Никем не победимая! (СИ)

Как же это так ? Почему ??? Почему со мной ?!! Правая рука немчика, подчиняясь последнему приказу угасающего мозга, нажала на курок задирающегося вверх автомата, а длинная очередь – до последнего патрона, судорожно сжатого пальца, задрала ствол круто в небеса ! Ну и я, когда сумел – внёс свою лепту – влепил ему две пули в лоб !

Рощин припал на колено, не отнимая приклад автомата от плеча и крикнул растерянной Романовой, глядя на меня:

- Что с ним ? Да не молчи ты курица ! Он жив ?! Нашёл кого спрашивать: Мария как повернулась к немчику, так и застыла – даже бинтовать рану перестала ! Это страшно. Это реально страшно заглядывать в лицо своей смерти ! Её саму надо из транса выводить…

- Не ори Рощин – жив твой командир, так что не дождётесь ! Или враги наши не дождутся… - заметив, как нахмурился капитан, поправился я. – И спасибо тебе Сергей – выручил…

- Да я всегда – товарищ командир ! – на закопчённом пороховой гарью лице моего комроты прорезалась радостная улыбка… А бой, тем временем, терял остроту, стихал…

- Дай автомат ! – приказал Романовой. Она было раскрыла рот, но осеклась и молча, ловко сняла автомат с шеи. Отстегнул диск; проверил наполнение; выщелкнул пару патронов, которые закинул в нагрудный карман… Выдернул у неё из под ремня наступательную гранату РГН–40, поднялся и приказав Рощину – За мной ! – потрусил к раскрытому входу землянки. Перед землянкой лежит мой боец. Припал на колено, пощупал пульс – мёртв… Глянул в себя: у меня остался один кирпичик силы ! И он мне может очень понадобиться – там ! Но мой боец умрёт ! Нахрен ! Пустил последний кубик по руке в бойца… Он медленно, нехотя, словно густой мёд по деревянной ложке, стёк по моей руке, прижатой к ранам на груди, в тело бойца. Мышцы зашевелились, "сшиваясь" краями ран; выбрасывали наружу всякую гадость. Боец открыл глаза, взгляд стал осмысленным, уставился на меня:

- Товарищ командир – я же умер ! Я знаю ! А вы меня выдернули с того света ! Да я для Вас… Да я Вам жизнью обязан ! Всю оставшуюся жизнь я ваш должник ! Отмахнулся, придерживая лежавшего:

- Родине ты обязан ! И Спецназу ! Вот им и отдавай долги… И не слушая его, обернулся и махнул Романовой – Займись раненым… Подбежал к землянке; обежал её слева, показав капитану: ты – справа. Присел за срезом крыши и прошептал Рощину: Эфку внутрь… Капитан сорвал с пояса Ф-1 и швырнул её вглубь землянки ! Крышу встряхнуло; несколько осколков с визгом вылетели наружу. И я, тут же швырнул туда РГН-40, а как только свистнули осколки – спрыгнул вниз и ворвался в землянку, охватывая взглядом её всю. Землянка была пуста, а заднюю стенку (как и говорила старая ведьма) закрывал натянутый на стенку старый выцветший кусок брезента. Полоснул по нему, выписывая гигантскую букву Z: строчка вдоль стены на уровне груди – для стоящего; наискосок справа налево – для сидящего на корточках и по над полом – для лежащего. Никто за брезентом не зашевелился; никто не вывалился из под него. Скользнул, вдоль стенки к простреленному брезенту; осторожно отогнул край. Ну точно – по середине стенки сверкал серебряным переливом портал. Куда ? Дальше…

- Что там – товарищ командир ? – дисциплинированно крикнул от входа Рощин. Вот что значит служба…

- Да нет здесь никого ! - буркнул я в ответ, выходя из землянки. Рощин понятливо промолчал: надо – командир скажет сам, а раз не говорит – значит не надо надоедать глупыми вопросами – не женщины…

Глава восьмая

Вас не учили в детстве – чужое брать грешно…

Бой закончился. Бойцы, привычно, занимались сбором трофеев… Гордый поляк всё спланировал правильно, но не учёл одного: возможности применения в бою Чёрной силы. Если бы не она – лежали бы мы сейчас все рядком, ну или кто где – в зависимости от "натюрморта боя"… Но бойцы свято уверены: командир всё сделал правильно и мы победили ! Ну и пусть остаются в этой уверенности, а я постараюсь их в этом не переубеждать. Подошёл к ещё одному раненому из двойки, которая попала под автоматный очереди по нашей группе: одному пулей слегка зацепило по касательной руку – это не рана, а смех один, а второй словил две пули. Одна пробила грудь на вылет, ничего не задев, а вторая разворотила плечевую сумку. В полевых условиях при таком ранении сразу отнимают руку – во избежание гангрены… А мы побарахтаемся… Романова принесла мой возимый "стратегический запас" – коробку с 20ю плитками шоколада. И я начал его есть ! Как хлеб… Смолотил, давясь пять плиток и присел слегка отдохнуть и принять доклад по бою… А что – классно мы повоевали !

В засаде против нас стояло два танка; два пулемётных гнезда с пятью солдатами и три секрета с пятью солдатами в каждом, растянутые по всей длине взгорка. Невысокие деревца были только в середине, поэтому крайние "секреты" были все на виду… А к чему им маскироваться: полог невидимости, который накинул на взгорок Каминский, укрывал их лучше любой маскировки ! Левый секрет уничтожила одна двойка; правый – самоходка, после того, как расстреляла танк T-III. Пулемётные гнёзда справа и слева от нас – ещё две двойки… Всего по нашу душу гордый поляк привёл двадцать солдат, капралов, фельдфебелей и унтеров, а в живых не осталось никого: последних двоих из правого секрета, рванувших назад – к лесу, срезал пулемётчик с Ганомага. Ну и ещё девять танкистов до "кучи"…

Подошёл к раненому в грудь и плечо, уже перевязанному Романовой; присел рядом; встал на колени… Приступим, благословясь… Довольно часто, у меня, здесь стали проскакивать такие вот выражения … благословясь; … ради бога; … с божьей помощью… Нет – я не стал убеждённым верующим, но на войне всегда так: хочется защиты от кого то более сильного, чем командир, генерал, или сам товарищ Сталин. Вот и выскакивают сами собой. Или не сами собой ?

Положил руки на плечо и грудь. Моя сила – на удивление, потекла в бойца нормально – как вода вливается в сосуд. Пошёл процесс восстановления… С раной в груди закончил довольно быстро: мне не вылечить надо бойца, а подлечить, чтобы он до госпиталя доехать смог без проблем. А вот плечо… Прервался: в глазах потемнело; сознание стало снова "уплывать". И снова, давясь, стал жевать и проглатывать шоколад: да не кусками, а разжёвывая, да запивая – больше отдохну… Наконец принялся за второй курс лечения… Подлечил и вновь заправка глюкозой. Сам не заметил, ка закончился шоколад. Зато раненые транспортабельны; у меня силёнки появились выполнить то, за чем мы сюда приехали. Подозвал Рощина и начал официально:

- Товарищ капитан. Я сейчас с Романовой уйду в землянку. Никого туда не подпускать: ни своих н чужих. И самому не соваться ! Чревато - весьма ! Посмотрел на часы и продолжил, вздохнув:

- Если до 17.00 мы не появимся – уезжайте на базу: раненным нужна профессиональная мед помощь. Ясно товарищ капитан ?! Рощин сначала удивлённо похлопал глазами; потом до него дошло…

- Я никуда не поеду товарищ командир и бойцы не поедут – набычился он – будем вас ждать столько – сколько надо ! А раненые – отправлю на базу: доедут как миленькие. Еды нам хватит и у немцев собрали трофеями… - решительно закончил он и добавил – где это видано – бросать командира ! Словно теплом окатило: приятно, всё таки, что так к тебе относятся, но видно придётся огорчить…

- Мы можем совсем от туда не выйти… - мягко возразил я – а поэтому передашь комбатам – Командиром корпуса назначаю Молодцова; его заместителем – Мартынова. Всеми силами отбрыкиваться от начальника со стороны; политработников и особистов – просто не пускать на территорию ! Сам соберёшь себе батальон – диверсионно-ударный: самый лучший из всех ! Вязьмина возьмёшь к себе он объяснит тебе поставленные мною ему задачи. Связь со ставкой только по радио и выполнять только приказы товарища Сталина. И только боевые, а по назначению своего командира – отказываться ! Мягко…

- Не надо нам другого командира ! – упрямо выпалил Рощин мне в лицо – вы там делайте свои дела и возвращайтесь, а мы вас здесь подождём ! И хрен кого туда пустим – хоть целую дивизию ! – выпалил яростно он. Увидев моё удивлённо выражение пояснил: