Орден последней надежды. Тетралогия (СИ)

– Добро пожаловать, добро пожаловать, – затараторил невысокий пузатый мужчина, окинув меня цепким взглядом, – вы не пожалеете, что выбрали мой трактир. В "Посохе Мерлина" – лучший эль отсюда и до самого Хамфордшира! Я – Джон Карпентер, владелец сего заведения.

– Сквайр Трелони, – представился я давнишним именем. – Я хотел бы остановиться на пару дней, комнаты у вас сдаются?

– Разумеется мой господин.

– Вот и славно. А пока что давайте обед.

– Осмелюсь ли я узнать, где ваш конь?

– Ногу сломал, – махнул я рукой, – вот и пришлось прирезать беднягу. Хорошо еще, что я выиграл его в кости, а не купил.

– Сочувствую, сударь, – с сомнением отозвался трактирщик, внимательно изучая мою обтрепанную одежду.

Усмехнувшись, я достал из кошеля серебряный шиллинг и кинул хозяину. Тот ловко выхватил монету из воздуха, мигом расплывшись в приветственной ухмылке.

– Коня мы вам найдем, сударь, – живо объявил он. – и не сомневайтесь. Пастбища у нас тут прекрасные, многие лошадей для конских ярмарок разводят. Можно обратиться к старому Хиксу, или же к Вильяму Блейку. А то и…

– Замечательно, – перебил я. – И еще мне понадобится привести одежду и обувь в порядок. А пока что прикажите подавать обед, мастер Карпентер. И кстати, отчего у вашего трактира такое странное название?

– Ну как же, сударь! Как можно не знать эту историю! Всего в полумиле от нас растет тот самый дуб, из ветви которого великий волшебник Мерлин сделал себе посох! Говорят, он напитал его мощью звездного света и небесного пламени. На поверхности посоха сам Хальгр, властелин подземных карликов, вырезал волшебные руны, а Эградосса, повелитель темных эльфов, пожертвовал в навершие крупнейший алмаз из своей короны! В мире не было равных тому посоху по мощи!

– Любопытная история, – кивнул я, – даже жалко, что я не собираю волшебные сказки. Кстати, скажите‑ка, мастер Джон, как же тот дуб до сих пор не засох? И что же, за прошедшие века паломники не растащили волшебное дерево по щепочкам?

Пройдоха стушевался под моим испытующим взглядом, и нехотя кивнул:

– Вы конечно же правы, это его потомок. Только, умоляю, никому не слова. У меня в трактире собралась целая компания простаков, все прибыли к волшебному дубу.

– И откуда прибыли эти паломники? – поинтересовался я небрежно.

– Из Шрусбери и Нотингема, – ответил трактирщик, – к сожалению, в наше время дела идут все хуже. Кого сейчас удивишь Мерлином, великим и ужасным? Во времена моего отца этот трактир процветал, даже не знаю, смогу ли передать его сыну?

Мастер Карпентер тяжело вздохнул и удалился в сторону кухни. А еще через минуту какой‑то шустрый мальчишка притащил мне здоровенную, пинты на две, кружку эля. Я сделал добрый глоток и коротко простонал от наслаждения. Вот так и подсаживают британцы добрых французов на свое пиво! Приучают потихоньку, шаг за шагом, пока те не проникнутся и в самом деле замечательным вкусом!

– Да так и от вина отвыкнуть можно! – с опаской шепнул мне внутренний голос, я коротко усмехнулся. Нас, русских, аглицким пывом с правильного пути не собьешь, не на тех напали. Хоть кальвадосом нас трави, хоть виски с текилой – нам все, как с гуся вода. Лучше хлебного вина на свете нет, все прочее – жалкая подделка.

Не прошло и получаса, как я смел со стола все, что было подано. Мясо, рыба, хлеб и сыр бесследно исчезали где‑то в бездонных глубинах моего организма, пока я не почувствовал, что еще чуть‑чуть, и лопну. Кое‑как я добрел до указанной мне комнаты, и повалился на кровать, едва успев раздеться.

Проснулся я уже вечером. Вычищенная и заштопанная одежда была разложена на лавке у противоположной от кровати стены, сапоги же, как пояснил трактирный слуга, восстановлению не подлежали. Зато внизу в трактире вот уже час томился местный сапожник, терпеливо ожидая моего пробуждения.

– Веди, – велел я, и не пожалел.

Худой, насупленный мужчина, кинув беглый взгляд на мои ноги, тут же выбрал из принесенного с собой мешка три пары сапог на выбор.

– Добротный у вас товар, мастер Финч, – сказал я, расплатившись. – Сидят, как на меня сделаны.

– Носите на здоровье, – польщено улыбнулся тот.

Я тут же спустился вниз, в чистой одежде ощущая себя новым человеком, сапоги довольно поскрипывали толстой кожей. За время сна сытный обед куда‑то рассосался, и желудок настоятельно требовал добавки. Зал был наполовину пуст, и я без труда нашел себе место.

Есть нечто общее во всех странах, где бы я не побывал. Стоит кому‑то перебрать лишку, как он тут же лезет к первому встречному, широко распахивая душу. Самое забавное, что проблемы у всех одни и те же: дети не слушаются, жена не ценит, любовница капризничает, работа – дрянь, теща – сущая ведьма, босс (кем бы он не был) – настоящий дьявол во плоти. Сосед по столу невнимательно выслушивает горемыку. Громко икая, нетерпеливо дергает плечом, поджидая своей очереди раскрыть душу. Как ни странно, у него самого наготове точь‑в‑точь такая же история.

Сидящий напротив сравнительно молод, ему нет и двадцати пяти. Широкие костлявые плечи, лохматая грива волос, светлые глаза с шальным огоньком, нос свернут набок. Словом, наш человек. Он с силой хлопает по столу, и моя кружка подпрыгивает, разбрызгивая светлую пену. Движение заставляет его пошатнуться, и чтобы не рухнуть с табурета подвыпивший виллан хватается за край стола.

Толстые пальцы впиваются в старый добрый дуб, слегка проминая столешницу, неровно обломанные ногти с черной каемкой мгновенно белеют. Расторопный мальчишка мигом подносит нам еще по кружке, и виллан одобрительно кивает.

– И хуже всего то, мой добрый господин, – доверительно сообщает мне крестьянин, на минуту оторвавшись от пива, – что из этого замкнутого круга никуда не вырваться. Вот посмотрите.

Он начинает загибать пальцы, комментируя каждое действие.

– Во‑первых, я продал урожай. Во‑вторых, надо платить десятину церкви, десятину королю и десятину барону. Затем надо закупить то, се и еще черт знает что. Понимаете?

Я равнодушно киваю.

– А ведь еще надо дожить до нового урожая! Вот и берешь в долг, а возвращать‑то надо с процентами! Эх, мне бы земли побольше!

На секунду оторвавшись от собственных печальных размышлений, я отстраненно замечаю:

– А мне показалось, что у вас ее в избытке. Вокруг заброшенного замка на холме, что я видел по дороге в Тремгдон, полным‑полно не паханной земли.

Крестьянин вздрагивает, и, перекрестившись, замечает:

– Так‑то оно так, только та земля проклята.

– Что, там у вас скотомогильник? – не понимаю я. – Или похоронены жертвы эпидемии?

– Проклят сам замок, – с неохотой отвечает собеседник. – Когда старый барон ушел на войну, то забрал с собой всю дружину. Ну, соседи и оживились, живо порасхватали деревни и села, а замок осадили.

Помолчав, угрюмо продолжает:

– Вот только не вышло у них ничего. Жена барона так и не открыла ворот, а защитники предпочли уморить себя голодом, но не сдаться. Когда обессилели настолько, что не могли метать стрелы и лить раскаленный свинец, захватчики выбили ворота тараном. Из живых к тому времени в замке остались только старая баронесса да двое воинов. Воины погибли под пытками, так и не открыв, куда делись сокровища. Баронессу, конечно же, пытать никто не стал, но она сама умерла на следующий же день, а перед смертью прокляла замок.

– Заявила, мол, было у нее видение, будто старый барон вместе с сыновьями сложил голову на войне, а потому никто и никогда в том замке больше не поселится. – вмешивается в беседу сосед справа, грузный, с лысой блестящей головой.

Он слегка шепелявит, но судя по тому, что в таверне мигом устанавливается тишина, заговорил со мной человек уважаемый.

– И так оно и вышло. Никакого золота захватчики так и не нашли, зато начали умирать один за другим. После пятой смерти напавшие бросили искать укрытые денежки с драгоценностями, подожгли замок, да и ушли. С тех пор в руинах никто не появляется, да и что там делать?