Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ)

– Это Россия, – ответил он. – Это – Российская империя…

* * *

– Не могу знать. – Часовой у ворот в расположение полка был сама непреклонность. – Не велено никого пускать!

Да и сам солдат в каске, бронежилете, с автоматом, с примкнутым штыком выглядел необычно. И не только своей довольно странной для «мирного» Кабула амуницией. Такая могла бы выглядеть привычно где‑нибудь в горах, в Кандагаре, но никак не в столице, представить прорыв в которую сколько бы то ни было значительных сил врага нельзя было даже в горячечном сне. Но страннее всего выглядело пунцовое от свежего загара лицо солдатика – точно такое же, как было у самого Саши в первые дни его пребывания на афганской земле.

«Чертов новичок! – в сердцах чертыхнулся про себя офицер. – Выслуживается…»

– Вызови кого‑нибудь из офицеров, орясина! – вспылил он. – Не видишь, что перед тобой офицер?

– Не могу знать, – упрямо твердил новобранец.

«Ну что ты будешь делать…»

Выручил Бежецкого офицер, выбравшийся из подкатившего к воротам армейского вездехода: тоже в толком необмятой еще полевой форме. Слава богу, не в каске, а в обычном кепи. Но весь перепоясанный ремнями. А на поясе его Саша разглядел знакомый до боли «федоров».

– С кем имею честь? – спросил поручик, когда офицеры обменялись положенными приветствиями, с ног до головы изучая одетого не совсем по уставу незнакомца.

– Поручик Бежецкий, – представился Александр, демонстрируя папку. – Выписан из госпиталя и следую в свою часть. Которая располагается здесь.

– Вы ошибаетесь, – покачал головой офицер. – Здесь располагается моя часть – Восемнадцатый Екатеринбургский пехотный полк, а всех наших офицеров я знаю в лицо.

– А где же драгуны?

– Понятия не имею, – пожал плечами поручик. – Вероятно, вам это могут сообщить в штабе. А мне позвольте откланяться – служба‑с…

Бежецкий остался снова один на один со злорадно ухмыляющимся часовым.

«Черт те что! – поручик тяжело переживал свое бессилие. – В штаб? Позорище… Собственную часть потерял…»

И Саша зашагал в сторону «сеттльмента»: он хорошо знал, где живет Грум‑Гржимайло…

* * *

– А‑а‑а, поручик! Проходите, проходите… Кстати, поможете…

Квартира полковника, ранее выглядевшая островком России посреди азиатчины, теперь напоминала поле боя. Вся заставленная коробками, свертками, заваленная мятой бумагой, рулонами клейкой ленты и прочими упаковочными материалами, она походила на что угодно, только не на жилище российского офицера.

– Берите вот эти вазы и обматывайте бумагой. – В руки Бежецкого лег огромный рулон бумажных полотенец. – Не дай бог поколются в дороге – Люсенька мне этого не простит!

– А где ваша хозяюшка? – поинтересовался Саша, стараясь наматывать бумагу как можно аккуратнее, хотя получалось неважно: она плохо держалась на гладкой поверхности фарфора.

– В России голубушка моя, – вздохнул полковник, запихивая последний комок бумаги в большой фанерный ящик и водружая на него крышку. – Вчера звонила. Верите – нет, Саша, а я вот жду не дождусь, когда снова с ней увижусь. Тридцать лет прожили душа в душу, последние пятнадцать – неразлучно. Тут и день врозь вечностью покажется…

– Отчего же она вас покинула, Петр Михайлович? Неужели здоровье?

– Типун вам на язык! – Полковник размашисто перекрестился. – Здорова моя ненаглядная и вам того же желает. Просто отправил я ее вперед, а сам вот задержался, чтобы вещи к отправке подготовить. Можно было, конечно, и поручить кому‑нибудь, да разве будешь спокоен? А вещичек за четыре года здешнего нашего жилья поднакопилось изрядно…

– Погодите, Петр Михайлович… Вы в отпуск?

– Нет, поручик, – Грум‑Гржимайло старался не смотреть на своего подчиненного. – Насовсем.

– Переводитесь?

– Нет… Да вы что – ничего не знаете?

– Я только что из госпиталя… Вот, снова в полк.

– Нет полка, Саша. Нет, он есть, конечно же, но… Полк отводится в Туркестан на переформирование. Будет дополнен до штатного состава, а затем… А что затем – не знаю. Возможно, в Туркестане и останется, возможно – вернется сюда. Да мне это, собственно говоря, уже безразлично.

– Почему?

– Я подал в отставку, Саша. И отставка уже принята.

– Почему?!

– По причине несогласия моего с нынешней политикой в Афганском вопросе. И личного несогласия с новым командующим.

– А разве?..

– Да, командует теперь Особым Запамирским корпусом другой человек. Генерал‑лейтенант Юсупов. А Василий Никитович отозван в Санкт‑Петербург.

– Как же мне быть?

– Как быть? – Полковник отобрал у Александра папочку с документами, которую тот продолжал держать под мышкой, и бегло пролистал. – Вы, дорогой мой, имеете право на отпуск по ранению. Вот тут черным по белому написано. Выправляйте недополученное жалованье… Помнится, месяца за три казна вам должна… И – домой. Поскольку вся полковая канцелярия уже в Ашгабате, можно оформить проезд в штабе корпуса.

– Но я бы хотел…

– А вот догонять полк не советую, – покачал головой Петр Михайлович. – Переформирование – гиблое дело. Уж поверьте моему опыту. Тем более что Ашгабат – такая дыра, даже по сравнению с Кабулом, что рады вы не будете. Лучше уж проведите пару месяцев дома, отдохните, наберитесь сил… А там, может быть, что‑нибудь вам кто‑нибудь посоветует… Например, вернуться в гвардию, – подмигнул полковник, отставляя ящик в сторону.

– Я хотел бы продолжить службу, – сказал Саша.

– Воля ваша, – вздохнул полковник. – Но я уже ничем вам помочь не могу. Штаб расположен на прежнем месте… А, принесли! – обрадовано вскричал он, бросаясь навстречу двум солдатам, тащившим пустые ящики. – За смертью вас только посылать!..

15

Пустоватый ранее штаб корпуса было не узнать: снующие туда‑сюда озабоченные офицеры, писаря с толстенными папками и кипами бумаг в руках, барышни, выбивающие на клавиатурах машинок пулеметные трели… И такие же, как Бежецкий, бедолаги, пытающиеся разобраться в этой круговерти.

Хлыщеватый, отутюженный штабс‑капитан с серебристым адъютантским аксельбантом соизволил заметить поручика лишь спустя двадцать минут. Еще минут пять он с некоторой брезгливостью изучал изжелта‑бледное лицо визитера в пятнах прикипевшего надолго загара, смотрящегося теперь неумелым гримом, вероятно, перебирая в уме причины такой окраски: природная аномалия, беспробудное пьянство, заразная болезнь… Его‑то цвету лица мог позавидовать любой рекламный персонаж.

– По какому вопросу… э‑э‑э… поручик?

– Представление командующему.

– Фамилия?

– Поручик Бежецкий.

Адъютант склонил напомаженный безупречный пробор к толстенному гроссбуху, открытому на одной из первых страничек, и провел холеным пальцем с аккуратным («Не иначе маникюр!») ногтем вниз по списку.

– Да, есть такой. Увы, Роман Сергеевич принять вас никак не сможет. Пожалуйте к генералу Коротевичу, его заместителю. Михаил Дионисиевич вас ждет. – Штабс‑капитан поднялся из‑за стола и приоткрыл дверь. – Прошу.

– А, Бежецкий! – Пехотный генерал‑майор лет сорока пяти оторвался от разложенных перед ним на столе бумаг. – Ждал, ждал… Проходите, присаживайтесь…

Александр пожал плечами больше про себя, чем напоказ, и присел на новенький раскладной стул защитной окраски – венские стулья и прочее «цивильное барахло» исчезло из бывшего кабинета Мещерского, словно по мановению волшебной палочки, сменившись подчеркнуто‑армейскими атрибутами: раскладной мебелью из гнутого дюраля и брезента, полевой рацией на углу стола… Даже электрический калорифер, ранее стоявший в дальнем углу, теперь заменяла, похоже, не растопленная еще ни разу жестяная печурка с девственно чистой защитного цвета эмалью на блестящих боках. Да и сам хозяин кабинета, как бы это половчее выразиться, производил впечатление новенького, только что вынутого из коробки оловянного солдатика. Форма с иголочки, разве что не похрустывающая крахмальными складками, лаковый ремень портупеи, туго перетягивающий камуфляжную грудь с тремя сиротливыми наградными колодками – поручик не особенно приглядывался, но, кажется, что‑то юбилейное, сияющие будто новенькие империалы звезды на матерчатых погончиках. Некоторое нарушение полевой формы, однако заместителя свежеиспеченного командующего Особым Запамирским корпусом можно было понять: золотые погоны на камуфляже – моветон; повседневный, тем более парадный мундир такому «боевому» генералу не к лицу, а зеленые эмалевые звездочки на того же колера полосках ткани не всякий и разглядит…