство пулеметных гнезд замолчали. Еще постреливали пушечки БМД, еще пехота шевелилась на подступах к Проточному переулку, еще где-то в вышине жужжали "титаны", а одиночный "гирвас" выискивал снайперов на крышах, но все это уже не имели особого успеха. Вспыхнувший конфликт сам собой угас. Ни у наших, ни у каменов не было сил для серьезного боя.

  Лейтенант давно убежал, а мы решили вернулись назад, благо военные были заняты, и свернули в Девятинский переулок. Дальше вообще не было никаких застав. Правда, на выезде из переулка пехота стала махать нам из окон -- мол, стойте, козлы вонючие, но мы проигнорировали ее сигналы и проскочили на ничейную территорию.

  На Новинском бульваре стали попадаться проститутки. Они появлялись, как приведения, на звуки "тигверы". Выползали из подвалов и щелей - немытые, страшные, жалкие и... трезвые.

  -- Вы чего?! - кричал я, щелкая себя по горлу.

  -- Мы не пьем! - весело отвечали они.

  На Арбате Леха не удержался. Я знал, что ему надо расслабиться, и спросил:

  -- Ты же не хочешь застрять здесь надолго?

  -- Пять минут дел! - отозвался Леха и затормозил напротив "Октябрьского". -- Эй, Красотка!..

  К нам подошла, нервно оглядываясь, кудлатая, как болонка, мулатка с большой грудью, которую особенно и не скрывала. В отличие от других, мулатка была почище и посвежее. Несомненно, она принадлежала к элите общества. В ней даже был какой-то сексуальный шик. Пахла она дорогими духами. А на руках был свежий маникюр.

  -- Леха, ты что? - спросил я нервно, понизив голос. - Мы же спешим?!

  Не знаю, что он ей сказал, но она, подмигнув мне, села в машину. Идиот, решил я.

  Лехе же после всего пережитого и нервных разговоров срочно требовалась женщина. Они поворковали, как голубки. Я невольно прислушался. Леху несло по волнам чувств.

  -- Красотка, -- сказал Леха, -- я мечтал о тебе всю жизнь...

  -- Не может быть... -- мулатка засмеялась.

  -- Я даже готов жениться...

  -- В чем же дело? - все так же смеясь, спросила она.

  -- Но я уже женат...

  -- Ах, мне как всегда не везет!

  Она знала, что он врет. Но это было частью ритуала ухаживания.

  -- У тебя красивые ноги.

  -- Да... -- просто ответила она.

  Никто не помнил ее настоящего имени. А здесь ее действительно звали Красоткой. Она танцевала в кордебалете, была за мужем и имела ребенка. Потом все бросила, развелась, сделала себе большую грудь и вышла на панель. Такая жизнь ей нравилась больше.

  -- Ты не могла бы поставить их на приборную доску?

  -- А почему бы и нет, -- продолжая смеяться, ответила она. - Но если вас будет двое...

  Она была в сапогах и расклешенной юбке, и конечно, все обнажилось. Леха запустил руку. Наверное, она была даже без трусиков.

  -- Я могу и выйти, -- сказал я, нащупывая ручки дверцы.

  -- Можете посмотреть... -- разрешила Красотка. - Но за это придется заплатить.

  -- Не волнуйся, дорогая, деньги у меня есть, -- заверил ее Леха.

  -- Покажи! -- потребовала она.

  Они, хихикая, перешли на шепот и, похоже, договорились, потому что ее кудлатая головка опустилась Лехе на колени.

  Я едва не зареве, как бизон. У меня не было женщины две недели, не считая мимолетного романа с Аллой. А Леха развлекался у меня под носом. Мне надо было срочно вернуться к Катажине и завалить ее в постель, ведь мы так и не помирились, а то, чем мы сегодня занимались, трудно было назвать любовью - скорее, обоюдным насилием. И во всем был виноват Леха Круглов.

  ***

  Жора Мамырин жил на углу Староконюшенного и Арбата.

  Знаменитые высотки Нового Арбата здесь на Марсе выглядели несколько по-другому. Во-первых, они были лишены такого количества стекла по соображениям климата, а во-вторых, были вылиты единым монолитом и имели округлые формы, как русские горки.

  Поверху даже днем сияла реклама. Теперь же было темно, убого и безрадостно.

  Красотка долго махала нам в след. Видать, Леха ей понравился.

  -- А ты чего?.. - спросил Леха, умудряясь обернуться в мою сторону. - Я же ей хорошо заплатил!

  -- У меня принципы, -- сказал я.

  Хотя никаких принципов не было, я просто брезговал - воды в городе не было вторые сутки.

  -- Ну и правильно, -- легко согласился он.

  Без особых приключений мы свернули на старый Арбат и нашли трехэтажный дом номер 25, где на первом этаже размещался клуб "Африканда". В метрах десяти лежал убитый мужчина. От него уже попахивало. Я старался не смотреть в его сторону.

  Окна клуба были закрыты металлическими жалюзи. Зато сбоку была обыкновенная филенчатая дверь. Мы долго барабанили - никакого результат. Я уже опасался, что на шум слетятся все "гирвасы" с округи, когда дверь внезапно открылась - из нее выставились зрачки двустволки.

  -- Чего надо?

  -- Мамырина... -- сказал я, остерегаясь створа двери.

  -- Нет здесь такого!

  Дверь закрылась.

  Мы снова принялись стучать. Когда дверь открылась, я изловчился и просунул ногу.

  -- Если я по ней выстрелю? - ехидно осведомился человек.

  -- Нам нужен Жора Мамырин, -- с просящей миной на лице сообщил Леха. - Мы коллеги по работе... Журналисты... - Он сунул в дверь удостоверение.

  -- Ну так бы и сказали. А его все равно нет! -- злорадно ответил человек.

  -- А где он? - терпеливо спросил я.

  -- Не знаю, -- все так же неприязненно ответил человек. - Приходите завтра.

  -- А ты кто?

  -- Какое тебе дело!

  Тогда я рванул дверь на себя и вытянул наглеца наружу. В руках у него действительно была берданка времен царя Соломона. И он пальнул.

  Если бы не альдабе, не знаю, что со мной было. Правда, человек пальнул в воздух, да и ствол я успел отклонить в сторону. Но все равно ощущение было не из приятных. Я сразу же оглох на левое ухо, хотя пальнул человек всего-навсего из одного ствола.

  Человек был сед, стар и тщедушен, но с норовом.

  -- Слушай, -- возмутился я, отбирая у него ружье. - Вот накостыляю, чтобы неповадно было.

  Леха тряс головой. Оказывается, выстрел произвел на него не меньшее впечатление, чем на меня.

  -- Петрович, кто там? - спросил женский голос.

  -- Так... х-х-х... к тебе пришли... -- Петрович уставился в темноту дверного проема.

  При всей комичности ситуации он однако умудрился сохранить достоинство.

  -- Если ко мне, то впусти!

  -- Отдай ружье! -- потребовал Петрович.

  -- Больше ничего не хочешь? - ехидно осведомился Леха, который сразу его невзлюбил.

  -- Отд-а-а-а-й, -- как пятилетний, заныл старик, протягивая веснушчатые, костистые ручки с траурной каемкой под ногтями.

  -- На! Только не балуй! -- я сунул ему берданку, чтобы он только заткнулся.

  Мы вошли в подъезд. Здесь было темно и пахло преотвратительно. Крутая лестница вела наверх. Там в дверном проеме застыла странная фигура в домашнем халате -- квашня на палочках, то бишь ножках. Что-то знакомое почудилось в этом квадратном, непомерно толстом создании с кабаньим загривком.

  Леха озадачился и с ехидцей в голосе тихо произнес:

  -- А где Жора? Это не Жора...