Тени войны

На скорости в девяносто километров в час два БТРа пробивались сквозь плотную жару, карабкались по горным дорогам. Люки моторных отсеков откинуты, чтобы двигатели не перегревались и хоть как-то «охлаждались» ветерком. Встречный теплый ветер не освежал, а, наоборот, усыплял.

— Все наблюдать друг за другом! — рявкнул Шархель. — Особенно вас касается, журналюги!

— Почему это нас — особенно? — захорохорился Сашка Колчин.

— Потому что у вас опыта нет наживного. Хоть и внесены в приказ. Уснешь на ходу, свалишься с БТРа, сломаешь себе шею. Понятно? Короче! Не спать, следить за товарищем! И как только твой корефан поползет головой навстречу дороге, хватай его за шкирку!

Справа и слева проплывали горы. Из-под колес БТРа то и дело вылетал гравий, норовя поразить бойцов, сидящих на броне замыкающей машины. БТРы разъехались на большую дистанцию, чтобы ненароком не покалечить личный состав.

Дорога мерно наматывалась на колеса. В сон стало клонить неимоверно. Колчин вовремя прихватил меня, когда я начал сползать с брони. Потом аналогичным манером поступил и я с ним, когда он стал сползать.

К вечеру прибыли на заставу Пянджского по-гранотряда. Нам отвели место на спортплощадке, на задворках базы. Задворки, да. Но зато здесь, на задворках, бассейн! Не декоративный, а функциональный, спортивный. Двадцать пять метров, все как у больших! Мы сразу же попробовали воду — холодная, словно только что разморозили.

Пока наша группа обосновывалась, мы с Сашкой решили сходить за покупками. Ну, там, сигареты, пивко баночное, что-нибудь на сладкое.

По дороге к центральному КПП нам то и дело попадались вооруженные патрули. Весь периметр забора плотно окутывала колючая проволока. Торчали на углах пулеметные вышки. Тут же под охраной автоматчиков прогуливались мамаши с детскими колясками. Дети играли в песочнице. Гремела где-то дискотека для подрастающего поколения.

На КПП нас стопанули. «Человек с ружьем». И разумеется, Миша с Женей. Тут как тут!

— Куда собрались?

— Да вот, прикупить по мелочи. Сигареты, пивко баночное, что-нибудь на сладкое.

Миша и Женя переглянулись, как врачи над койкой с безнадежным больным.

— Мы свободные люди! — вякнул я.

— Вы внесены в приказ, — вкрадчиво сказал Женя. — Ваша свобода распространяется до границ базы.

— А я пива хочу! — заблажил я. — После вашего спирта сушняк!

— И я! — поддержал Сашка. Миша и Женя снова переглянулись.

— Значит, так, орлы, — сказал Миша. — Возвращайтесь на место. А сигарет, пива и что-нибудь на сладкое — я сам сейчас схожу, принесу. Устраивает?

Будто у нас есть право выбора! Добрый Миша, добрый. А мог бы и полоснуть…

Бурча под нос что-то про Конституцию, права человека, свободу человека, мы с Сашкой вернулись к бассейну.

Миша пришел туда же через час. С баночным пивом, с блоком «Мальборо», с пахучими дынями.

— Спасибо, — сухо сказал я. — Сколько мы вам должны?

— Пошел в жопу, — ласково сказал Миша. — Ты нам всем столько должен по жизни, что вовек не расплатишься. А это все — халява, сэр!

Мы с Сашкой побросали пиво в бассейн. Пусть охлаждается. Между БТРами горел костер, и что-то очень вкусное варилось в котле. Мы поделились пивком с бойцами. Съели по дыньке и полезли купаться.

Завечерело. Жара чуть спала. Воздух — как в бане, где ненадолго выключили топку. Настоящими буржуями мы с Колчиным плавали среди охлажденного пива. Ловили банки руками, подплывали к бортику, вскрывали их и пили прохладу. «Санта-Барбара», блин! От дискотеки для подрастающего поколения до нас донесся надрыв «Чайфа»: «Не спешите нас хоронить, у нас есть еще дома дела!» Тут мы совсем уже забалдели.

— Идите жрать, господа! — крикнули нам от костра спецназовцы.

Нам разлили по кружкам спирт. В железные миски опрокинули из половника густой, наваристый суп. Теперь я понимаю, почему собаки так любят военных. Они едят из одной и той же посуды. С глухим звяканьем кружки ударили друг дружку, кто-то пробормотал стандартный тост: «Господи, прими за лекарство». Выпили.

Из штаба вернулись Шархель с Мишей и Женей:

— Завтра выдвигаемся в район.

— И сколько мы там пробудем? — спросил я.

— А пока этих уродов не поймаем.

— А вдруг они вообще не придут?

— Куда они денутся! Большая игра пошла. Они сделали заявку. Теперь им надо чем-то подкреплять свои угрозы. Так что другого пути у них нет.

— Можно я скажу? — поднял я руку, как в школе.

— Валяй!

— Поскольку я в некотором роде специалист по этим уродам, то скажу. Они никогда не повторяются. Они очень хитры. Вяземский Григорий Алексеевич — специалист по поведенческой психологии людей. Долгое время обучал наших нелегалов…

Женя с Мишей одарили меня ироничным взглядом. Типа: «Открыл нам Америку!»

— Нет, погодите! Я о чем? Я вот о чем… Они просчитывают на много ходов вперед. Они потеряли все коды и микропленки. Они знают, что карта тайника с архивом у нас. Зачем им лезть в петлю? Сами посудите. Ведь ясно, как день, что на «Вдовьем плаче» их ждет засада.

— Да, — ласково сказал Миша. — Они профи высшего класса. Ты прав, умник. Во всем. Но, видишь ли… Знаешь поговорку? Дилетанты портят все. Еще папаша Мюллер говаривал: «Невозможно работать с непрофессионалами». Мудрый дядечка, хоть и фашист. Нет, правда! Профессионал задумал гениальный план, безупречную операцию. Все идет как по маслу, одно-другое. И тут — бряк! Появляется хрен в пальто вроде тебя. И все у профессионала рушится. И он, профессионал, начинает-таки совершать дилетантские глупости, торопиться, суетиться, лезть в пекло поперек батьки.

— Батька — кто? — уточняюще спросил Сашка.

— Батька — мы, — вкрадчиво подал голос Женя. — Весь вопрос теперь в том, кто из нас быстрее доберется до архива. Они или мы. По всем раскладкам, мы там окажемся быстрее.

— А как насчет пока поспать? — предложил Шархель, непритворно зевнув. — Утро вечера мудреней.

— Тоже верно!

Сверху таращилось звездное небо, мигая серебряными глазками.

Я спал. Спирт с пивом выходил из меня струйками вонючего пота. Кожа становилась все суше и как будто тоньше. Я просыпался на секунду, проводил по лицу ладонью, смахивая пот, и снова погружался в дрему. В мозгу назойливо маячили какие-то смутные, тревожные образы. Очередной раз проснувшись на секунду, я вздрогнул. Именно так. Сначала проснулся и только после этого вздрогнул. Обычно бывает наоборот. А вздрогнул я из-за того, что, попытавшись смахнуть пот, осознал — нет больше никакого пота. Ни на лице, ни на груди, ни на животе. Страх ударил горячей волной. Я перестал потеть! Весь день, весь вечер ходишь и потеешь, а тут вдруг перестал! Народная примета: мертвые не потеют! Я ощупал свое бренное тело, и оно показалось мне иссохшими под палящим зноем останками. Кожа вот-вот порвется, как папиросная бумага.

Я на четвереньках прополз к бассейну, бултыхнулся. И плескался, и плескался. Глотая и глотая воду. Проблемы возможной дизентерии занимали меня в тот момент в самую последнюю очередь.

Выбрался из бассейна. Меня знобило. Что-то хреново я себя чувствую. Мелкая дрожь по всему телу, холодный пот. Что-что? Холодный пот?! Уф, да! Есть пот! Ура! Я жив!

Небо уже горело зарей.

Утром мы снова потянулись в горы. Изнуряющие часы езды на БТРах сквозь жару.

К нам на броню командование пограничников подсадило своего офицера. Тот забил гуманитарной помощью обе машины. По пути мы должны были остановиться в одном из кишлаков. Раздать коробки с едой и одеждой, а заодно поинтересоваться насчет чужаков из-за кордона.

Дорога, когда мы проходили мимо кишлаков, была буквально переложена снопами пшеницы. БТРы скакали по ним, как по лежачим полицейским. Шархель, уже повидавший здесь всякого, объяснил нам: таким нехитрым способом местные жители молотят зерно. Когда по снопам проедут с десяток тракторов и БТРов, селяне убирают солому и сметают пшеницу с асфальта в мешки.