Дочь Тора

Но отчаяние американца было таким, что он почти приветствовал бы смерть для себя, если бы мог быть уверенным, что заберет нациста с собой.

Залитый факельным светом зал зашумел. Жестокие вожди сонма богов немедленно стали обсуждать перспективу смертельного поединка.

А Тиалфи оказался перед Фаллоном, указывая на него пальцем:

— Это уловка! — обвинил он. — Темноволосый чужестранец — трус, который не имеет никакого желания бороться.

Сам Виктор Хейзинг заговорил уверенно.

— Я готов встретиться с ним, — громко стал бахвалиться нацист. — Мы, немцы, не избегаем сражения.

Рев аплодисментов приветствовал его хвастовство. В этом кратком интервале, Бринхилд посмотрела на Фаллона с озадаченным светом в глазах.

— Я не могу понять… — пробормотала она недоуменно, но затем прервалась, и заговорил ясным, холодным тоном к американцу. — Вы потребовали право викинга, и Вы его получаете, чужеземец. Хеймдалл, дайте им шлемы, щиты и мечи.

Широкое место было торопливо очищено для этого поединка, перед возвышением, на котором сидела Бринхилд. Выжидающее волнение проникало через толпу воинов сонма богов, когда делались приготовления.

Хелверсон попробовал переубедить Фаллона, но тот не обращал внимания.

Хеймдалл принес ему блестящий рогатый шлем, маленький щит из тяжелого металла и длинный меч, который используется в бою. Тир показал ему, как надевать щит на левую руку.

— Ты лучше всего обращайся с мечом, чем со щитом или будешь вскоре мертв, — дал совет Тир.

Шлем тяжело сидел на голове Фаллона, а щит стал неуклюжим препятствием, когда он взял меч и выступил, чтобы встретить Хейзинга.

Голос Бринхилд прозвенел ясно:

— Поединок происходит до смерти или пока одна из сражающихся сторон не признает себя побежденной, — напутствовала она их.

Виктор Хейзинг имел тонкую, торжествующую улыбку на его красивом белокуром лице, когда он повернулся, чтобы стать перед американцем.

— Слишком плохая идея, — поддразнил он Фаллона, — думаю, ты не знал, что я был чемпионом по сабле в Гейдельберге.

Фаллон стиснул зубы и ничего не произнес. Дочь Тора, наклонилась вперед и резко бросила:

— Начинайте!

Смерть почти настигла Фаллона на первой минуте. Хейзинг не лгал, когда хвастался о своем навыке с саблей. Нацист яростно атаковал, его бледные глаза мерцали позади лезвия. Он, очевидно, настроился закончить борьбу насколько возможно быстро.

Фаллон попробовал парировать первый удар щитом, и чуть не погиб. Неуклюжее использование непривычной защиты просто заставило отклонить лезвие от сердца.

Только отступление спасло его, но меч врага разрезал рукав и задел его.

Фаллон нанес сначала неопределенный удар в ответ, а затем продолжил парой уверенных ударов, так как забытый навык стал возвращаться к нему. Но Хейзинг ловко парировал их, и стал напирать со злыми, свистящими выпадами так, что американец ушел в глухую оборону.

Хейзинг наверняка теперь чувствовал себя уверенным фехтовальщиком, и ликующее удовлетворение сияло в его глазах.

— Я рад, что ты бросил мне вызов, Фаллон, — сказал он насмешливо, когда они фехтовали. — Это очень увеличит мой престиж перед этими людьми, когда я убью тебя.

Фаллон не ответил. Холодное предупреждение неизбежной смерти охлаждало его.

Он не мог пробиться через защиту немца ни на мгновение, а меч Хейзинга, казалось, появлялся отовсюду.

Когда они кружили и бились, и лезвие звенело против лезвия или против лязгающего щита, он бросил взгляд на залитые факельным светом жестокие лица толпы сонма богов, наблюдающих борьбу в восхищенной тишине. И на мгновение он увидел Бринхилд — белое, красивое лицо и расширенный синий цвет глаз.

— Получи это! — внезапно прошипел Хейзинг и его меч, как голова поразительной змеи бросился к сердцу Фаллона.

Фаллон отчаянно попробовал поднять тяжелый щит, но оказался только в состоянии отклонить толчок. Он почувствовал, как раскаленное добела жало иссушенной стали пронзило его левое плечо, и отпрыгнуло назад с кровью из продырявленной куртки.

Рев волнения донесся из наблюдающей толпы сонма богов. И теперь Хейзинг походил на волка — он стал дико использовать все свои навыки, чтобы пробить защиту Фаллона. Второй рев раздался из толпы, когда стальной край меча просвистел и задел щеку Фаллона.

— Прикончи его теперь! — прокричал в мольбе голос Тиалфи, обращаясь к немцу.

И окровавленный Фаллон, вяло отбивающий дикое нападение нациста, бросил взгляд на жалостливые глаза Бринхилд.

Темно-красный гнев взорвался в мозгу американца. Через минуту он окажется мертв, и эта проклятая толпа волков завопит с ликованием. Небеса! Да он сделает все, чтобы прихватить нациста с собой!

В неистовстве, он отшвырнул обременяющий его щит и шлем. Без головного убора и с темной яростью на лице, он бросился на немца.

— Чужеземец неистов! — возвысился вопль из наблюдающей толпы сонма богов.

Фаллон едва слышал это. Он видел Хейзинга через красные туманы. Лицо немца стало пораженным. Он отскочил от сумасшедшего нападения.

Никакой теперь защиты или ученого фехтования! Фаллон был охвачен гневом, чтобы убить. И разъяренные размахи его меча слились в непредсказуемом нападении, против которого Хейзинг не имел никакой непосредственной защиты.

Конвульсивная сила его ударов отбила лезвие нациста. Когда Хейзинг зашатался, Фаллон хлестнул в отчаянии снова. Немец попробовал поднять щит, который поймал первый удар меча американца, но меч отклонил его и ударил в бок Хейзинга.

Нацист зашатался, опуская меч, и затем тяжело упал. Его шлем ударился о каменный пол со звучным лязгом.

— Чужеземное неистовство победило! — вскричал недоверчиво Хеймдалл.

Тиалфи выбежал, его угрюмое лицо стало разъяренным:

— Чужестранец дрался нечестно!

Одни голоса отклонили утверждение Тиалфи, но другие голоса поддержали его.

Шум в залитом факельным светом зале Валгаллы был громким.

Тиалфи обратился к Бринхилд.

— Позволь поединку продолжиться снова, когда рана немца будет излечена!

Фаллон оперся на свой кровавый меч, ловя ртом воздух. Красные туманы раздирали его мозг. Бринхилд, Тир и весь сонм богов уставились теперь на него с озадаченным уважением.

Сейчас они знали, что он никакой не трус, думал он с мрачным удовлетворением.

Они думали, что он «неистов», поскольку больше всего боятся воина-викинга, который отшвыривает свою броню, когда охвачен безумием крови в сражении.

Бринхилд подняла властно руку ко все еще настоятельному спору о справедливости триумфа Фаллона.

— Я не видела немецкого промаха, кузен Тиалфи, — произнесла она коротко. — Но поскольку Вы это утверждаете, то ему будет предоставлен шанс повторить поединок, когда он станет пригодным снова для борьбы.

Фаллон, стоя немного ослабленным от потери крови из раны, никак не возражая на то решение.

— Все в порядке, — сказал он Хелверсону, который подбежал к нему с тревогой.

— Хейзинг будет неспособен воплотить свою схему, пока не выздоровеет, и это даст нам время, чтобы изобрести способ обойти его.

Но вскоре он обнаружил, что в его расчет не входили фантастические возможности, которыми обладала Бринхилд.

Дочь Тора спустилась с возвышения к нему. Новое, озадаченное уважение было сильно в ней, когда она заговорила.

— Чужеземец, я очень скоро излечу ваши раны, — обратилась она к нему. — Я теперь вижу, что мы недооценивали Вас. Пошлите со мной.

— И немец? — вставил реплику Тиалфи.

Бринхилд кивнула золотой головой.

— Он тоже. Понесите его, Тир.

Она обратилась своим ясным голосом к толпе сонма богов толпа.

— Сейчас мы не сможем держать совет, вожди. Это должно подождать до завтра.

Бринхилд направилась через занавешенный дверной проем около трона. Белая рысь мягко передвигалась в стороне. Фаллон неустойчиво последовал за ней, а Тир шел за ними, неся бессознательного нациста.

Фаллон оказался с дочерью Тора в залитом светом каменном коридоре, ведущем к тыльной стороне замка Валгаллы. Он закончился тяжелой дверью из массивной бронзы, за которой располагалась спиральная лестница, прорубленная в твердой скале утеса.