Дочь Тора

Нет времени, чтобы думать о будущем теперь!

И не будет никакого будущего, если он позволит Хейзингу зайти в хвост. Нацист теперь почти преуспел в этом, что упорно делал. Фаллон пустил свое тяжелое судно в изумительный штопор, затем взял круто вверх, пока его самолет почти не стал вертикально, и затем закрепился петлей назад и вниз, пройдя непосредственно сотню ярдов, очутившись позади сбитого с толку нациста.

За долю секунды он заполучил самолет Хейзинга во всех его деталях — кусок темноты напротив огромной Авроры. Его палец немилосердно нажал на гашетку. Но никакого ответного рева не донеслось от пулеметов его судна. Пулеметы его «мессершмитта» были молчаливы и мертвы.

Потрясенный Фаллон внезапно вспомнил, что нацистский пилот этого самолета стучал и ругался в кабине, когда они схватили его. Теперь он понял, почему этот пилот не участвовал в битве за фьорды. Но осознание этого пришло слишком поздно.

— Оружие не работает, Нелс! — закричал он Хелверсону. — Мы не можем бороться, и я думаю, что не сможем уйти.

Хейзинг уже обнаружил их присутствие позади него, и отвалил в сторону. Но затем нацист прилетел, мчась с тыла, стреляя из всего оружия.

— Он не сможет убить нас, — известил громкий голос Хелверсона с фанатичной верой. — Старые боги будут бороться вместе с нами сегодня вечером.

Фаллон не верил этому, и его сердце похолодело от предчувствия гибели, когда он бросал самолет из стороны в сторону на всем протяжении неба, чтобы улететь от нациста. Ощущая их беспомощность, Хейзинг стал опрометчиво, при любой возможности стрелять по ним с каждой возможной дистанции.

Они спикировали снова вниз, к диким, снежным пикам и долинам, в безумном танце великолепных лучей, в небесах, окрашенных Авророй. Фаллон знал, что только вопрос времени, сколько они останутся в живых. Но время закончилось еще скорее, чем он ожидал.

Порыв повышающегося ветра стал опрокидывать самолет, круто изменяя его положение. Когда он отчаянно боролся, чтобы избежать падения, Хейзинг напал сверху. Пулеметы нациста застрочили, прострелив насквозь двигатель Фаллона. Его поврежденный двигатель закашлял и сдох. Приборы показали, что, по крайней мере, два бензопровода повреждены.

— Он попал в нас! — заорал теперь громко Фаллон, когда двигатель умер. — Держись, Хелверсон, мы летим вниз.

Он знал, что приземлиться вниз на мертвом движке — один шанс из ста. Но это был единственный, оставленный им шанс.

Усиливающиеся ветра свистели вдоль его крыльев и проталкивались в поврежденное судно, когда он мчался вниз через дергающийся утренний яркий свет.

Хейзинг снизился к ним и выпустил очередь, которая попала в фюзеляж. Фаллон осознал горечь того, что неспособен забрать нациста с собой.

Он устремился к длинному, снежному ущелью, окруженному стеной ледяных пиков горных хребтов. Нос самолета теперь сильно наклонился, что Фаллон напряженно вытягивал шею, чтобы оценивать расстояния в нереальном освещении. Теперь ветер перешел на свистящий вопль, и ущелье приближалось к ним с ужасной скоростью.

Фаллон почувствовал, как колеса зарылись в снег, и замерзший фюзеляж скрылся под ним. Самолет, несясь со скоростью поезда-экспресса, безумно подпрыгнул с земли ущелья. Когда он снова хлопнулся в более глубокий снег, то прокатился по нему, ударившись носовой частью в препятствие, оглушив его.

Он не знал точно, как долго был без сознания, когда пришел в себя. Очумело он осмотрелся вокруг, и обнаружил, что Хелверсон все еще лежит без сознания. Он стал слабо корчиться, пока не открыл дверь из зажатой кабины. Тогда он спустился с находящимся без сознания норвежцем в снег.

Морозные ветра поразили его лицо, налетая в ущелье с запада, с увеличивающимся усилием. На севере и юге возвышались крутые, ледяные утесы. Небо в высоте все еще пылало загадочным сверхъестественным блеском Северных Огней.

— Нелс, приди в себя! — хрипло вскричал он, ударяя по лицу бессознательного гиганта.

Только сейчас он заметил, что Хелверсон потерял много крови. Норвежец с усилием открыл синие глаза. Он, казалось, не видел Фаллона, глядя выше него.

— Послушай! Они прибывают! — воскликнул он хрипло. — Я слышу их над ветром, они едут к нам. — Его глаза вспыхнули с величием. — Валькирии прибывают! Мы мертвы и посланницы Одина едут, чтобы родить нас в Валгалле!

Фаллон поразился, как можно услышать гром стремительного движения, цокот копыт и понукающие серебряно-ясные крики над визгом ветра в столь дикой и жуткой среде.

Снег внезапно поднялся в ярде от американца, и прозвенел выстрел через шум бури. Он обернулся и посмотрел скептически.

Виктор Хейзинг прошел в ущелье к ним. Его черная фигура ясно отсвечивалась напротив освещенного Авророй снега. Нацист выстрелил из пистолета снова, и пуля просвистела мимо Фаллона.

Фаллон, возможно, восхитился бы нацистом в другое время за неустанную преданность своим обязанностям. Было ясно, что Хейзинг наблюдал за ними из самолета, и видел, что они, возможно, избежали гибели. Поэтому он самостоятельно сел внизу ущелья и пришел пешком, чтобы прикончить их, в то время как они лежат без сознания.

Слепой гнев взорвался в мозгу Фаллона. Он бросился в сумасшедшем приступе к немцу. Оружие Хейзинга выпалило дважды и жгучее пламя задело американца. Он оказался у нациста раньше, чем тот смог выстрелить снова. Фаллон бросился с одними руками на немца, его кулаки слабо обрушились на лицо Хейзинга.

— Ты хилый дурак! — зарычал высокомерно нацист, защищаясь от бессильных ударов.

Ужасно красивое молодое лицо блондина Хейзинга ничего не выражало.

Атлетически сложенный офицер обладал жесткой силой волка, и Фаллон знал это, поэтому атаковал быстро.

Это знание и яростное чувство ненависти сотрясало его тело для заключительного усилия. Он жестоко ударил обеими руками в подбородок Хейзинга.

Когда нацист изо всех сил пытался сохранить равновесие, Фаллон отчаянно схватился за его пистолет. И заполучил его. Но прежде чем он мог воспользоваться им, Хейзинг схватил его сзади с криком ярости. Его кепка отлетела и растрепанные светлые волосы, а также искаженное, красивое лицо отсвечивались в спектральном блеске. Руки Фаллона оказались свободными, и он ударил неуклюже рукояткой оружия. Пистолет попал по голове нациста, и тот упал в снег.

Фаллон вернулся к норвежцу, и когда он сделал так, то упал вперед на руки и колени. Он знал, что сознание покидает его, но пополз, вслепую перемещаясь через снег.

Но почему, над воплем и свистом ветров он все еще слышал гром приближающегося цокота копыт и орущего крика охотящегося животного? Почему неземная вспышка Авроры, кажется, блещет по всему ущелью?

Хелверсон оказался на коленях в снегу, его массивное лицо дико пылало, когда он указал на край ущелья.

— Девы-валькирии! — зашелся он в хриплом крике против ветра. — Они прибывают!

Фаллон попробовал повернуться, чтобы посмотреть позади себя, но, казалось, что теперь все повернулось вокруг него. Его мозг отказался воспринимать то, что видели глаза.

Отряд наездников дико загрохотал по ущелью в стремительном движении. Это были валькирии, девы-воины из древних легенд, вооруженные и в нагрудниках, с бледными золотыми волосами, развевающимися из-под крылатых шлемов. Их серебряный крик перекрывал беснующийся ветер.

— Эй хо! Эй хо!

Посыльные Одина, те, которые забирают убитых, ехали быстро к нему среди ночи, ветра и пылающего Северного сияния!

Фаллон понимал, что это бред, когда те невероятные всадники помчались на него. Во главе, на черном жеребце, скакала девушка, которая не носила шлема, и чьи золотые волосы колыхались позади на ветру, как пламя. И у ее колена, как охотничья собака, мчалась огромная белая рысь.

Этот лидер валькирий заметила небольшую группу — нациста без чувств, бредящего норвежца, пьяно шатающегося американца. Ее голос отдал командное распоряжение, когда она потянула узду возле Фаллона.

Сознание Фаллона уловило невероятно красивое белое лицо, смотрящее вниз через темные туманы. Это было лицо, бесстрашное и динамичное, чьей самой замечательной особенностью были бурлящие синие глаза, в которых, казалось, вспыхивали молнии.