Ведьмино отродье

ть!

И ты берешь налитое, идешь по тюфякам и чокаешься с ними - с каждым отдельно, и с каждым лично пьешь, потом еще берешь и наливаешь, и еще. И кровь в тебе кипит, звон в голове, и душит смех, и гордость! Стопы не держат - сел...

А тут Клыкан вскочил, потребовал:

- Частухи!

Бобка манерно выскочил на середину, пошел вприсядку - медленно, а после все быстрей, быстрей - и наконец запел! Все подхватили и затопали, а те, кто похмельней, пустились вслед за Бобкой в пляс. Крик, гогот, пыль столбом! И ты бы выскочил, да стопы не идут. А жаль! Вон веселятся как! Огонь, и тот пустился в пляс!

И вдруг...

Все смолкло! Плясуны застыли! В пороге... стоял князь - насупленный, всклокоченный.

- Так! - мрачно сказал он. - Опять! А я предупреждал! И посему... Рвача - на цепь! Клыкана в яму. А тебя... - князь указал на Бобку и задумался, нахмурился еще сильней. А Бобка...

Он на то и Бобка! Скуля и весь дрожа, подполз к князю на брюхе и заглянул ему в глаза, услужливо чихнул. Все захихикали. Князь тяжело вздохнул, переступил через лежащего, прошел к огню и сел. Ему налили миску, подали. Он взял ее не глядя, не глядя же и выпил. Еще налили. Взял еще. Опорожнил, тяжко вздохнул... и разрешил:

- Валяй.

И вновь все разом ожило! Бобка пошел вприсядку, заорал! А следом Пестрый. И Овчар. Борзой. Друган. Хоп! Хоп! Гуляй, пляши! Что наша жизнь? Ремень! Пройдет зима - и снова на Границу! В бой! В кровь! Ар-р! Ар-р! Князь, не грусти! Ар-р! Тряхни стариной! Й-эх, пузо мое! Косопузо-йо! Пузо, пузо! Косопузо! Косо! Пу! Зо! Йо! Топ! Топ! Перетоп! Все плывет! Все летит! В тарарам! Рам! Тарам!..

И - сон. Под топот, свист, под гиканье. Р-ра! Хорошо! Вольготно! Смело! Во сне опять пришел Вожак; рычал, стращал. А ты ему: "Пр-роваливай!" Вот так! Ты - лучший, друг огня, ты сыт и пьян, ар-ра-ра-ра!

Глава восьмая

СОЛНЦЕВОРОТ

Шли дни, недели. Осень кончилась. Вот уже выпал снег. В Лесу сейчас небось промозгло, мрачно, тихо. По вечерам сородичи, сойдясь под старым обгорелым дубом, сидят и ждут, когда взойдет Луна, чтобы пропеть ей гимн и попросить ее о помощи...

А здесь, в престольном Дымске, весело и сытно. И Рыжий здесь давно уже не новичок. Теперь он не бежит - идет по улице, важно жует тянучку, а горожане шепчут ему вслед:

- Да, это он. Он, точно он!

Ну, еще бы! Теперь - он первый среди лучших, заводила. И то неудивительно. Что они раньше знали, до него? Ну, бегать по дворам, бить окна. Ну, или двери подпирать, а после в них стучать и кричать, чтоб скорее открыли. Ну, или напугать кого-нибудь из-за угла. А вот чтоб крышу разобрать и, через потолок просунув голову, спросить, все ли дома, кто это придумал? Вот то-то и оно! А чтоб залезть к кому-нибудь в трубу и воровать горшки, а головни швырять в хозяев?! Или поймать трех стражников, связать их хвост к хвосту - кто раньше это знал? А закричать "Пожар!", да так, чтоб весь базар в это поверил?! Вот был тогда переполох! Вот была давка, паника! Вот где была потеха - ого-го! Даже