Ветер и сталь (изд. 1997 г. с иллюстрациями)

— Он пытался отстреливаться?

— Видимо, да. Но следов — ноль, да это и понятно: ублюдки прилетели на антигравитационной платформе. Делом занимается местная, будь она неладна, прокуратура, но со мной они спорить не станут.

— А Харрис?..

— Что Харрис? Харрис такой же контрабандист, как все остальные. Есть у него пара смышленых ребят, но Харрис — он на Кассандане, а мне на Кассандану начхать. Мне вообще на все начхать, и все это хорошо понимают. Хых! Ублюдки!.. Ты был когда-нибудь на Кассандане?

— Мельком… сопровождал Бонаря и Детеринга.

— Ну и как тебе?

— Нормально. В известном смысле куда круче, чем в Метрополии. Жизнь бурлит… а что?

— Скоро ты с этим сортирным бурлением ознакомишься поближе. И уверяю тебя, твои восторги поутихнут. Я тебе вот что скажу: никакой скандал для меня так не противен, как скандал на Кассандане. А тем более в нашем деле… Кассандана — это нечто: тамошние копы оторваны в корень, такого, как на Кассандане, ты больше нигде не увидишь. Если к тебе посреди улицы подойдет этакое оторванное рыло в патрульной форме, то сперва бей его ногой в промежность, а потом уже доставай удостоверение.

— А в грызло можно? А то после моего удара в промежность мне уже не придется с ним беседовать. С ним будут беседовать предки… или хирурги, если он везучий.

— Можно и в грызло. Дело в том, что подойти он может с одной просьбой — ссудить ему немного денег. А если не дать, за углом с тобой могут произойти любые чудеса.

— Прямо уж со мной.

— Ну, с тобой, может быть, и нет, а с обычным приезжим — запросто. Кассандана — это край правоохранительного беспредела.

— Интересный термин. И что, это все прямо в столице?

Фишер снял правую руку со штурвала и потянулся в карман за сигаретой.

— Саша, тебе никогда не приходилось иметь дело со статистикой должностных преступлений в судебно-правовой системе?

— Откуда? Это же совсем не мой профиль.

— Так вот, даже те цифры, которые до меня доходят — а эти цифры, заметь, только то, что является результатом возни и обыкновенного стукачества внутри этой задницы, — они ужасны. Ты не представляешь себе, какие масштабы имеет в колониях полицейский рэкет. А что творится в судах!.. За соответствующую сумму ты можешь быть оправдан по любому обвинению. Без, подчеркиваю, помощи адвокатов. Или, наоборот, осужден — за преступление, к которому ты не имеешь ни малейшего отношения. Или еще хуже — за преступление, существующее только в голове прокураторов. Они, подонки, сами говорят — были б у клиента деньги, а как их из него вытряхнуть, мы уж придумаем.

Фишер умолк, задумчиво посасывая сигарету. Я глянул на часы: до Дезерт-Плейс нам оставалось около десяти минут — катер жарил вдвое быстрее пассажирского лайнера.

Я поскреб подбородок. Черт, утром брился, а уже щетина пролезла. Н-да… вляпались мы в дерьмо, однако. Что бы там ни было, но решиться на убийство генерала из администрации СБ, человека с огромной властью, человека с поистине необозримыми связями, да уж… это надо быть или дьявольски сильным, или очень-очень глупым. Считать себя непробиваемым? Какая самонадеянность, однако. И, наконец, что же убило милорда Майкрофта — известного политика, бизнесмена, уважаемого экономиста?

— Да-да, — услыхал я голос Фишера, — да, двадцать четвертая мишень, сектор северо-запад. Понял… к заходу готов.

Он быстро пробежался пальцами по сенсорам панели управления и отдал штурвал от себя. Катер послушно завалил свой острый нос вниз. На обзорных экранах мутно мелькнула клочковатая пелена облачности… вслед за ней в глаза мне выстрелила панорама колоссального военного космодрома Дезерт-Плейс. Раздраженно взревели реверсируемые моторы. Замедляясь, «девяностый» упруго скользнул в сторону северо-западного сектора. Под нами пронеслись торчащие в небо взлетные аппарели центрального патрульного дивизиона. Фишер довернул штурвал чуть вправо… снова рявкнули моторы. Хриплый рык сменился свистом посадочной системы. «TR-90» был «безногим» — он садился прямо на плоские фланцы своего вогнутого брюха, поэтому привычного хлопка отстрела стоек посадочных опор не было.

Я вылез из кресла и потянулся в карман за предусмотрительно захваченными солнцезащитными очками. Фишер снял с головы блестящий ободок с наушником и подвесным микрофоном, нахлобучил фуражку и потянулся.

— Как насчет пары шашлычков, Алекс?

— Спасибо, — поперхнулся я, — эт-то уж на Кассан-дане. Я размышляю, не посетить ли мне сортир.

— Вздор, — барственно взмахнул рукой Фишер, — стыдитесь, флаг-майор.

Внизу нас ждал унылого вида унтер-офицер в шортах, до пупа расстегнутой форменной рубашке и криво надетой пилотке.

— Э-э-э… полковник Фишер и флаг-майор Королев? — безразлично поинтересовался он.

— Ты б еще в ухе поковырялся, — засмеялся JIapc, — не кормят вас тут, что ли?

— Прошу, — унтер, явно пропустив его слова мимо ушей, лениво махнул рукой в сторону болтавшейся рядом антигравитационной платформы.

Платформа, передвигавшаяся столь же энергично, как ее снулый кормчий, доставила нас к аппарели, увенчанной хищным черным острием субрейдера класса «Газель». Под одной из опор аппарели со скучающим видом курили две дамы в темно-синих флотских комбинезонах: брюнетка лет двадцати трех с погонами майора и коротко стриженная юная блондинистая лейтенантка с потрясающе бесстыжими серыми глазками.

Фишер скорчил недоуменную мину.

— У вас тут дамский экипаж, девочки?

— Полковник Фишер? — не выпуская сигареты изо рта, спросила темноглазая майорша.

— Хир-ра! — заорал вдруг Фишер, и я не сразу понял, что это должно означать «смирно». — Вообще озверели, кошечки?

Скуластая физиономия Ларса опасно заострилась.

— Потрудитесь доложить как положено, господа офицеры. Или я вам мудодей какой-то?

— Майор Маринина, командир борта… лейтенант Парелли, штурман борта… к вашим услугам.

— Вот так-то, — неживым голосом констатировал Фишер. — К взлету, господа.

Я хмыкнул и вслед за Парелли ступил на пупырчатый пластик подъемной пятки. Майор Маринина, козырнув, исчезла в тесных недрах корабля, а молоденькая штур-манша повела нас узкой кишкой коридора второго уровня. Мы остановились перед овальной дверью двухместной офицерской каюты.

— О готовности к старту докладывать по «линейке», — буркнул Фишер, переступая через высокий комингс, — можете идти, лейтенант.

— Чего ты на них запрыгнул? — спросил я, когда мы остались вдвоем.

— Алекс, — Фишер передернул плечами, — я не выношу распущенности, ты знаешь. Унтер этот… как будто его полдня в анус баловали, эти куклы… Это что — Воен-но-Космические Силы или шмаролет какой-то?

— А сам ты как считаешь?

— Ты зря, вот это вот, ухмыляешься. Устав пока еще никто не отменял. Я, конечно, не отношусь к породе «старых кавалеристов», но, заметь, я ведь не лезу в уши первым, а?

— Ну… вероятно. Я, однако…

— Саша, — Фишер содрал с себя «сбрую» и развернулся в узком пенале каюты лицом ко мне. — Саша, если уж по уму, то это ты должен был их облаять. Ты, Саша — как младший из нас по чину. Или у нас на плечах блямбы дерьма, а не погоны, а?

Я махнул рукой.

— JIapc, ты в некоторых вопросах прямолинеен, как фонарный столб.

— А ты — излишне извилист, дипломат ты наш. И знаешь, — Фишер небрежно бросил китель на узкую, как клинок, койку и выдернул зубами сигарету из пачки, которую держал в руке, — и знаешь, слишком много хорошего воспитания — это тоже минус. Я понимаю, ты у нас воплощение чести и доблести имперского офицера, тебя прямо позолотить хочется. Но, поверь моему опыту, если ты и дальше будешь жарить в этаком ритме, кое-кто начнет вытирать тобой задницу. И что тогда? Хвататься за меч?

— Предстартовая статическая, — пробулькал скрытый в потолке терминал линейной связи.

Фишер сел в высокое узкое кресло у стены и слегка откинул его спинку.

— Ложись в койку, — посоветовал он, — и не забудь расстегнуть галифе. Сейчас из тебя глаза полезут… как дерьмо из любимого тюбика.