Принц Полуночи. Трилогия

Если б они его увидели – убили бы на месте. Но никто не обращал на него внимания. Никто не заинтересовался тем, что делает в ставке Терсехазмела, среди лучших из лучших, среди избранных, недомерок ростом примерно в половину модифицированного орка.

Нет-нет. Неправильная формулировка. Изменившиеся орки считались избранными, говорить о модификациях было дурным тоном.

Постоянный отвод глаз не требовал сил, но поглощал внимание. И Зверь спешил. Любая ошибка грозила большими неприятностями, а чем дольше он пробудет среди орков, тем выше опасность ошибиться. Он наскоро копировал тех, кого убивал, забирал посмертный дар, прятал труп и шел дальше, прикрывшись непрочной иллюзией украденной личности.

Сейчас он стремительно разбирал на запчасти сотника, распихивая детали по сундукам с одеждой. Проникался тем, что теперь он сам – сотник. Радовался тому, что сехазмелов охраняют гвардейские части и сотники имеют право подходить к жрецам.

То, что надо. Пожалуй, к рассвету, отсюда можно будет убраться.

В «шкуру» сехазмела он влез, как в родную. Нормальный горный орк. Ненамного крупнее Шаграта – чуть-чуть пониже самого Зверя – злобное, кровожадное дерьмецо. Счастье-то какое, даже притворяться не надо! Внутреннее самоощущение жреца так хорошо легло на душу, что Зверь, потеряв остатки совести и оставив инстинкт самосохранения под той же грудой церемониального барахла, где спрятал жертву, прямиком направился в палатку Терсехазмела.

Его не остановили. На него обращали внимание, приветствовали, кланялись – его видели! И принимали за своего.

Как хорошо быть жрецом! Как хорошо копировать того, кто близок тебе по духу.

Чем был занят Терсехазмел, Зверь не разглядел – это его не интересовало. Он вошел в палатку, надел на пальцы кастет и треснул верховного жреца по башке.

Блуднице потребовались секунды, чтоб пролететь через стойбище. Терсехазмел лежал в отключке, и система защиты оказалась нарушена, так что попытки жрецов остановить болид не увенчались успехом. Жрецам требовалось время, чтоб перестроить схемы взаимодействия, и Зверь с Блудницей использовали это время с максимальным эффектом.

Сгрузив Терсехазмела в кресло, Зверь защелкнул на жреце ремни, заклинил пряжки. Блудница унеслась в небо. Зверь перешел в режим «сехазмел» и развил бурную деятельность, внося беспорядок в снаряжение погони и усугубляя поднявшуюся суматоху. Долго так развлекаться было, конечно, нельзя, но он постарался получить максимум удовольствия, прежде чем смылся из стойбища.

Блудница должна была отстрелить кресло с Терсехазмелом возле одной из сожженных деревень и лететь дальше, петляя, уводя за собой погоню. В конце концов, орки либо нарвались бы на передовые отряды людей, либо бросили затею. Поймать Блудницу не под силу даже духам, особенно если духи расстроены и дезориентированы временной потерей контакта с главным из служителей культа.

По крайней мере, Зверь надеялся, что духи расстроятся. Раз уж они до сих пор сотрудничали с орками без принуждения, значит, отношения строились на личной приязни. А когда тот, к кому ты испытываешь приязнь, перестает отвечать на звонки и письма, это огорчает. Ведь правда?

Выбираясь к деревне, Зверь дошел в размышлениях до мысли прямо сейчас связаться с Князем и выяснить, насколько огорчительным будет факт, что тот не ответит на вызов шонээ. Он ведь не ответит – война же, магия под запретом.

А шонээ у него, кстати, всегда при себе. Как и у Зверя. В случае чего можно запеленговать друг друга, магия там не магия. Чтоб вытащить Зверя из неприятностей, Князь многим готов рискнуть.

Засыпанное снегом пепелище как будто сошло с военных фотографий. Еще осенью это пугало до дрожи: Зверь родился в стране, где войну – ту войну – помнили спустя десятки лет и будут помнить спустя столетия. Останки деревень с торчащими из обгорелых остовов печными трубами были как возвращение в кошмар, разделенный с тремястами миллионами соплеменников.

И плевать, что он не человек… Кошмарам это без разницы.

Разглядев под одной из труб кресло, в котором корчился, пытаясь выбраться из хватки ремней, живой и относительно здоровый Терсехазмел, Зверь перестал думать о глупостях и стал думать о приятном.

Несколько прекрасных часов наедине с жертвой. Что может быть лучше?

Жаль, правда, что нескольких часов у него не было. Скорее всего, духи уже оповестили сехазмелов о том, где находится их старшой. Сами духи ничего Зверю не сделают, потому что очень боятся, но кроме духов есть еще и орки. А они, сволочи, не боятся вообще ничего.

По крайней мере, до тех пор, пока в церемониальном шатре в стойбище Терсехазмела находится что-то, лишившее орков способности бояться.

На допрос не ушло много времени. Гипноз – не магия и не запрещен к использованию во время войны. Времени ушло бы еще меньше, если бы Зверь не переспрашивал, уточняя, правильно ли он понял, все чаще сомневаясь в своем знании орочьего языка. В конце концов, у жречества же свое, профессиональное арго, может, Терсехазмел рассказывает совсем не то, что Зверь слышит.

Выходило, что слышит Зверь именно то, что ему рассказывают. В церемониальном шатре, в окружении священных знаков и черепов убитых врагов, жил бывший царь, ныне – Великий Мертвый. Могучий воин, способный потягаться с Мечниками в боевом искусстве, харизматичный лидер, вдохновляющий свой народ на войну до полного разгрома людей и эльфов, бессмертный, как боги, и, как боги, неуязвимый.

Заминки возникали по двум пунктам. Во-первых, насчет Мечников. Зверь не понял, стал ли царь Мастером, или что имел в виду Терсехазмел? Во-вторых, насчет неуязвимости. В конце концов выяснилось, что воинское умение даровано Великому Мертвому богом, следовательно, является Искусством, следовательно, да, Великий Мертвый – самый настоящий Мастер. Ну а неуязвимость – это неуязвимость. Ни одно существо, вышедшее из чрева матери, и ни один дух или демон не способны ни ранить, ни убить Великого Мертвого.

– А… э… как насчет яйцекладущих? – уточнил Зверь.

Вопрос не встретил понимания.

И в любом случае, использование птиц, рыб или змей для выполнения столь сложной задачи, как убийство Мастера, скорее всего, потребовало бы применения магии. В принципе, наверное, можно было попробовать обратиться за помощью к панголинам, донимающим набегами Восточную Альбию. Но… маловероятно, что они согласятся.

Панголины, они очень некоммуникабельны. К тому же они тоже людоеды.

Зверь убил Терсехазмела. Позвал Блудницу. Пора было возвращаться к своим.

Князь выслушал его доклад, ничего не уточняя, ни о чем не переспрашивая. И у Зверя ненадолго возникло дурное ощущение, что он знал – заранее знал о том, что расскажет Терсехазмел.

– Это не Мастер, – только и сказал Князь, когда Зверь закончил.

– Можно подумать, это главное, что нас сейчас беспокоит!

Получив в ответ ухмылку, от которой за километр несло издевательством, Зверь понял, что сказал глупость. Мастер бывший царь или нет, имело значение. Для Эльрика – имело. И для Зверя – тоже.

Мастера не убивают Мастеров.

– Но Терсехазмел сказал, что его умение от Бога. Как талант…

– О да, – тонкие пальцы развязывают кисет, тяжелый аромат табака щекочет ноздри, – умение от Бога. Что бы ты взял за могущество, неуязвимость, воинское мастерство?

– Взял? Может, отдал?

Усмешка в ответ:

– Нет, Волк. Ты из тех, кто берет. И устанавливает свои расценки. Ну так что бы ты взял?

Зверь подумал.

– Наверное, душу. Во-первых, душа – мощный энергоноситель, во-вторых, без души он от меня никуда не денется. Такой могущественный и неуязвимый, он же мне и самому пригодится.

– Вот. А Мастер без души… – усмешка на миг становится кривой, нехорошей улыбкой, – это так себе Мастер. Не настоящий. Его можно убить. В нашем случае его нужно убить.