Двойной бренди, я сегодня гуляю (СИ)

То, что он сам от них устал, их, конечно, не волнует, подумал он с накипавшей злостью.

— Я дал ему ключ на вечер тринадцатого, — сказал он. — А сегодня уже семнадцатое! Сколько, по-вашему, можно работать?

Можно подумать, ты знаешь значение этого глагола, король ты наш Артур, вдруг подумал Флендерс. В нём самом усидчивость Лаи вызывала острый комплекс неполноценности. В научных сообществах у Флендерса сложилась репутация аккуратиста и отчасти зануды, но он-то знал сам о себе, что его корректность и умение обращаться с материалом достигнуты путём жестокой самодисциплины. Энтузиазм не принадлежал к числу его добродетелей; им двигало чувство... нет, не долга, а желания доказать окружающим, что место под академическим солнцем ему досталось благодаря умению работать, а не родственным связям в научной среде. Он заставлял себя доводить свои публикации до соответствия научным стандартам — не более. Совсем по-другому было с Лаи. То, что для Флендерса было утомительным довеском к признанию в научных кругах, барнардцу давалось с непринуждённостью, с которой впору было пить бурбон.

С Лаи, безусловно, что-то делалось. После того полёта в двадцать пятый квадрат он заперся в А-лаборатории и практически не покидал её вот уже четвёртые сутки. Он, по-видимому, совсем не ложился спать и забывал даже поесть — за всё это время он лишь три раза проскальзывал в столовую, чтобы, давясь, проглотить завтрак или ужин и тотчас же вернуться. Зрелище он являл собой трагикомическое — он едва держался на ногах от переутомления, страшно оброс и не замечал ничего, что происходит вокруг. Прошлой ночью он вывалился в таком виде в коридор к бутербродному автомату и чуть не до обморока перепугал Айену Иху, которой тоже именно в этот момент вздумалось сходить за бутербродом.

— Как хочешь, Джеф, а Носорог прав, — сказал Коннолли, когда они вышли из столовой. — Пора его выуживать.

— Тебя-то что так беспокоит?

— Да то, что он сам себя гробит чёрт знает зачем! — возмутился ирландец. — Мы что, будем дожидаться, когда ему понадобится неотложка?

— Он не ребёнок и в няньке не нуждается. Наверняка он знает, что делает. А если мы ему помешаем работать...

— Но мы можем хотя бы заглянуть, как он там, — настаивал Коннолли. — Постучаться и проверить?

— Лучше отправь ему сообщение.

— Уже пытался. Он заблокировал компьютер от всех входящих со станционных адресов. А то, думаешь, я бы поленился узнать, над чем он работает?

Флендерс посмотрел на часы. Времени было около десяти вечера. Он попытался вспомнить, когда в последний раз видел Лаи, но разные дни спутались у него в голове.

— Ладно, — он опустил руку с часами. — Пошли посмотрим.

Помещения на станции располагались компактно; в лаборатории не было другого входа, кроме как через медиа-зал. Коннолли и Флендерс остановились перед дверью.

— Кто-то ещё возжелал поработать на ночь глядя, — сказал Патрик. Из-под двери пробивалась узкая полоска света. Для экономии энергии в полы рабочих помещений были встроены сенсоры, выключавшие свет, как только комната пустела. Свет в медиа-зале безусловно означал чьё-то присутствие.

— А может, это он сам. Решил перебазироваться.

— Кто знаем. Глянем.

Коннолли постучал, прислушался и, не дождавшись ответа, толкнул дверь.

— Я не совсем заблуждался, — сдержанно заметил Флендерс.

Картина, представшая их глазам, была недвусмысленной. Лаи полулежал в отодвинутом от стола кресле, перевесившись вниз, как тряпка. Комбинезон на нём был расстёгнут и перекручен, из-под него виднелась смятая несвежая рубашка. По полу были разбросаны обёртки от шоколада. Похоже, у Лаи хватило сил выбраться из лаборатории, но дальше медиа-зала он доползти не сумел.

Патрик поцокал языком, созерцая эту мизансцену.

— Да-а...

— Программа не отвечает или зависла.

Оба подошли к Лаи. Как и следовало ожидать, их появление его не разбудило. Он находился в состоянии полнейшей бесчувственности, так что Коннолли на какое-то мгновение засомневался, сон это или обморок. Но, прислушавшись к его дыханию, понял, что медицинская помощь не требуется.

— Граф Монтекристо вылез из подземелья, — Флендерс разглядывал каштановый ёршик на голове и подбородке Лаи. — Я бы и за неделю так не зарос.

— А что ты хочешь — у них пульс сто ударов в минуту.

— Смотри-ка, у него все виски седые.

Действительно, в отросших волосах Лаи над ушами было довольно много седины. Коннолли не особенно впечатлило это открытие, но Флендерс был ошеломлён.

— Я-то думал, он в биологическом плане не старше нас с тобой.

— Все они лет до тридцати выглядят как бойскауты. А потом из них сразу песок сыплется.

Коннолли посмотрел на распростёртую в кресле фигуру.

— Будить? Или просто взять и отнести в комнату, благо весит он не много?

— А как ты попадёшь в его комнату без ключа?

— Ключ должен быть где-то у него в кармане.

— Ага, под комбинезоном. А чтобы снять с него комбинезон, тебе придётся поднять его из кресла. Так и так будить.

Ирландец нагнулся к Лаи и потряс его за плечо. Тот не реагировал.

— Сильнее, так ты его не проймёшь.

— Сам попробуй, — буркнул Коннолли. Его усилия привели лишь к тому, что Лаи пробубнил что-то невнятное — очевидно, на языке своей планеты, — и снова завалился набок.

— Погоди, — сказал Флендерс. Мысль о том, что придётся дотрагиваться до Лаи, смутила его. Лучше не надо, подумал он. Он огляделся и увидел на столе у компьютера стакан с водой. — Вот что! Давай-ка, приподними его под мышки... так...

Оттянув на барнардце ворот рубашки, Флендерс осторожно, тонкой струйкой слил воду из стакана ему на шею. Вода потекла по его спине; он вздрогнул, открыл мутные со сна глаза и заморгал.

— Работать мешаете, — слабым голосом выговорил он на маорийском.

Вид его был настолько комичен, что Флендерс и Коннолли не удержались от хохота. В следующее мгновение Лаи обрёл некоторую адекватность.

— Я что, спал? — спросил он по-английски, осознав, что находится в медиа-зале.

— Как медведь, — подтвердил Коннолли. — Заработался до полного астрала.

— До чего? — было видно, что Лаи пытается перебрать свой внутренний земной словарь. Флендерс отмахнулся.

— Не морочь себе голову. Иди отдохни.

Лаи брезгливо провёл ладонью по лицу, ощупывая бороду.

— Пожалуй, действительно заработался... Но эту работу я закончил. На данный момент...

— Патрик, проводи его до спальни, — сказал Флендерс. — А я здесь приберусь, иначе Мэлори нам устроит головомойку.

Коннолли помог барнардцу стянуть лабораторный комбинезон и, убедившись, что ключ от комнаты мирно пребывает в кармане его спортивных шаровар, вывел его в коридор.

— Дверь-то сам открыть сможешь?

— Подожди, — сказал Лаи. — Есть захотелось...

Они остановились у автомата. Коннолли запрограммировал "Итальянский флаг", любимый бутерброд Лаи, и машина выдавила на хлеб три полосы пасты из лосося, укропа и яичного белка. Пока барнардец, прислонившись к стене, спешно утолял голод, дверь комнаты отдыха открылась, и в коридоре появилась Лика Мальцева.

Увидев Лаи, она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Коннолли стало смешно. Он ждал комментариев.

— Бог ты мой... — у Лики глаза полезли на лоб. — Виктор, что это с вами?

От смущения Лаи промолчал и только глубоко впился зубами в бутерброд. Вместо него ответил Коннолли:

— Он немножечко потерпел кораблекрушение.

Следующее утро ознаменовалось довольно неблагообразным эпизодом, и вновь при участии Айены Иху. Ровно в пять часов она с грохотом выломилась из своей спальни в коридор, вопя: "Мыхи! Мыхи тут!". Она усвоила из земных кинофильмов, что женщинам полагается бояться мышей. Шум поднял на ноги не только археологическую команду, но и часть персонала в противоположном крыле. Захлопали двери; в коридор стали высовываться заспанные и перепуганные физиономии обоего пола. Но, увидев, что это всего лишь Айена, прыгающая по коридору в земной малиновой пижаме в зелёную клетку, разбуженные один за другим шипели, хлопали дверьми и укладывались досыпать, причём кое-кто чертыхнулся на двух языках сразу, а станционный врач Эльза Рэй пригрозила ей уколом успокоительного внутримышечно (впрочем, на самом деле Эльза выразилась гораздо грубее).