Орден последней надежды. Тетралогия (СИ)

Леди Женевьева:

– Мое наследство, то, что досталось мне от отца, твоего деда… булатный меч.

Я сам:

– Наш капитан Томас Поингс погиб…

Булатный меч! Как наяву я вновь увидел перед собой форт на южном берегу Луары, что запирал реку, и идущие по течению громадные баржи с продовольствием для осажденных.

Отлетела крышка люка, и на крышу башни выскочил полуодетый человек с обнаженным мечом и пылающим факелом. Британец кинулся к подвешенной клети с сухими дровами, обильно пропитанными маслом. Стоило упасть искре – и все вспыхнуло бы, как пересушенная береста, а на том берегу узнали, что французы уже тут.

Оглушительно грохнул мой пистолет, пуля отбросила британца назад. Я наклонился к лежащему, желая проверить, в самом ли деле тот мертв. В груди умирающего зияла дыра размером с кулак, откуда хлестала кровь, и пузырилась неопрятная губка легких. И тут я заметил булатный меч…

Я заскрипел зубами. В горячке боя как‑то не задумываешься, что у убитого врага могли остаться родители. И, как ни крути, в той беде, в которой они оказались, присутствует отчасти и моя вина. Ну что за невезение, в английском войске была сотня капитанов, а я застрелил земляка! Да, сквайра Томаса Поингса могли сотню раз убить и после… но умер он все же от моей руки. И вот теперь его семья осталась без защиты, а старик отец должно быть именно сейчас выходит на поединок.

Голова сама втянулась в плечи, я поежился, мне было стыдно. Ужасное ощущение, если уж начистоту. Я вскинул голову, солнце почти вскарабкалось к зениту. Аббатиса все так же гневно пялилась на меня, старая леди смотрела с укоризной, грозя пальцем, я же коротко поклонился и был таков. Совершенно неожиданно у меня возникло неотложное дело, к полудню я должен быть успеть на божий суд.

Глава 4 сентябрь 1432 года, Англия: законопослушный гражданин

Сам не заметил, как оказался в седле. Откуда не возьмись рядом возник Кларенс и тут же принялся допытываться, куда ему теперь, я отмахнулся. Пришпоренный жеребец оскорблено заржал и понес как ветер, подаренный мне конь и впрямь оказался так хорош, как о нем говорили. До перекрестка мы долетели как стрела, и я в сотый, наверное раз вскинул голову и бессильно выругался. Как бы ни был быстр мой скакун, солнце опередило его, и ныне победно сияло в зените.

– Вперед, – выкрикнул я, направляя жеребца по той дороге, куда указал мне Кларенс.

Топот копыт слился в барабанную дробь. Встречный ветер бил в лицо, я низко пригнулся к шее скакуна, слившись с ним в одно целое. Мы взлетели на холм, городок словно выпрыгнул навстречу. Стражник, скучавший у распахнутых настежь ворот, понимающе ухмыльнулся:

– И вы на божий суд? Езжайте к городской ратуше.

Он махнул вправо, и я благодарно кивнул. Городок и впрямь был небольшим, чтобы добраться до центра мне хватило нескольких минут. Едва мой жеребец разогнался как следует, как я натянул узду, заставив его гневно замотать головой. Спрыгнув, я кинул повод какому‑то парню, наказав позаботиться о коне. Тот во все глаза уставился на серебряный пенни, что я дал и растерянно заулыбался.

– Получишь еще столько же, если с конем будет все нормально, – нетерпеливо бросил я, и тут же кинулся вперед, расталкивая собравшихся.

Когда же пробился сквозь толпу, озадаченно замер. На невысоком помосте, вкусно пахнувшем свежесрубленным деревом, находились трое. Суетливый малый, занятый с небольшой жаровней, то и дело оглядывался на незнакомого мне бородатого здоровяка. Тот, за руки и за ноги прикованный меж двух столбов, беспрерывно гремел цепями и затейливо ругался, призывая громы небесные на головы собравшихся.

Толпа весело гудела, комментируя реплики бородача. Стоящий рядом с закованным коренастый здоровяк с пивным брюхом, весь в красном, предвкушающее потирал волосатые лапищи. Сквозь прорези остроконечного колпака поблескивали тусклые глаза. Запыхавшийся мальчишка вскочил на помост, здоровяк взял у него перчатки из воловьей кожи и что‑то шепнул.

Малец расплылся в широкой улыбке, отчего стоящие рядом со мной пацаны завистливо зашушукались. Палач медленно надел перчатки и что‑то спросил у прикованного. Бородач ответил метким плевком, и в толпе с готовностью засмеялись.

– Начнем! – рявкнул палач, легко перекрыв гул толпы.

Все затихли, вытягивая шеи. Суетливый оторвался от жаровни, человек в красном аккуратно взял раскаленный инструмент и жестом триумфатора поднял над головой. Толпа простонала. Быстрым движением палач прижал прут к животу прикованного, тот дико заорал, вспугнутые голуби разом взвились с окружающих крыш. В толпе возбужденно загомонили.

Я недоуменно завертел головой. У меня было странное чувство, что я ошибся городом. Вроде бы полагался божий суд, а не пытка, или я ошибаюсь? Плечо стиснуло словно стальными тисками, я обернулся, на меня хмуро смотрел сквайр Брэдшоу.

– Почему вы здесь? – отрывисто спросил он. – И что с леди Женевьевой, она жива?

В голосе его звучало искреннее волнение. Я деликатно освободился и сказал:

– Леди Поингс в аббатстве, как и договаривались. Я же здесь потому, что всякий, вызванный на божий суд может выставить против себя замену. Полагаю, сэр Джофруа доверит мне честь сразиться вместо него.

Артур смерил меня недоверчивым взглядом:

– Не пойму, зачем вам это.

– Сердце требует, – коротко ответил я, – заступиться за обиженных.

– Выглядите вы, сэр Робер бывалым воином, – задумчиво сказал сквайр. – Но знаете ли вы, что биться придется до смерти? Сдаваться я не собираюсь, и считаю своим долгом предупредить об этом вас.

– Вы благородный человек, – произнес я искренне. – А опускать оружие я и не собирался. Наше дело правое, и победа будет за нами!

– Хорошо, – поколебавшись, наклонил голову сквайр. – Я сам поговорю с сэром Джофруа.

Артур исчез в толпе, а я вздрогнул от истошного крика. Я коротко глянул на помост и тут же отвел глаза. Палач победно вскинул руку, в зажатых щипцах висел кусок кровоточащего мяса. Закованный здоровяк дергался изо всех сил, пытаясь то ли порвать сковывающие его цепи, то ли выворотить столбы, к которым те крепились. Толпа ревела, собравшиеся топали ногами и вытягивали шеи, страшась пропустить хоть мгновение увлекательного зрелища.

– Кто этот человек, и что он совершил? – спросил я у стоящего рядом почтенного горожанина.

Торговца, судя по серебряной цепи на шее и скромной, добротного фламандского сукна, одежде.

– А бог его знает, сударь, – не отрываясь от пытки ответил тот. – Вроде бы это фальшивомонетчик. Осужден королевским судом к варке заживо в раскаленном масле.

– А что же тогда он делает тут?

– Ах сударь, у нас в провинции так мало развлечений, – вздохнул торговец и замолчал, разинув рот.

Как завороженный уставился на помост, где разворачивалось следующее действие драмы. Стоящий там палач медленно подносил добела раскаленный прут к лицу прикованного. Фальшивомонетчик бешено бился в цепях, а от его беспрерывного крика у меня уже болели уши. Подошедший сзади помощник палача коротко взмахнул дубинкой, и бородач обвис в цепях без движения.

Толпа затихла в ожидании, над площадью разносилось тяжелое дыхание зрителей, что с горящими глазами наблюдали за действиями палача. Зашипел металл, соприкасаясь с плотью. Испустив полный муки вопль, бородач с удвоенной силой забился в цепях, на месте его правого глаза чернела выжженная дыра. От помоста знакомо пахнуло горелым мясом, и я отвернулся, с трудом сдерживая тошноту. Окружающие оживились, на все лады обсуждая пытку.

– У нас в гостях циклоп, встречайте, – крикнул какой‑то шалопай, в ответ раздался взрыв хохота.

Суетливый, не особенно и торопясь, поднял стоящее на краю помоста ведро и окатил обмякшего бородача водой. Тут же какой‑то мальчишка, сходный с ним чертами лица, скрылся с пустым ведром в толпе. Похоже, побежал за добавкой. Пользуясь паузой торговец повернулся ко мне, у него было приятное лицо честного и доброго человека.