Говоруны: Везучие сукины дети (СИ)

Фуд-корт заволокло дымом и пылью. Отвратительно воняло кровищей, обугленной тканью и сгоревшим черным порохом. Откуда-то доносились сдавленные крики — неважный выдался ланч у местных ценителей смешанной кухни. Впрочем, им не впервой.

А я все пытался засечь того парня с дробовиком. Он выглядел поумнее подельницы и под пули лезть не спешил. Перемахнул через стойку? Затаился за углом? Вовсе сбежал, скинул ствол и одежду?

— Я потеряла его! — Алиса осторожно высунула голову из-за столика, длинный ствол револьвера торчал из-за черных прядей, как подсолнух над полем. Я скосил глаза вбок — но подстреленная лежала глухо, пуля пробила брюшину и под углом вошла в грудь. Смертельный исход. — Где он, Лей… — она осеклась. — Где он, Лейв?

За ее спиной возникла бесшумная смутная тень. Тень двигалась быстро, крадучись, в сжимала в руках длинный ствол, что-то очень старое, чуть ли не с деревянным прикладом, вроде охотничьей «Беретты». Алиса его не видела и даже не чуяла — она, похоже, решила, что стрелок и в самом деле скрывался за стойкой, и основное внимание уделяла именно ей.

Дым рассеивался медленно. Парень с дробовиком был уже совсем рядом, он уже разинул рот для бодрого дровосечьего хеканья, чтобы опустить приклад на черную алискину шевелюру. Оставалась секунда, самое большее две.

Ну, не умею я как следует метать ножи. Не научился, чтобы они эдак красиво, словно в замедленной съемке, вращались в воздухе и в конце по рукоять врезались плохому парню между глаз. Контактный бой — это одно, а весь этот цирк с летающими кинжалами я всегда считал ненужным. Маловажным. Как оказалось, ошибочно — и в критический момент метнуть как следует у меня не получилось.

Но это, в общем, и не понадобилось. Главное тут было усилие и скорость — нож полоснул воздух размытой тенью и влетел второму идиоту рукояткой прямо в висок. Глаза у идиота закатились, его повело вбок и завалило куда-то под столик. Дробовик громко стукнул о покрытый вытертым линолеумом пол.

Тут Алиса, наконец, обратила на него внимание.

— Ух! — выдохнула она. — Это было… чертовски близко, а? Прямо как тогда, в операции «Воздушные ножи», на Омикрон-семь! Черт, точно, как в старые времена! Спасибо, что выручил, Лейтенант. Нет, правда! Спасибо! Теперь я тебе должна — по-крупному. А пока — пора сваливать! Труповозка, медики и копы разберутся — кого куда, ну, а у меня в этом участвовать нет никакого желания. Ходу!

Она отвернулась и одним прыжком перемахнув через столик, рванула прочь. А хорошие джинсы мы ей купили… тьфу, что за чушь лезет в голову после всего этого.

— Ты уже умерла однажды, Алиска, — сказал я тихо, чтобы она не услышала. — Больше этого не повторится.

***

— Какой придурок додумался строить атомную станцию посреди города? — Алиса металась из стороны в сторону, поперек улицы, точно тигрица в вольере. Улица, к слову, была перегорожена и заблокирована — обычные полицейские рогатки, в нормальные дни мы бы на них и внимания не обратили. В нормальные, смекаете? — Это специально, чтобы любая атака ополоумевших фанатиков, оснащенных более-менее современной электроникой и оружием, гарантированно увенчалась успехом?

— Считалось, что станция абсолютно безопасна, — сказал я бесполезно. Можно подумать, она и так этого не знала, будто не отпечатались в памяти строки из методички: «Контейнмент выдерживает падение самолета типа „Бородавочник“ с полным боезапасом, или землетрясение до семи баллов, или подрыв грузовой автомашины с двумя тоннами тротила на расстоянии двухсот метров…»

Алиса только дернула нервно плечом и зашагала еще быстрее. Дождь продолжал лить, все происходящее казалось сценой из какой-то производственной драмы. Он и она, и ливень, и пустая улица…

— Дежурная смена? — резко уточнила рыжая. — Джинни, Рональд? Обстоятельства подрыва?

Офицер полиции, блокирующий проезд, покачал головой.

— Террористы привели в действие взрывное устройство большой мощности. Обслуживающий персонал и охрана погибли на месте, в здании пожар — нарушена целостность корпуса реактора.

— В смысле «нарушена целостность»? — Алиса резко развернулась. — Тогда почему здесь не работают спецкоманды, а над реактором не кружат пожарные самолеты? Почему все ведут себя так, будто это — обыкновенный пожар, и вообще оно все само рассосется?

— Эммм… — на полицейского было неловко смотреть. — Ну, так дождь ведь, считают, что он потушит крышу-то… Или она обвалится, когда прогорит, и опять же тушить будет легче. Деток, конечно, жалко, но тут уж выбирать приходится…

— Каких еще деток?

— Так ведь экскурсионный автобус там был, привезли школьников знакомиться с устройством станции… А тут взрыв, значит, да вся эта неразбериха… В общем, там и застряли. А как вытащить? Радиация эта опять же, чтоб ее…

— Твари, — коротко резюмировала Алиса и повернулась ко мне. — Пошли.

Не спросила, не попросила, просто выдала, как само собой разумеющееся. И я пошел за ней сквозь стену падающей с неба воды — и это тоже было естественно. Точнее, побежал, потому что она тоже бежала — и плевать было на заблокированную улицу, и было плевать на столб черного дыма в ее конце.

— Что случилось с рассуждениями о людях-манекенах, которые недостойны спасения? — крикнул я на бегу. А она даже не запыхалась, неслась быстро, ровно, как на тренировке вокруг стадиона.

— Это разное! — крикнула она в ответ, поднимая облака водяных брызг. — Это мои личные рассуждения, индуцированные алкоголизмом, депрессией и недотрахом. Бывает! А то, что мы несемся сейчас спасать ребят, вместо вон тех трусливых свиней в начале улицы — это вколоченные намертво в учебке инстинкты. Людей — спасают. Всегда и везде. Если ты, конечно, тоже человек, а не помянутая чуть выше свинья.

Залитая дождевыми потоками улица закончилась. Здесь был еще один кордон — более основательный, пара броневиков и несколько бесцельно бродивших туда-сюда полицейских, судя по возрасту, курсантов.

— Корпус Спокойствия! — махнула удостоверением, подбегая, Алиса. Нельзя сказать, что, увидев ее, парни вытянулись по струнке, но маяться дурью определенно перестали. — Доложить обстановку!