Ностальгия

гонь с предельно близкой дистанции и только короткими очередями, — инструктирую я приунывших пулеметчиков. — Услышу, что бьете длинными — пристрелю как собак.

— Ясно, сеньор тененте, — нестройно отвечают они.

— Вперед, на исходные. На стрельбу с флангов не отвлекаться. Что бы не происходило — ваш сектор огня только перед вами.

— Сеньор тененте, у второй группы тяжелого оружия проблемы, — докладывает запыхавшийся посыльный из группы связи, — у гранатомета села батарея, стрелять смогут только одиночными и без точного прицеливания.

— Передай группе оружия — пускай выдвигаются на расстояние 50 метров от ворот. По моей команде — огонь по воротам прямой наводкой.

Хозяин захваченной квартиры, в которой я расположился вместе с первой группой гранатометчиков, испуганно улыбается мне сквозь неплотный кляп. Сидит в глубине комнаты, скрытый от окна массивным шкафом. Веревки опутывают его, словно диковинный кокон. Убивать его, как это обычно делается при силовых акциях, не стали. Я настоял.

— Мы и так минометным огнем кучу посторонних покрошим, давайте уж обойдемся без лишних трупов, — заявил я при подготовке.

— Подумаешь. Лес рубят — щепки летят, — непонятно отвечает Лео.

— Лео, мы готовим захват города, не забыл? Хочешь, чтобы после прихода имперцев вас отлавливали, как бешеных собак? Я в этом не участвую.

— Хорошо, убедил, — нехотя соглашается он, — Никаких лишних жертв.

Я вижу жалость ко мне — мягкотелому имперцу. «Тоже мне — убийцы», мелькает в его голове. «Мои „Мангусты“, вот кто настоящие убийцы. Кровь обновляет прогнившее общество. К тому же нам платят не за справедливость, а за страх и хаос». И вот теперь перепуганный до полусмерти хозяин, прекрасно осведомленный о методах революционеров, исходит предсмертным потом и улыбается мне жалко, лихорадочно размышляя — помогут ему свернутые в трубочку акции «Тринидад Стил», что лежат в тайнике в ножке шкафа, если их предложить мне — неподкупному революционному командиру, или его смерть — решенное дело? Он мучается, борясь с кляпом и одновременно всем своим видом старается показать — это не то, что вы думаете, сеньоры революционеры, я понимаю правила, только вот пару слов тихонько сказать хочу, и еще он боится на меня смотреть — первое правило террориста — убирать свидетелей, знающих его в лицо.

— Успокойся и сиди тихо, — говорю в окровавленное лицо — кровь стекает с разбитого лба, куда его приложили кастетом как только он открыл двери «посыльному», — Тебя не убьют. У тебя алиби — тебя оглушили и связали.

Он часто— часто кивает головой, не сводя с меня повлажневших по-собачьи преданных глаз. Группа оружия не обращает на хозяина ни малейшего внимания. Щепки. Отработанный материал. Стул, на котором тот сидит, и то более полезен, чем этот перепуганный бифштекс. Расположившись у окна за поваленным набок столом, бойцы с хлюпаньем смакуют холодное баночное пиво, найденное в холодильнике. В головах у них -пустая безмятежность. Это их привычная жизнь.

— Всем группам — выдвигаться