Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ)

Не успев понюхать пороху, поручик Савранский сложил голову за Империю. И сколько еще будет таких вот Савранских?

«Это я во всем виноват… Стоило тогда разрядить автомат в принца, и все проблемы были бы решены. Друг он мне или не друг – сейчас он возглавляет настроенных против Ибрагим‑Шаха людей. Хамидулло по сравнению с таким знаменем – жалкая тень. И это знамя новым инсургентам дал я. Своей нерешительностью. Королевство расколото пополам, и между двумя его половинами, как между молотом и наковальней – русская армия…»

Александр неумело выколупнул из помятой пачки сигарету и сунул в рот.

Он впервые закурил сегодня, когда они с Кужеватовым на попутной «бурбухайке» доставили в госпиталь тело поручика и увидели, что обычно пустынный госпитальный двор заполнен автомобилями и людьми. Только за один день в разных районах города было убито восемь солдат и офицеров, а ранено – втрое больше. И это – лишь в городе! Прямо на глазах Бежецкого и Кужеватова на спешно расчищенную площадку приземлился размалеванный камуфляжными узорами, диковинно выглядевший после «Майбахов» и «Алуеттов» десантный «Байкал» с трехцветной розеткой Российских Императорских ВВС на фюзеляже, из которого прямо на потрескавшийся асфальт принялись выгружать носилки и запакованные в черные транспортные мешки несуразно длинные свертки…

– Конвой расстреляли под Пули‑Чархи… – сказал кто‑то рядом.

И тогда поручик, не глядя, взял протянутую кем‑то из окружающих сигарету…

Сейчас никотиновый яд, раздирая по пути легкие, вливался в кровь, и голова от него странным образом просветлялась, разрозненные мысли сливались и делались четче.

«Эта война не для меня. – Александр слепо глядел на родившуюся где‑то за крышами строчку оранжевых трассеров, пытающуюся пришить небо к земле: не небо, конечно, а невидимые в темноте горы. – Прав был Герман, прав был Иннокентий Порфирьевич, прав полковник Грум‑Гржимайло… Все они были правы…»

Крыша соседнего дома рельефно обрисовалась на фоне белесого дрожащего пятна, и лишь несколько секунд спустя пришел тяжкий, рокочущий гул, от которого вздрогнул пол под ногами и жалобно зазвенели стекла в окне. Сияние погасло, чтобы тут же смениться болезненно‑багровым заревом, разлившимся на половину неба.

«Арсенал? – безразлично подумал поручик. – Нет, арсенал в другой стороне. Склад, наверное, какой‑нибудь временный…»

Зарево светлело, будто из‑за горизонта в неурочный час и в несвойственном месте пыталось взойти солнце, и не хотелось думать о яростном жаре, царящем сейчас там. Жаре, от которого сворачиваются в спираль рельсы, а жестяные листы мгновенно сгорают, как бумажные. Человеческая же плоть просто испаряется, как капля воды, упавшая на раскаленную плиту.

«Домой… Решено…»

16

Бежецкий сидел на том же походном стуле и терпеливо ждал, пока Коротевич ознакомится с написанным от руки документом. Чего уж тут торопиться, когда пришлось полдня отстоять в длинных очередях – войска прибывали и прибывали, и в штабе уже было просто не протолкнуться. А до этого – добираться от дома пешком. Оказалось, что Ибрагим‑Шах, торопыга этакий, уже успел провести в стране очередную денежную реформу, как всегда неожиданно поменяв одни «фантики», отпечатанные еще берлинской типографией фон Герике, на другие, выпущенные уже Экспедицией по заготовлению государственных бумаг в Санкт‑Петербурге. Так что та небольшая сумма в афгани, что имелась у поручика, разом превратилась в ничто. Старые деньги очень походили на новые, но все как один «бурбухайщики» лишь крутили головами и смеялись, возвращая разрисованную бумагу, потерявшую ценность, обратно. Завалялся, правда, в карманах рубль с мелочью серебром, но их уж офицер решил беречь до последнего. И в самом деле: что здоровому молодому человеку несколько километров по утреннему холодку пешочком?

– Ну, такого я от вас, поручик, не ожидал. – Генерал с кислым видом оторвался от чтения рапорта.

– Почему? Я был ранен, имею право на отпуск для поправления здоровья…

– Почему же вы не воспользовались этим правом… ну… сразу?

– У меня были на то причины, – пристально посмотрел Александр в глаза генералу, и тот сразу отвел взгляд.

– Хорошо… Нет проблем… – Коротевич быстро подмахнул прошение, проездные документы и еще несколько необходимых бумаг и рывком подвинул всю кипу Бежецкому. – Печати поставите в канцелярии… Но вы хотя бы вернетесь?

Саша пожал плечами:

– Все будет зависеть от лечения. Вдруг врачи вообще запретят мне воинскую службу?

Генерал поглядел в окно и забарабанил короткими толстыми пальцами по столу, потеряв к собеседнику всякий интерес.

– Я могу быть свободен?

– Да, поручик, – вы свободны. Но я просил бы вас поторопиться – на аэродроме готовится к вылету «Пересвет» – с… ну, вы понимаете.

– Хорошо, – просто ответил Бежецкий, поднимаясь со стула, аккуратно складывая бумаги и засовывая их в нагрудный карман. – Вещей у меня немного. Только забегу в казначейство получить остаток жалованья…

– Э‑э‑э… – безнадежно махнул рукой генерал, запуская руку в открытый несгораемый шкаф за креслом и доставая оттуда узенькую темно‑коричневую книжицу, наподобие чековой. – Забежать не получится. Эти чинуши‑интенданты развели в своей епархии такой бардак, что вы и за две недели не расхлебаете… Сколько вам должна казна?

Александр назвал сумму, и генерал тут же, на бланке полевого казначейства выписал ему требование. Даже накинул несколько рублей до ровного счета.

– Вот: получите и распишитесь вот тут… Сможете получить данную сумму в любом банке Российской империи. Без процента и комиссии.

Поверх подписи лег лиловый оттиск печати.

– Видите, – криво улыбнулся генерал. – Приходится и за кассира, и за казначея… Только так и можно с этими тыловыми крысами. И распишитесь вот тут, что получили жалованье сполна… Отлично!

«Что‑то он такой добренький?..»

– У меня к вам, Александр… э‑э‑э… Павлович, только одна просьба. Не откажите уж…

– Слушаю вас, ваше превосходительство.

– Не согласились бы вы сопроводить до Москвы один из… э‑э‑э… грузов. Ну, вы понимаете… Конечно, для вас, столичного жителя, это крюк… Тем более что это не совсем груз. Это… как бы деликатнее выразиться, один из ваших знакомых… Бывших уже, разумеется… В общем, гроб с телом.

– Да, конечно, – ответил Саша, лихорадочно перебирая в памяти всех еще остававшихся здесь «старых афганцев»: «Нефедов, Загоруйко, Жербицкий?.. Нет, Жербицкий вроде бы уже с полмесяца, как отбыл… Кавсевич?..»

– Ну, желаю вам успешного лечения, – генерал привстал, протягивая Саше свою вялую холодную ладонь. – Документы на груз получите у самолета. Он уже должен быть погружен. Прошу не опаздывать – ждать вас одного не будут…

* * *

– Поручик Бежецкий! – Саша выпрыгнул из автомобиля, остановившегося у самого шасси прогревающего двигатели «Пересвета», и кинул ладонь к козырьку форменного кепи.

Все его небольшие «капиталы» ушли на «бурбухайку» до дома. Туземные водители просто озверели, быстро обнаглев на сыплющемся им на голову денежном дожде – вновь прибывшие совсем не разбирались в местных ценах и соотношении серебра к бумаге, но в «сеттлменте» удалось удачно поймать попутный армейский вездеход до самого аэродрома. Ну а голому собраться, как говорят в народе, – только подпоясаться. Большую часть нехитрого багажа офицера занял пресловутый «чилим» – не мог же он бросить здесь память о покойном Еланцеве?

– Где вас носит, поручик? – недовольно буркнул руководящий погрузкой пожилой капитан, мельком заглянув в протянутые Бежецким бумаги. – Вы что: полагаете себя на Царицыном Лугу? Ручаюсь, что вас и там не стали бы ждать…

Старый вояка оценивающим взглядом мазнул по нездоровому румянцу на лице запыхавшегося «юнца» и сменил гнев на милость:

– После госпиталя? Сильно зацепило?