Злом за зло (Драконоборец - dark edition) (СИ)

На заре той эпохи Сарос Драконогласый поставил гордый далийский народ на колени и вынудил эльфов дать священную клятву не выступать против повелителей драконов, а также платить империи тяжелую дань каждый век. Но как только потомки основателя перестали повелевать драконами, клятва потеряла силу, и остроухие пришли мстить со всей ненавистью, которую накопили за более чем сорок веков. Они уничтожили всех живых представителей династии и заодно, ровняя великий город Алиостр с землей, погубили несколько сот тысяч жителей. Просто так, походя. Когда же все законные наследники Драконогласого погибли, безымянные и неизвестные потомки Драконовых Бастардов, сами о том не подозревая, оказались последними носителями крови Грогана.

Опершись локтями о столешницу, а ладонями закрыв лицо, Тобиус сидел неподвижно и перебирал в уме детали, которые оставались для него неясными. У драконов желтые глаза, на это обратили внимание задолго до того, как Тульприс Бесстрашный начал писать свой монументальный труд "Кергаана Драконика". У разных видов драконов встречаются разные оттенки каймы и форма зрачка либо радужки, но в сердцевине глаза всякого дракона есть золотистая желтизна. Примерно такой же цвет глаз имели гроганиты — прямые потомки Сароса Грогана, известные своей властью над драконами. Такой же цвет глаз встречался ныне у людей, известных как серые маги. С одной стороны, Тобиус мог понять, откуда в голове Шивариуса Многогранника взялась идея об его родстве с императорами-драконами, но с другой — он не понимал, по какому принципу наследуются эти глаза. С падением империи желтоглазые люди исчезли, не существовало династий, которые могли бы похвастаться родовым признаком в виде желтых глаз. Также оставалось загадкой, почему все без исключения серые маги имели драконьи глаза, или же, если перефразировать, почему все драконоглазые люди рождаются серыми магами. Являлся ли ослабленный и вяло выраженный магический дар следствием некой связи с драконьим родом?

Серый волшебник подумал раздраженно, что если кто-то и может ответить на эти вопросы, то это Шивариус Многогранник, а ему, Тобиусу, поискам правды придется посвятить годы, и даже тогда результат не будет гарантирован. Он безнадежно отстал от своего врага, который обладал форой лет эдак в пятьдесят.

Оставив эти мысли, волшебник достал свою книгу заклинаний, раскрыл ее на странице со сложным чертежом и материализовал синее перо, с которого срывались яркие искорки. Такими перьями маги заполняли свои книги заклинаний, используя вместо чернил собственную гурхану, тем самым наполняя книги своей магией. Именно поэтому магические книги неохотно давали кому-либо, кроме хозяев, читать себя даже после того, как хозяева те оканчивали жизненный путь.

Вместо того чтобы начать писать, Тобиус поднес магическое перо к своей левой ладони и ткнул писчим кончиком в плоть. Было больно, но, убедившись, что под кожей остался заряд концентрированной гурханы, маг ткнул еще раз, и еще. Он провел часы, раз за разом пронзая свою ладонь без перерыва и начитывая нужный речитатив. К глубокой ночи, перевязав ноющую руку, он без сил завалился на кровать.

Проснувшись оттого, что теплый язык лижет ему лицо, Тобиус отогнал от себя Лаухальганду, через силу перевернулся на спину и со стоном сел. Хотя спал он спокойно, проснулся разбитым и усталым, причем отчего-то вспотел, и тело стало чесаться.

— Где можно совершить омовение?

Голос атторнака зазвучал из самих стен:

— Личная купальня придворного мага, королевские купальни, купальни для слуг, баня…

— Баня? — Тобиусу показалось, что он ослышался.

— Баня.

В Ривене люди не парились в бане, да и простую ванну старались принимать не чаще раза в две недели. Во времена, предшествовавшие Пламенным походам, вестеррайхцы вообще подозрительно относились к водным процедурам, но вернувшиеся с Правого Крыла дворяне постепенно укоренили традицию время от времени погружаться в горячую воду и скоблить кожу мочалом. Однако в Диморисе и Шехвере традиция банного дня чтились со времен гроганских терм, а Тобиус за время жизни в Пьянокамне утвердился в мысли, что жар натопленной парной ему очень даже по душе. Кто знал, когда еще он сможет отыскать баню и попариться всласть?

Атторнак указал дорогу, и серый маг отправился на поиски. Но сначала он вышел в парк, который рос между внешней дворцовой стеной и внутренней. Берез, увы, найти не удалось, и пришлось рвать дубовые ветки. Баня находилась в служебной части дворца, в одном из внутренних дворов. Срубленное из бревен приземистое и очень широкое здание с маленькими окошками сильно отличалось от иных хозяйственных построек.

Тобиус не обратил внимания на то, что труба дымоотвода уже выдыхала дым, а потому, войдя в раздевальню, он остановился, встретившись взглядом с голой женщиной. Та не смутилась. Медленно выпрямилась, отвлекаясь от своих вещей, подбоченилась и беззастенчиво развернулась так, чтобы показаться в наиболее выгодной позе.

— Нравлюсь? — неправильно истолковала она его внимательный взгляд.

— Ну… да, — ответил Тобиус задумчиво.

Она действительно нравилась, хотя это заключение плавало где-то на задворках разума, когда основное внимание волшебника занимало не обнаженное тело, поджарое настолько, что сквозь кожу проступали очертания развитых мышц, а шрамы, видневшиеся там и тут. Длинные шрамы, оставленные чем-то острым, и сравнительно небольшие — от стрел.

— Насмотрелся? — спросила она почти через минуту.

— Вполне, — пожал плечами Тобиус, — но могу и еще посмотреть.

— Думаю, тебе хватит, иди, найди кухарку подобрее да попышнее и отведи душу, страдалец, а то ведь измаялся совсем без женщины.

— Это обязательно, — решил не спорить маг, — но позже. Сейчас я бы хотел попариться.

— Ишь какой! Я битый час слуг гоняла, чтобы они тут все убрали, хороших березовых дров нашли, купель наполнили, истопили парную как надо — утро потеряла, а ты вот приперся на готовенькое и сразу париться? Много хочешь!

Вдруг она заметила пару пышных дубовых веников, из которых Тобиус еще в парке вытянул влагу, тем самым засушив ветки и листья до нужного состояния. Хохотнув, незнакомка приблизилась, взяла один и глубоко вдохнула дубовый аромат.

— Сколько ни бегала, а правильного веника так и не нашла! Ладно, седой, раздевайся, первый пар уже вышел, так что можно и вместе. Пущу тебя, только если веником поделишься.

— Не жалко.

Она прошла из раздевальни в предбанник, а Тобиус, скинув вещи, прихватил с собой сумку и пошел следом. Войдя в предбанник, он успел заметить как молочно-белые ягодицы незнакомки мелькнули и исчезли за дверью парной, из которой шло влажное тепло с запахом березового дегтя. Волшебник не торопился, достал с настенной полки две чашки, которыми давно не пользовались, промыл их водой, сгущенной из воздуха, сыпанул внутрь сушеных трав, залил новой порцией воды, предварительной вскипяченной, и, соорудив на голове тюрбан из полотенца, с веником под мышкой и двумя чашками в руках вошел в парилку.

Незнакомка сидела на широкой полке, укрытой отрезом льняного полотна, тоже с тюрбаном на голове и зажмуренными глазами. Она только начинала разогреваться, и постепенно густая влага, оседая, заставляла призывные изгибы тела блестеть. Подмышки и низ живота женщины чернели и курчавились волосами, живот был плоским, а груди небольшими, но весьма красивыми, с острыми темными сосками.

— Для внутреннего согревания.

Она открыла глаза и приняла протянутую чашку, вдохнула травяной запах и заулыбалась шире. В традиционное понимание красоты незнакомка никак не вписывалась, но большие широко посаженные глаза цвета антрацита, прямой нос с характерной для шехверцев крючковатостью кончика и широкий рот составляли на длинном лице какую-то странно притягательную гармонию… хотя по отдельности эти черты наверняка испортили бы жизнь любой обычной девице. Было в этой короткостриженой брюнетке что-то, что задевало за живое и притягивало внимание Тобиуса. Возможно, это были задорные искорки в глазах, возможно, бесстыдная улыбка или откровенный язык тела.