Блатные из тридевятого царства (СИ)

   -- Заходи, гостем будешь! -- Обратился он ко всем сразу и к каждому в отдельности. -- Шашлык-машлык, пилов, самса, свежий, вкусный. Шурпа наваристый, люля-кебаб -- пальчики облежишь, сам бы кушал, для гостей берегу, да!

   -- Э-э, какие бабы? -- Опешил от такого меню Федор. -- Борщ давай, да чтоб со сметанкой.

   -- Какой такой борщ? -- Скорчил недовольную рожу дитя кавказских гор. -- Пилов есть, шурпа жидкий, шурпа густой -- пожалуйста! Чебурек горячий, холодный -- тоже, пожалуйста! Зачем борщ, шашлык кушать надо, барашек бе-е-е, мясо свежий!

   -- Зачем нам баран, -- возмутился кузнец Сорока. -- Нам бы пельменей, аль окрошки на худой конец. А ты -- бе-е-е, ме-е-е. Му-му давай или хрю-хрю.

   -- И покайся, сын мой, -- вылез вперед Лёнька. -- Все съеденные овцы прощают тебя, как простил я. Возлюби животных -- и козлов, и баранов, как я возлюбил тебя...

   -- Э-э! Дарагой! Какой любовь!!! Нэ надо меня возлюблять!!! В мой аул узнают -- зарэжут!

   Ужинать пришлось в другом трактире. С кавказцем приключился удар, горячая южная кровь, при упоминании о любви, апперкотом ударила хозяину в голову.

   Через сотню шагов перед нами гостеприимно распахнулись перекошенные двери соседнего кабака. Сразу за порогом, на не струганных досках немытого пола, уронив голову на кулак, спал пьяный стрелец. Кто-то, не попадая в ритм гармошки, орал матерные частушки, в углу дрались -- одним словом народ отдыхал. Повеяло родным и близким.

   Выбрали стол почище. Подтащили лавки и стали звать официанта. Служивый у порога успел протрезветь и набраться по новой, прежде чем явилось нечесаное создание в мятом грязном фартуке поверх замусоленной толстины. Я уже начал подумывать, что стоит покинуть и это заведение, да случилось невероятное -- к нашему столику подскочил невысокий скуластый мужчина, в отутюженном переднике. Приятная и открытая улыбка радовала глаз.

   -- Брысь, -- цыкнул он на мятого полового и ловким движением смахнул со столешницы хлебные крошки. -- Не извольте беспокоиться господа блатные, все сделаем в лучшем виде. Вы уж извините за тутошний бардак, заведеньице досталось мне в наследство всего-то как неделю, но кухня работает исправно, отужинаете с честью. А ежили, через месяцок загляните, право слово -- не узнаете! Завтра ремонт зачинаю. Ей-ей приличный трактир будет. На сто верст в округе лучше не сыщите. Не желаете студня отведать? Позволю заметить -- лично руку приложил.

   -- Откуда нас знаешь? -- Не верил я своим ушам.

   -- Так дело житейское, -- пояснил наследник притона. -- У жены троюродная племянница замужем за кумом сродной сестры свата дочери от первого брака двоюродного брата жены хозяина трактира "Собачья радость" в княжестве Старобока. Вот он по-родственному с оказией и сообщил об вас. Рад, безмерно рад встретить в нашей глуши таких людей!

   Ей-богу, слухи в этом мире расходятся на много быстрей, чем круги на воде. Не переставая удивляться, я принялся за студень. Потом подали паштеты, отбивные из телятины сменили пироги с грибами и пошло-поехало. Наши желудки приятно тяжелели. В самый разгар веселья, едва почали седьмую или двенадцатую бутылку вина, в кабак зашел жуткого вида человек. Вращая глазами, коверкая великий и могучий русский язык, он спросил:

   -- Кито хозяин?

   -- Чего хотел? -- разгрызая мозговую кость, щелкнул челюстями бдительный Евсей.

   -- Насчет крыша прышел.

   --Чего!!! -- Разом вскочили блатные.

   -- Крыша говорю. Я думать два-тры рубля нормально, да.

   -- Пахан, -- заорал Федор, -- держи меня, урою суку! Совсем джигиты обнаглели, то люляками накормить пытаются, а теперь еще и крыши по Руси раздавать взялись!

   -- Э, без крыши никак, хороший крыша всегда нужен, ходи спокойно, за голова не бойся...

   -- Он еще пугает!!!

   Обнаглевшего жителя араратской долины выкинули в окно, вместе с рамой, все одно ремонт планируется, чего скромничать. Нашего гостеприимного хозяина в пот бросило.

   -- Вы чего, мужики! Я бригаду армян нанял крышу в сарае перестилать. А это бугор их...

   Получилось, прямо скажу -- некрасиво. Ну, чего сделано, того уже не воротишь. Пусть русский язык учит лучше, начнет нормально изъясняться -- перестанет в окна вылетать.

   Насытившись, мы вышли во двор. Луну заволокло тучами, начал накрапывать дождь. Под крышей ближайшего сеновала нам отвели самые лучшие места (если такие вообще на сеновалах имеются), а что еще усталому путнику надо, кулак под голову и вся недолга. Утра вечера... сами знаете, намного хуже.

Глава 10.

   Мне снился чудный сон: родная коммунальная квартира в серой пятиэтажке, кружка холодного пива с шапкой пены, шум спускаемой воды в унитазе и грызня вечно недовольных соседей.

   Я улыбаюсь во сне, но сонное счастье длится не долго. Неясный шорох прогоняет видения прошлой жизни. Я понимаю -- в эту ночь их уже бесполезно искать. Кто-то настойчиво трясет меня за плечо. Я пытаюсь перевернуться на другой бок, но к тряске добавляется противный гнусавый голос, умоляющий проснуться. Приходиться разлепить веки. У изголовья тощенький мужичок, на покусанном оспой лице заискивающая улыбка.

   -- Господин Пахан, извольте проснуться, стрельцы по вашу душу прибыли.

   Я стряхиваю прилипшую ко лбу соломинку, сладко зеваю и лишь после того, как вывихнутая челюсть встает на место, интересуюсь:

   -- Зачем?

   -- Не ведаю, барин, -- лепечет мужик, отвешивая поклон.

   -- Ступай, -- киваю я, -- скажи, сейчас буду.

   Мозг после сна включается в работу с неохотой. Я тянусь до хруста в позвоночнике и по шаткой лестнице лезу с сеновала на грешную землю. После чердачных сумерек солнечный свет режет глаза.

   У ворот два стрельца при полном параде: в руках бердыши, на боку сабли кривые, у одного поверх красного кафтана белая берендейка через левое плечо перекинута. Смотрят сурово, недобро, из-под бархатных шапок с меховым околышем на широкие лбы струйки пота сбегают. Делаю пару шагов навстречу. Спрашиваю:

   -- Чего надо?

   -- Велено на суд княжеский доставить, -- отвечает стрелец с берендейкой.

   Сон с меня, как пух с одуванчика слетает. Голова становится ясной, а мысли тяжелыми и тревожными.

   Как и полагается в таких случаях -- возмутился:

   -- За какие такие грехи?!

   Брови стрельца дрогнули, взметнулись вверх, под шапку. Такое чувство -- будто не я задал вопрос, а зажатый в его руке бердыш без разрешения заговорил. Служивый одарил меня взглядом, каким вдова усопшего мужа в последний путь провожает и, не скрывая удивления, сказал:

   -- Известно за какие, тебя Паханом кличут?

   -- Меня.

   -- Стража донесла -- керосин тайно провозил.

   -- И чего теперь? -- Напрягся я.

   -- За полтора литра, -- подал голос второй стрелец, -- штраф положен, рубликов пять, не меньше.

   Я мысленно перекрестился: пять рублей ни пять лет. Перекрестился и почувствовал, как волосы подмышками шевелятся. Въехать-то в город -- мы въехали, а как выезжать будем? Вдруг снова досмотр. Если за полтора литра пол червонца, сколько же за баул Льва Соломоновича насчитают? Всю жизнь на Пиримидона бесплатно ишачить придется.

   Сверху, от сеновала, раздался кашель. Я оглянулся. Кондрат Силыч, вытянув тощую шею, покосился на стоявшие под навесом пролетки и чуть заметно кивнул. Дышать стало легче. Увлекая за собой стрельцов, я поторопился выйти за ворота. Лишние глаза при уничтожении улик ни к чему. Надеюсь, у корешей хватит ума проделать все тихо и незаметно.

   Шагая вслед за стрельцами, я задумался о коварстве судьбы. Нескладно как-то получается, стоит границу пересечь -- сразу в неприятности вляпываемся. Встречи с Пиримидоном я жаждал еще меньше, чем с Белобородом.

   Тенистая улочка довела до княжеского подворья. Мощный особняк десятком окон глазел по сторонам. Меня провели мимо красного крыльца к неприметной маленькой двери. По крутой лестнице, заслонив лоб ладонью, чтоб впотьмах не набить шишек о низкий потолок, я поднялся на второй этаж и сразу наткнулся на крепкого шустрого паренька в синем камзоле с золотой вышивкой на подоле. Он окинул меня суровым взглядом и резко спросил: