Ключ Неба

Как Тиёко.

Он делает шаг в пустую комнату. Нюхает воздух.

Чувствует ее запах.

Это комната Тиёко.

Ань делает глубокий вдох, задерживает в себе ее запах. Потом быстро выходит в холл, чтобы продолжить поиски.

Этажом ниже – еще две пустые спальни. Кабинет. Ванная.

Ни души.

Ниже. Кухня. Комната для чаепитий. Еще одна ванная. Гостиная с камином в западном стиле. Оранжевые язычки пламени с веселым потрескиванием пляшут на поленьях.

И здесь на круглой подушке-пуфике сидит маленький лысый человек. На нем юката в простую сине-малиновую полоску. Темные круглые глаза открыты и, не мигая, смотрят на Аня. Перед ним – вынутая из ножен катана. Мечу 1329 лет. Рядом – белое фарфоровое блюдо с крошками. И чашка, то ли пустая, то ли нет.

– Здравствуйте, – произносит он по-японски.

Ань не сводит глаз с меча. Поднимает руки.

– Прошу прощения, сэр. Я не знаю вашего языка. Он произносит это на мандаринском наречии. Тиёко его понимала. Может, и незнакомец поймет?

– Ничего. Я знаю ваш, – на китайском отзывается мужчина. Теперь он разглядывает ожерелье у Аня на шее. Высушенные кусочки кожи. Уши. Волосы.

– Меня зовут Ань Лю. Я Игрок 377-й Линии. Шань. Нижайше прошу простить, что ворвался к вам в дом вот так. Я боялся звонить в дверь. Думал, вы не дозволите мне войти. Аню трудно говорить таким учтивым языком. Приходится сосредоточиваться и прилагать много усилий. Гораздо больше, чем он рассчитывал. Как же Ань презирает все эти формальности! Но нужно держать себя в руках. Нельзя показаться высокомерным. Голос его звучит ровно. – Меня зовут Нобуюки Такеда. И да, я бы не дозволил тебе войти. Если не сказать хуже.

Он тянется к катане. Берется за рукоятку, но не поднимает меч.

– Кто вы… Кем вы приходитесь Тиёко? Вы ее отец?

– Она моя племянница.

– Прошу прощения, господин Такеда. Но я должен сказать вам, что ваша племянница мертва.

Нобуюки вскакивает с колен. На этот раз меч взвивается в воздух. Даже с другого конца комнаты Ань видит на глазах мужчины слезы.

– Говори. Быстро. Правду. Я услышу, если станешь лгать.

Ань коротко, но почтительно кивает.

– Она погибла в Стоунхендже. Я был там. Когда земля начала двигаться, один из мегалитов упал прямо на нее. Раздавил половину тела, от талии и ниже. Она умерла мгновенно. – Ты видел это? – Голос Нобуюки спокоен, ровен, требователен. В нем не слышно ни страха, ни печали.

Лишь по щеке стекает слеза.

Ань мотает головой.

– Нет, не видел. Я был без сознания. Мне в голову выстрелил другой Игрок. Кахокийка. – Он указывает на звездообразные стежки на виске. – Если бы не железная пластинка вот тут, я тоже был бы мертв.

– А другие Игроки?

– Одного зовут Яго Тлалок. Ольмек. Он Играл вместе с кахокийкой. Там был еще один, не Игрок, но тоже на стороне кахокийки. И его, кстати, тоже убили.

– А ты? Ты Играл вместе с Тиёко?

Нобуюки в замешательстве. Он знает, что Тиёко никогда бы не согласилась на союз в Игре. Она всегда была одиночкой.

В этом заключалась ее сила.

Ань снова мотает головой.

– Строго говоря, нет. Но у нас было… взаимопонимание.

Отношения.

Он едва заставляет себя выговорить последнее слово.

– Ты знал, кто она такая? Вне Игры?

– Такеда-сан, – Ань использует японское почтительное обращение, одно из немногих слов, которые он вообще знает по-японски. – Не существует никакого «вне Игры». Тиёко говорила мне, что она играет на жизнь. Думаю, эти слова имели для нее очень много значений. В том числе и то, что Игра захватывает тебя целиком. Захватывает всю твою жизнь.

Расстаться с Игрой значит расстаться с жизнью.

Нобуюки чуть расслабляется, вновь опускается на колени. По-прежнему сильно сжимает рукоять катаны. Услышанное интригует его.

– Расскажи. О том времени, когда вы были вместе.

– Я познакомился с вашей племянницей в Игре. Это была наша первая стычка после Вызова. В хозяйственном магазине. Никто не победил. Она была потрясающе быстрой. Сила ее ци просто ошеломляла.

– Знаю.

– И заражала.

– Объяснись.

– Я болен, Такеда-сан. Таким меня сделала моя Линия. У меня тик. Жестокий и очень болезненный. Хуже всего то, что он влияет и на мысли, и на действия. Результат жуткого детства.

Из меня вырастили чудовище.

– У всех Игроков было трудное детство.

– Но не настолько.

– Ты прав. Не все становятся чудовищами.

– Вы же любили ее, не так ли, Такеда-сан? Она знала, каково это – быть любимой?

– Я люблю ее, Ань Лю. Даже если ее больше нет. И хотя ее больше нет, я люблю ее еще сильнее.

Подбородок Аня падает на грудь. Он видит волосы Тиёко, обвивающие его шею. Ее уши. Сморщенные кусочки кожи – ее веки.

– Как и я, – тихо отвечает Ань. – Удивительно, но она отвечала мне тем же. Тиёко была первым, может быть, даже единственным человеком, который меня любил. За всю мою жизнь.

– Если ты болен, почему я этого не вижу? Где тик, о котором ты говоришь?

Ань поднимает голову. Смотрит Нобуюки прямо в глаза. Потрескивает огонь. Кроме этого, в доме не раздается больше ни звука.

– Она излечила меня. Ее ци исцелила тик. Ее любовь меня спасла.

Нобуюки поднимает меч и нацеливает его в горло Аня.

Между ними четыре метра.

– Что тогда висит у тебя на шее?

– То, что я смог спасти. То, что осталось от вашей племянницы.

То, что она мне вручила и что продолжает меня спасать.

– Ты что, срезал это с ее тела? Осквернил его? – рычит Нобуюки. – Простите меня, господин Такеда. Но она разрешила бы мне это сделать. Клянусь. Я бы никогда так не поступил, если бы думал иначе.

У Нобуюки дергается глаз. Ань не имеет права ни в чем его обвинять. Ань видит, как усилием воли мужчина справляется с чувствами.

Тон его голоса неуловимо меняется.

– Ты сказал, что моя племянница Играла на жизнь. Я знаю, что это правда. Но я должен спросить: а на что Играешь ты, Шань?

Ань переводит дыхание.

– Не за жизнь, Такеда-сан. Ибо жизнь была ко мне слишком жестока. Смерть на ее фоне кажется куда более целесообразной. Будь моя воля, я бы скорее убил всех Игроков до последнего, включая себя, и оставил бы Игру без победителя, чем позволил бы жизни продолжаться. Я был бы рад, если бы человечество исчезло с лица Земли, а наши звездные предки ушли и забыли о нас навеки. Я не хотел, чтобы век за веком мир наполняли ложь, лицемерие и жестокость. И большая часть меня по-прежнему этого хочет. Наше человечество не заслуживает такой планеты. И наша планета не заслуживает такого человечества.

– Но… – Нобуюки хочет, чтобы Ань закончил мысль. – Но… потом я встретил вашу племянницу. И она озарила мою жизнь. Я изменился, пусть даже совсем чуть-чуть. И я надеюсь, что вы, ваша Линия, самая древняя и достойная из всех и самая близкая к Создателям, поможете мне. Поможете понять, что именно изменилось, и сделать это изменение постоянным.

– А тебе есть что предложить взамен?

– Есть. Смиренно и почтительно прошу разрешить мне отказаться от моей Линии и Играть за вашу. Тиёко заслуживает жизни. Заслуживает победы. А я – нет. Моя Линия недостойна наследовать Землю после События. А ваша – достойна. Я так считаю. Я вручаю себя Линии Му. Примите меня, Такеда-сан.

Нобуюки хмурится. Ань не понимает отчего, не может решить: то ли он просто застал старика врасплох, то ли сама идея оскорбляет Нобуюки и не внушает ему ничего, кроме отвращения. Японец молчит.

– Пожалуйста, господин Такеда. Иначе у меня только один выход – вновь стать тем, кем я был. Я не знаю, куда деться от ненависти и гнева, понимаете? Они кипят во мне, взрываются внутри, превращают меня в… в чудовище. Ваша племянница – единственный человек, который мог меня успокоить. Но ее больше нет. И я, в совершенном отчаянии, совершил позорный, недопустимый поступок. Я хотел быть как можно ближе к ней. – Ань прикасается к ожерелью, задерживает руку на шее. – Но я верю, господин Такеда, вы сможете показать мне иной путь. Путь Тиёко. Я хочу Играть за Му. Хочу быть Му. Кеплеров не волнуют правила – их волнует лишь игра и то, как она закончится. Если я смогу выиграть, то смогу сказать, что Играл за Тиёко. Играл за Му. Они согласятся, я знаю. Чувствую. Пожалуйста. Умоляю вас. Ради вашей Линии и ради моей души – такой грязной, подлой и несовершенной, какой только может быть человеческая душа.