Война Небесных Властелинов

Мальчик недоверчиво хмыкнул.

– Я согласен с Эшли. Не верю я тебе, хитрец. Сколько труда положил, чтобы к нам добраться, а зачем? Наверняка, чтобы заманить нас в ловушку! И откуда ты вообще взялся, такой хороший, черти б тебя разодрали?!

Рин мрачно посмотрел на мальчишку. Ишь ты, вундеркинд обкаканный!

– Я сказал, что хочу служить Небесной Леди, и других это не касается! Ты-то сам кто такой, чтобы лезть со своими советами?

– Он прав, Мило, – быстро сказала женщина. – Это не твое дело. Заткнись. Иди в футбол поиграй.

Вундеркинд рассвирепел.

– Это мое дело, Джен. Раз меня касается, значит – мое. Откуда-то вдруг к нам явился персонаж из средневековой сказки на аппарате, который не берет лазер, а может, и сам черт не возьмет, и ты хочешь, чтобы я ушел, не выяснив все в подробностях?

– Да, я так хочу! – сказала она, повысив голос. – Пока я здесь командую, я требую подчинения!

Мальчик встал и сунул руки в карманы.

– Не искушай меня, Джен. А то ты убедишься, кто в доме хозяин. Зачем тебе это?

Рин заметил неуверенность на лице Небесной Леди и понял, что на самом деле она вовсе не командует здесь, но почему – надо узнать.

– Нельзя ли выпить чего-нибудь? – быстро спросил он. – Я устал с дороги.

Они оба с недоумением уставились на него.

– Чего? – спросил мальчик.

– Я говорю, что хочу пить. И должен заметить, что на Небесном Властелине, с которого я улетел, гостеприимство развито гораздо сильнее, чем у вас.

Женщина натянуто улыбнулась и сказала:

– Извините. Давно гостей не принимала, забыла уже, как это делается. Пойдемте ко мне в каюту. Там очень уютно, есть чего выпить и закусить, если вы голодны.

Она подошла поближе и протянула руку.

– Кстати, меня зовут Джен Дорвин.

Взяв ее за руку, он почувствовал, как у него екнуло сердце.

… Герцог дю Люка ударил Андреа с такой силой, что она едва не выпала из рук двух слуг очень крепкого сложения. Из рассеченной губы пошла кровь. Синяки и кровоподтеки от предыдущих безжалостных ударов покрывали все лицо.

– Тупица! Курица! – кричал герцог, потирая ушибленную кисть. Кисть болела. – Влюблен в тебя как бобик? Все сделает для тебя? Дура!

Он опять занес руку для удара.

– Отец! Не надо! Что ты делаешь с моим лицом?

Он сжал кулаки.

– Я тебе говорил?.. Смотри за ним!.. Я тебе говорил?.. Следи за ним!.. Дай мне подтверждение, что он не врет!.. Где твое женское чутье?.. А ты? Трахалась в свое удовольствие? А он смеялся над тобой! И надо мной!

– Отец, он меня обманул! – кричала принцесса, захлебываясь кровью. – Я думала, он любит меня! Откуда я знала?

– Это была твоя работа, твой долг перед народом! Из-за тебя мы потеряли очень многое! Счастье, если мы целыми доберемся до своих земель! Ты требовала награды, если он поможет нам, теперь ты получишь наказание.

– Не-е-ет! – завыла она. – Не надо! Умоляю! Не трогай меня!

– Не бойся, больше пальцем не трону, – пообещал он. – Эй, принесите кнут.

Мальчик, которого все звали Мило, опять спросил, можно ли войти в Той. Опять Рин ответил, что нельзя, и предупредил об опасности несанкционированного доступа. Он увидел в глазах Мило искорки недоверия; Мило все больше надоедал ему и тревожил, Рин постоянно предпринимал попытки узнать побольше об этом нахальном подростке, но разговор странным образом чаще вращался вокруг него самого.

Они сидели в просторной столовой с окном во всю стену. Вернее, сидели они с Джен, а Мило, которому не хватило места за столиком, как заведенный ходил из угла в угол, иногда на короткое время присаживаясь на диван. Столик обслуживала пара молчаливых мужчин с очень мягкими манерами. Хотя один из них исподтишка бросал на Рина враждебные взгляды. Кроме присутствующих, на корабле, по-видимому, не было ни одной живой души. Не слишком ли много места для пятерых?

Рин рассказывал Джен и Мило о своей жизни на Шангри Ла. Мило пришел в восторг.

– Невероятно! Антарктическая станция выжила! И даже способна производить новые летательные аппараты! Неужели ее совсем не коснулся общий упадок?

– Увы, коснулся, – сказал Рин. – Я говорю не о технологии производства, а о социальных отношениях. Хотя, конечно, элои со мной не согласятся. Они бы сказали, что, наоборот, у них расцвет, апогей, высшая точка развития цивилизации.

– Элои? – заинтересованно протянула Джен.

Рин постарался объяснить, кто такие элои. Джен недоуменно пожала плечами, а Мило пришел еще в больший восторг.

– Ну надо же! Все правильно! Так и должно было случиться! Я так и думал! Это логический конец генетической революции!

Он подпрыгнул и еще быстрее забегал взад-вперед.

– Человеческое право на стремление к счастью реализовалось полностью и окончательно! Раньше о таком даже не мечтали!

– Мило, что ты такое говоришь?

– Я снова пытаюсь объяснить тебе элементарнейшие вещи. Сколько я уже бьюсь с тобой, ты все никак понять не можешь! Ну, то есть, точнее сказать, не «я» бьюсь, а мое другое «я» пыталось втолковать тебе…

Рин удивленно поднял брови и посмотрел на мальчика, который яростно чесал свою лысину. Что это еще за «мое другое „я“? Но, впрочем, лысый вундеркинд не смог надолго задержать его внимание. Рин отвернулся и снова стал смотреть во все глаза на женщину. С каждой минутой его восхищение росло. И не только восхищение, но и какое-то новое чувство, не похожее на сладкую истому, овладевавшую им при взгляде на Андреа… Он сознавал, что смущает женщину своим поведением, но ничего не мог с собой поделать. К тому же ему показалось, что в глазах женщины тоже вспыхнул огонек интереса.

– Все началось на заре двадцать первого века. Серия научных открытий в самых разных областях науки привела наиболее интеллектуально честных ученых к определенного рода выводам, подтверждающим теорию биологического детерминизма! – продолжал Мило, не обращая внимание на слушателей, которым было в общем-то не до него. – Конечно, биологический детерминизм вызвал бешеное сопротивление последователей почти всех религиозных и политических учений, ибо краеугольным камнем большинства из них была пресловутая «свобода воли». Но какая может быть свобода воли, спрошу я вас, если в свете новых твердо установленных фактов мы можем сказать, что эмоции – это всего лишь генетически обусловленные химические реакции! Если есть в структуре ДНК известный ген – значит человек склонен к депрессии в тяжелой форме, если нет – значит принадлежит к большинству. Даже половое влечение, так называемая любовь – всего лишь химическое соединение с известной формулой, реагирующее с нейронами головного мозга!

Рин недовольно поморщился, когда Мило повысил голос. Он про себя пожелал говоруну провалиться сквозь землю и оставить, наконец, их в покое.

– То есть, – продолжал оратор менторским тоном, – мозг любого нормального человека все время находится под действием природных, вырабатываемых собственным организмом химикатов, как и мозг последнего наркомана! Некоторые природные вещества вызывают оптимизм и ощущение счастья. Они очень важны. Эти вещества нужны для выживания и самозащиты. Оптимизм органически присущ человеку. Даже до курьезов. Вам, разумеется, известно, что безнадежные больные перестают адекватно воспринимать действительность и абсолютно все новые симптомы истолковывают в свою пользу? Любовь, кстати, тоже дает искаженную картину мира, не правда ли, Робин из Шервудского леса?

– А? Что?

– Ну разумеется, все считают, что именно их картина мира самая правильная, но как это проверить с объективной точки зрения? Я сразу скажу, что невозможно человеку отрешиться от субъективности. Хотя в теперешних условиях, конечно, те, у кого присутствует депрессивный ген, очень близки к тому, чтобы познать действительность без прикрас, как она есть сама по себе. Но, увы, такие не выживают, ибо взглянувший в глаза истине кончает жизнь самоубийством. «Правда убивает», – говорили древние.