Улей. Игра в кошки-мышки (СИ)

Шёл, как и до этого: осторожно, с остановками и вертя головой на триста шестьдесят градусов. На зрение, никогда не жаловался, как и на реакцию, поэтому на каждое движение вдали реагировал одинаково: резко опускался на корточки, отползал в поле и там прятался в траве.

Как минимум один раз меня это спасло: заметил метров за двести впереди, группу странно стоящих людей, мужчин и женщин. Причём мужчины были сплошь без штанов, хотя в рубашках, а парочка даже в пиджаках. Меня они, к счастью, не увидели, но и уходить с дороги не собирались, словно, были любителями солнечных ванн на природе. Пришлось ползти с километр, обходя по дуге это страшное собрание.

В итоге оказался в березовой лесопосадке, длинной и широкой. Посчитал бы лесом, если бы не ровные ряды стволов и не просвет впереди, в сотне метров.

Здесь я впервые, увидел следы пиршества зомби.

На крошечной полянке стоял столик, сбитый из почерневших тонких досок на вкопанных березовых чурках. Рядом со столом, с одной стороны располагалась лавка из тех же тонких и старых досок, прибитых к двум пням, с трёх других, стояли широкие чурбачки. На столе оставались одноразовые тарелки, пластиковые вилки и ложки, был воткнут большой кухонный нож с блестящим толстым лезвием и удобной рукояткой из мягкой цветной резины, две полупустых бутылки с водкой, одна с красным вином, очень много объедков. И половинка огромного арбуза.

— Арбуз? — вслух произнёс я, не веря своим глазам. Я точно знал, что в нашей области до начала продаж ещё добрых две, а то и три недели. Отдыхающие привезли его с собой из тёплых краёв? Но, вроде бы, и там бахчевые ещё не поспели, а этот, аж сахарный весь. Явно с грядки сорвали не полудозрелым.

Потом я увидел бутылку с какой-то минеральной водой и жадно за неё ухватился.

Вода уже успела почти полностью выдохнуться, согреться на солнце, но показалась родниковой из-за того чувства жажды, что меня мучила.

Напившись, я выбросил пустую бутылку в сторону и только сейчас увидел две палатки — камуфлированную и сине-зелёную.

Та, что была раскрашена в три неброских цвета, была разорвана с одного края и держалась на одной дуге. Вторая, с виду казалась целой, но светлая ткань — та часть, что имела ярко-голубой оттенок — была густо залита тёмной кровью.

Здесь же лежали несколько кусков костей с ошмётками сухожилий, над которыми вились крупные зелёные мухи.

— Бу-у-э!

Тошнило меня минут пять. Выпитая вода вылетела первой, следом потекла горькая желчь, последние две минуты меня тошнило одним воздухом. Ещё в самом начале ноги перестали меня держать, и я упал на колени, уткнувшись лбом в берёзовый ствол.

Кое-как придя в себя и с трудом поднявшись, я выдернул нож из стола и заковылял прочь от места бойни.

За посадкой нашлась знакомая грунтовка с, всё теми же, следами машины. Идти по ней не рискнул, выбрав дорогу в поле, среди травы и молодой березовой и сосновой поросли, которые неплохо должны были прикрыть от чужих взглядов.

Что б эти мёртвые твари протухли на солнце! И вместе с теми, по чьей вине они появились.

Под вечер, пройдя несколько полей и лесопосадок, я вышел на окраину промзоны, за которой очень далеко просматривались башни жилых высоток.

Ничего похожего я в области не знал. Пусть бывал в пяти или шести районах области, из почти что двадцати в неё входящих, там многого не видел, но точно знал, что ни в одном не было таких махин, как и столь больших заводов с пузатыми трубами, чья высота исчислялась десятками метров, нет. А хотя… откуда-то же тянуло вчерашней кислой гарью, может быть, как раз из этих труб?

— Бр-р, — я потряс головой, — нет, не может такого быть…

Это точно не моя область, если только я не прошагал две сотни километров и не вышел к окраине областного центра. Там были огромные заводы и дымили они постоянно, из-за чего даже квартиры в тех районах города стоили процентов на тридцать-сорок ниже, чем в остальных и в два раза дешевле по сравнению с центральными улицами.

Мог я в каком-нибудь трансе столько прошагать? Или не помню просто своей дороги, как забыл ночное приключение?

Что-то я уже начинаю сомневаться в своей психике, может быть, подводит она меня и галлюцинации преследуют меня весь долгий день. Или авария оказалась гораздо опаснее и сейчас я лежу в палате интенсивной терапии под капельницей и в коме.

— Бр-р, — повторно потряс я головой, — этого мне ещё не хватало.

Галлюцинации или нет, но к промзоне я подходил очень осторожно, прячась за каждым кустиком и всматриваясь в любую тень, причудливые кучки мусора и мятые мусорные контейнеры.

Галоперидол лучше, чем клыки зомби.

Так, крадучись, добрался до забора из бетонных плит, пошёл налево вдоль него и скоро нашёл щель, сквозь которую можно пробраться на территорию предприятия. Здесь, между плит был большой зазор, заложенный частью серым, выкрошимся от сырости и времени кирпичом, а в оставшемся промежутке торчала толстая ржавая труба, уходящая к пруду в тридцати метрах от стены. Щели рядом с трубой хватало, чтобы мне со своей немаленькой конституцией тела протиснуться за забор.

Зачем я сюда лез, рискуя нарваться на выстрел испуганного охранника, если и сюда добрались мертвяки? За возможностью найти телефон и новостями. Страшно было находиться в информационном вакууме, среди смертоносных созданий и чувствовать, как смерть всё пристальнее всматривается в тебя.

За забором лежал обычный замусоренный пустырь, которых хватает в любом городе. Кругом рваные пакеты, горки бычков, пластиковые бутылки, стеклянные из-под пива и водки, какие-то тряпки и размокшие катонные коробки, развалившиеся деревянные «барабаны» от проводов, штабеля полетов и многое другое.

Потом пошли цеха из красного старого кирпича и огромных бетонных блоков. Двери и ворота с моей стороны, все были закрыты, а от пустыря, вся прочая территория была огорожена хорошим забором из профлиста, с воротами на роликах. Запертыми.

Перелезть или подлезть, не удалось ни в одном месте, пришлось карабкаться по такой старой железной лестнице из арматуры, что там ржавчина, аж как мох покрывала металл, съев тот, больше чем наполовину.

Изрядно измазавшись, и пару раз почти сорвавшись, когда ступеньки резко прогибались под моим весом, я оказался на плоской крыше, с кантиком из тонких бетонных блоков с прорезанными отверстиями для слива дождевой влаги.

Второй лестницы на ту сторону, не было и мне пришлось идти вдоль длинной крыше цеха, ломая подошвами старую-престарую смолу и пластинки ссохшейся грязи, которые в изобилии валялись здесь.

Исследования заняли меньше пяти минут. В итоге, я пришёл к мнению, что тут мне ничего не светит, нужно возвращаться обратно к лесенке, спускаться и искать проход дальше. Или вовсе вылезать обратно за территорию завода и брести к городу вдоль забора.

Последнее я и сделал.

Самочувствие становилось всё гаже и гаже. Меня выворачивало наизнанку, через каждые полчаса… наружу лезла только слизь да слюна. К тошноте и головной боли прибавились короткие непроизвольные судороги по всему телу, из-за чего часто оступался и падал.

Пока обошёл завод, сбил в кровь колени и локти, рассёк бровь, сломал или вывихнул указательный палец на правой руке.

Галлюцинации, особенно слуховые, преследовали меня давно и когда я услышал шум нескольких мощных моторов за спиной, то даже не стал оборачиваться, посчитав эти звуки за глюки.

«А ещё каламбурить находятся си…», — не додумав мысль, я охнул от острой боли в правом бедре, сведенном судорогой, и упал на обочину узкой асфальтированной дорожки. Насыпь оказалась высокой, а сил у меня не оставалось, поэтому я просто скатился по жухлой траве в канаву и там затих, слыша стук крови в висках.

«Однако, это что-то другое», — пронеслась мысль в голове, когда биение пульса не стихло, а наоборот, усилилось, стало множиться, а затем и вовсе весь шум поглотил сильный взрыв. Несколько мгновений спустя, над головой пролетел беспилотник, ну, или невероятно крошечный самолёт, в котором может уместиться только китаец-подросток из южных районов своей страны, свернувшись калачиком.