Тупапау, или Сказка о злой жене

мущения. Первого блина было всем более чем достаточно.

Толик, не реагируя на обидные замечания в свой адрес, стал выбирать носовой якорь. Якоря были полинезийские — каменные, на кокосовых веревках. Тросы, как и щегольские поручни яхты, пошли на протянутый до первой пальмы громоотвод.

Невозмутимость вождя произвела должное впечатление. На «Пенелопе» поворчали немного и тоже принялись выбирать якоря и снимать тент. Не унималась одна Наталья.

— Валентин! — мрачно декламировала она, держась за мачту и поджимая то одну, то другую мокрую ногу. — Запомни: я тебе этого никогда не прощу! Так и знай! Ни-ког-да!

Толик швырнул свернутый брезент на дно дюральки и в бешенстве шагнул на корму.

«Ох, и выскажу я ей сейчас!» — сладострастно подумал он, но высказать ничего не успел, потому что в следующий миг вода вокруг словно взорвалась. Все стало ослепительно-белым, потом — негативно-черным. Корма дюральки и яхта ощетинились лучистым игольчатым сиянием.

«Ну, твое счастье!» — успел еще подумать Толик.

Дальше мыслей не было. Дальше был страх.

21

Никто не заметил, когда подкралась эта запоздалая и, видимо, последняя молния, — все следили за развитием конфликта.

Дюралька вырвалась из беззвучного мира черных, обведенных ореолами предметов и, получив крепкий толчок в дно, подпрыгнула, как пробковый поплавок. Толик удачно повалился на брезент. Но, еще падая, он успел сообразить главное: «Жив!.. Живы!»

Толик и Валентин вскочили, и кто-то напротив, как в зеркале, повторил их движение. Там покачивалась легкая лодка с мощным подвесным мотором, а в ней, чуть присев, смотрели на них во все глаза двое серых от загара молодых людей, одетых странно и одинаково: просторные трусы до колен и вязаные шапочки с помпонами. Оба несомненно были потрясены появлением несуразного судна, судя по всему, выскочившего прямо из-под воды.

— Кол! Скурмы!{[16]} — ахнул кто-то из них, и молодые люди осмысленно метнулись в разные стороны: один уже рвал тросик стартера, другой перепиливал ножом капроновый шнур уходящей в воду снасти.

Лодка взревела, встала на корму и с неправдоподобной скоростью покрыла в несколько секунд расстояние, на которое «Пуа Ту Тахи Море Ареа» при попутном ветре потратил бы не менее получаса.

— Стой! — опомнившись, закричал Толик. — Мы не рыбнадзор! У нас авария!

Лодка вильнула и скрылась в какой-то протоке.

— Могли ведь на буксир взять! — крикнул он, поворачиваясь к Валентину. — Или бензина отлить!..

Тут он вспомнил, что мотора у него нет, что за два месяца мотор целиком разошелся на мелкие хозяйские нужды, вспомнил — и захохотал. Потом кинулся к Валентину, свалил его на брезент и начал колошматить от избытка чувств.

— Валька! — ликующе ревел вождь. — Умница! Лопух! Вернулись, Валька!..

Потом снова вскочил.

— А где «Пенелоп»? Где яхта? Опять потеряли?.. Ах, вон он где, черт латаный! Вон он, глянь, возле косы…

Толик бросался от одного борта к другому — никак не мог наглядеться. Вдоль обрывистого берега зеленели пыльные