Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ)

– Правильно сказал, – капитан поднял мензурку. – За вас, поручик!..

12

Пирушкой визит генерала не закончился.

Едва подвыпившие (именно подвыпившие, а не пьяные – что такое для шестерых здоровых военных литр с небольшим коньяка?) офицеры успели убрать со стола и разблокировать палату – вынуть из дверных ручек вставленную туда ножку табурета, адъютант Мещерякова, сопя и отдуваясь, втащил еще один подарок. Портативный телевизор.

– Вот, Василий Никитович приказали, – вытер пот со лба поручик. – Чтобы героям не скучно было выздоравливать.

– Передайте господину Мещерякову нашу благодарность. – Хлебников опять возлежал на своем ложе в позе римского патриция. – Теперь выздоровление будет идти в два раза быстрее.

– Если бы он еще о девочках распорядился, – фыркнул со своей койки Рихтер. – То сразу в четыре!

– К чему вам кордебалет, штабс‑капитан? – лениво буркнул Сапунов. – Вы и так храпите, словно симфонический оркестр.

– Рад мнению ценителя…

Установил и настроил чудо техники двадцатого века прапорщик. Увы, ловила комнатная антенна‑рогатка всего четыре канала. И ни одного русского. Но и это для Саши, забывшего, когда он в последний раз видел телепередачу, было роскошью.

Истинно демократическим способом – голосованием, всеобщим и явным – выбрали программу. Если быть честным, выбора‑то особенного и не было – ни дари, ни пушту в достаточном объеме никто не знал, а смотреть два выступления и некое подобие телеспектакля без перевода – занятие малопривлекательное. Четвертый, Тегеранский канал, правда, транслировал тоже что‑то вроде новостей. Носатый брюнет, в черном, под горлышко, одеянии («Вылитый раввин из нашего местечка! – заявил Рихтер, взявшийся переводить. – Только пейсов и кипы не хватает!») излишне, на взгляд Александра, гнусавя и грассируя, читал по‑французски с бумажки что‑то длинное и невразумительное.

Штабс‑капитан, на взгляд Бежецкого, язык знал вполне прилично. По крайней мере, Хлебников, Стебельков и Храмов слушали его беглый перевод, обильно пересыпаемый шуточками и комментариями, с неподдельным интересом. Трое, потому что Сапунов, отговорившись нелюбовью к политике, сразу же попросил сделать «это бла‑бла‑бла» потише и отвернулся к окну с хлебниковской книжкой в руках.

– Его величество Махмуд‑Шах Второй, – гнусаво вещал тем временем артиллерист, подражая интонации персидского диктора, – принял сегодня послов иностранных держав… Ха! Мы вот тоже приняли, хоть и не иностранных!.. Почтение королю засвидетельствовали посол Российской империи, посол Французской Республики, чрезвычайный и полномочный посол Соединенного Королевства…

– А что англичане‑то тут делают? – бухнул, как обухом, Храмов. – Будто не натерпелись от них туземцы по самое некуда!

– Вот то и делают, – развел руками Рихтер. – Миссия их сокращена до минимума, но полностью выдворить их из Королевства – кишка тонка у афганцев. Это, дорогой мой, объявление войны, и тут уж никакие страны‑гаранты не помогут… Вот интересно! Король заявил послам, что Афганистан будет расширять связи со всем мировым сообществом, не отдавая предпочтения никому в отдельности…

– Видал?! – подскочил на койке прапорщик. – Мы тут, значит, кровь льем, чтобы этих… защитить, а они!..

– Допустим, защищаем мы тут свои интересы, – буркнул, не оборачиваясь, Сапунов. – А вовсе не афганские.

– Какие такие свои? Нет у меня тут никаких интересов! И у Павла Тихоновича нет, и у Костика, и у Саши. У вас, случайно, нет, Михал Матвеич? – повернулся прапорщик к переводчику, благоразумно промолчавшему. – Вот и у артиллериста нашего нет. Только у вас одного!

– Бросьте прикидываться, Иван Иванович. – Сапунова проняло, и он захлопнул книгу. – Вы отлично понимаете, что речь идет об интересах Империи, а не отдельно взятых людей.

– А‑а‑а… Империи… – широко улыбнулся прапорщик, действительно, похоже, валявший дурака. – Так и говорили бы. Империи мы, батенька, присягу давали, и защищать ее будем везде, где ступает сапог российского солдата. А уж те, кто на той землице волею Божьей обитает, стало быть, тоже у нас под защитой обретаются.

– И докуда же, позвольте спросить, дойдет тот сапог? – прищурился Сапунов. – До Африки – дошли, до Америки – тоже… Что там осталось? Австралия? Антарктида? Интересы пингвинов отстаивать будем?

– Понадобится – отстоим! – рубанул Храмов. – И пингвинов, и марсиан, буде такие найдутся!

– Ну, что тут можно сказать… – развел руками штаб‑ротмистр, обращаясь почему‑то к Саше. – Какие можно привести аргументы против такой упертости? Будем защищать императорских пингвинов на Земле Аделаиды, а люди разумные, императорские подданные в российской глубинке – пусть подождут. Пока руки до них не дойдут.

Видимо, спор тут шел давний, и оба играли «на публику», то есть на него, свежего в тесном палатном обществе человека. Увы, Саша сразу принял точку зрения Храмова, простую и верную, как штык, рассуждения же Сапунова, которого невзлюбил сразу за язвительность, его возмущали.

– Почему не дойдут? – прапорщик покачал тяжелой головой. – Вы, Илья Модестович, в деревне сами‑то хоть раз бывали? В глубинке нашей посконной? Видали своими глазами, как мужички‑то живут‑поживают? Или все по сочинениям литературных классиков наших судите, при царе Горохе написанных, да по газетенкам, прости господи, левым?

– Это к теме никакого отношения не имеет.

– А вот и имеет, дорогой вы мой! Вы с младых ногтей по пансионам да по гимназиям, до двадцати лет, поди, считали, что картошка на деревьях растет, а молоко из землицы, как нефть, добывают?..

– А он и сейчас так считает, – улыбнулся Хлебников. – Господин Сапунов у нас истый горожанин. Урбанист и социалист…

– Вот именно! – Иван Иванович продемонстрировал широкие мужицкие ладони‑лопаты. – А я вот с малолетства, этими вот руками…

Спор явно переходил в горячую фазу, и этому немало способствовали коньячные пары, будоражащие застоявшуюся кровь. Но разгореться окончательно ему было не суждено.

– А я слышал, что англичане свою миссию в Кабуле увеличили, – тихо сказал со своей койки Стебельков. – И в Герат их понаехало много…

– А вы откуда знаете? – повернулся к нему Сапунов. – Кто вам об этом сказал?

– Да так… – пожал тот плечами.

– Ты это… – поддержал оппонента Храмов. – Раз начал – договаривай. Слово‑то, оно не воробей…

– Я же при штабе служу, – пожал плечами подпоручик, краснея, как девушка. – При нашем, Джелалабадском. Ну и прочел как‑то в бумагах.

– На какую разведку работаете? – сурово нахмурился Рихтер. – Английскую? Японскую? Германскую? Отвечать! Смотреть в глаза! – и прыснул, не выдержав взятого тона киношного контрразведчика.

– Да я одним глазком, – принялся оправдываться длинношеий, похожий на гусенка, подпоручик. – Интересно стало…

– Не обращайте на него внимания, – прервал оправдания юноши Хлебников. – Господин артиллерист неудачно пошутил. Так что вы там прочли? Не бойтесь: из этих стен ничего не выйдет.

– Да я, собственно… – пожал плечами молодой человек. – В общем, там табличка такая была, и в ней цифры по городам. За точность не поручусь, но по Кабулу, кажется, восемьдесят с чем‑то человек, по Газни – тридцать пять – это я точно помню. А в Герате аж около двухсот…

– Врешь! – ахнул прапорщик. – Что же это получается?..

– То, что афганцы занялись иезуитской политикой, – тихо проговорил Сапунов. – И нашим, и вашим.

– Опять как в Китае получится! – взъярился прапорщик. – В семидесятые! Мы к китаезам, как к людям, – под протекторат их взяли, армию вооружили, а они – нож нам в спину: самостоятельности, мол, хотим!

– Это их право, как любой суверенной нации…

– Да хрен бы с ним, если бы суверенной! Они, как лярвы подзаборные, от нас – бочком‑бочком, а к британцам со всем ихним удовольствием!..

«Не надо было столько пить, – подумал Саша, чувствуя, как в виски колотят мягкие, но упорные молоточки, а подзабытые уже сверла врезаются в изнанку глазных яблок. – Что‑то я погорячился, похоже…»