Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ)

Феликс Янович окончательно сорвал голос, пытаясь восстановить спокойствие в зале, а нескольких еще не разбежавшихся приставов оказалось чересчур мало…

Выстрел, громом отдавшийся под уважаемыми сводами Думы, показался всем ушатом ледяной воды, внезапно вылитой на голову, и подействовал не хуже, чем на стаю мартовских котов, самозабвенно выясняющих отношения на крыше…

У входа в зал, все еще держа дымящийся пистолет в поднятой руке, стоял, скаля белоснежные зубы, ярко выделявшиеся на перемазанном лице, худощавый мужчина восточного типа, одетый в распахнутый на груди танкистский комбинезон. На заднем плане и в открытых дверях по периметру зала толпились многочисленные вооруженные люди самого решительного вида также в черном и в камуфляже.

– По какому праву вы врываетесь?.. – просипел в микрофон бледный как бумага барон Леонтицкий, судорожно и бесцельно шаря перед собой по столу, заваленному разнообразными бумагами. – Почему вы здесь стреляете?.. Кто вам позволил?..

Чумазый пришелец сунул пистолет в кобуру и решительно прошел к столу председательствующего, лавируя между замершими стоя, сидя и лежа на полу депутатами, еще минуту назад увлеченно тузившими друг друга, а то и бесцеремонно перешагивая через некоторых, впавших в прострацию. Деликатно, но непреклонно выкрутив из рук оцепеневшего от страха Феликса Яновича микрофон, он ослепительно улыбнулся ему, чем окончательно сразил наповал, пощелкал ногтем по решетчатой мембране для проверки звука и наконец объявил в мертвой тишине звонким чистым голосом:

– Господа депутаты Государственной думы! Действуя согласно вверенным мне полномочиям, я, князь Владимир Довлатович Бекбулатов, распускаю ваше собрание впредь до особого распоряжения. Все несогласные со мной могут оспорить мое заявление в вышестоящих инстанциях. Все свободны, я никого не задерживаю. Благодарю за внимание!

После чего с полупоклоном вернул микрофон ошалевшему Леонтицкому, молча, как рыба, разевающему рот, плюхнулся на край стола, небрежно оттолкнув бумаги, и со стуком водрузил рядом с собой на полированную поверхность самого недвусмысленного вида аргумент – черный короткий автомат…

Разом потерявшие нить своего спора думцы, обескуражено почесывая в затылках, по одному и компаниями потянулись к выходу, помогая по дороге подняться с пола своим товарищам и недавним врагам, услужливо отряхивая друг другу запачканную одежду, щедро жертвуя носовые платки нуждающимся в них, дабы унять кровь из разбитых носов, обсуждая произошедшее и возмущаясь вполголоса… В дверях их действительно никто не задерживал, а вооруженные бунтовщики почтительно сторонились, чтобы, часом, не испачкать дорогие пиджаки, сюртуки и смокинги «народных избранников» одеждой, перемазанной копотью, грязью и кровью, своей и чужой…

Когда в зале, кроме его соратников, никого не осталось, Бекбулатов выудил из кармана поминальник и, утопив клавишу вызова, отрапортовал:

– Все в порядке, господин Бежецкий! Ваше приказание исполнено в точности: порядок в Таврическом дворце и близ него наведен!..

32

Все слова уже давно были сказаны…

Мужчина и женщина сидели в разных концах комнаты, даже не глядя друг на друга, и, каждый со своей стороны, следили замедленно перемещающимся по столу солнечным лучом, падающим сквозь неплотно зашторенное окно.

– А ведь я десятки раз слышал о баронессе фон Штяйнберг от разных людей, когда служил в Санкт‑Петербурге… – нарушил молчание Петр Андреевич, внимательно разглядывая свои ладони, будто видел их первый раз в жизни. – Но разве я мог себе представить, что это ты…

– Я тоже знала о тебе. Более того, была в курсе всех твоих проблем, а один раз даже внесла свою лепту… – откликнулась баронесса.

– Это о той дуэли?

– Да… Но после той нашей размолвки там, в Америке… – Маргарита пожала плечами. – Я не думала, что ты захочешь когда‑нибудь возобновить наше знакомство.

– Да я не знал, что ты тогда осталась в живых! – Граф наконец осмелился взглянуть на свою Анну. – Мне сообщили тогда, что в той машине нашли только обгорелые до неузнаваемости трупы!..

– Я ни в чем не виню тебя, Петя, – мягко ответила баронесса. – Каждый из нас тогда выполнял свою работу, а личные чувства этому только мешали.

Снова повисла тишина. Солнечный луч покинул полированную поверхность стола и переместился на обитую штофом стену.

– Я успокоилась, когда тебя перевели в Екатеринбург, – продолжила Анна‑Маргарита после паузы. – Сам ведь знаешь: с глаз долой…

– Из сердца вон… – с горечью подхватил Петр Андреевич. – Вполне закономерно…

– Тем более что сердце мое было уже занято.

– Ты о своем Бежецком? Забавно… И это не помешало тебе послать его под пули? Тебе бы фельдмаршалом быть, Анна!

– До фельдмаршала я не поднялась… Всего лишь до полковника. Да‑да, Петя, я теперь выше тебя по чину. К тому же я послала, как ты выразился, под пули, вовсе не своего Сашу, а совершенно чужого мне человека. Хотя и тоже Бежецкого…

– Как это? – удивился граф. – Двойника? Однофамильца? Но Бекбулатов…

– Нет, Бежецкий не двойник и не однофамилец… Это тот же человек, но… Он из другого мира, Петя, и тебе, как никому другому, должно быть понятно, как это получается.

– Из другого мира?.. Мне должно быть понятно?.. А откуда ты?..

Баронесса улыбнулась, снова став в глазах Чебрикова той полузабытой Аннушкой…

– А на чей стол, по‑твоему, попал твой прошлогодний рапорт? Подозреваю, впрочем, что далеко не полный… Слава богу, твой подопечный помог восполнить некоторые пробелы…

– Какой подопечный? – вскочил с места граф, роняя кресло. – Кавардовский?..

– Не прыгай, Петя, – как ни в чем не бывало одернула его Анна‑Маргарита. – Мебель старая, хрупкая, немалых денег стоит…

– Так этот мерзавец еще жив? – Чебриков не слушал ее. – У него же руки по локоть в крови!.. Неужели его до сих пор не вздернули, как собаку?

– Зачем? Это очень ценный свидетель, побывавший в стольких мирах… Почти такой же ценный, как ты. Только он, в отличие от тебя, согласился сотрудничать с нами. Кстати, ты совершенно зря злишься на него: именно его откровения подтвердили некоторые факты твоего рапорта, не позволив отправить тебя сразу и без проволочек в желтый дом. Да тебе благодарить Кавардовского нужно, а не костерить его на все корки!

– Значит, то предложение о смене места службы перед Новым годом…

– Конечно же исходило от моего отдела, вернее, от меня лично. Но ты был так огорчен и убит изменой жены…

– Не твое дело! – прорычал Петр Андреевич, сжимая кулаки.

– Ну вот, – улыбнулась Анна‑Маргарита, подходя к графу и накрывая своей ладонью его кулак. – Второй мужчина за день потрясает передо мной кулаками… Теряю форму, ты не находишь?.. Тебе просто решили дать время на психологическую акклиматизацию, так сказать.

Не без моего личного вмешательства, конечно… Но из‑под контроля не выпускали ни на секунду.

– Так вот почему…

– Конечно. Кстати, ты прихватил с собой свой «Дюрандаль»? Как бы я хотела увидеть тебя с ним в руках… Ручаюсь, что любой Ланселот перед тобой сущий щенок.

– И это вы знаете…

– Мы все знаем, – сказала со значением женщина, приближая свое лицо к лицу мужчины.

Ее голос внезапно стал низким и страстным. Против своего желания граф почувствовал, как от пряного аромата духов у него начинает кружиться голова…

* * *

– Зачем все это, Анна? – спросил ротмистр, выжатый и опустошенный, когда все завершилось.

Мужчина и женщина лежали в растерзанной постели и отрешенно, думая каждый о своем, курили. Мгновения страсти не только не сблизили, но, кажется, воздвигли между ними еще более высокую стену, через которую уже не перебраться никогда… Своего рода прощание, отложенное на годы…

– Зачем это? – повторил Петр Андреевич, сквозь спирали сигаретного дыма изучая лепнину потолка так, будто именно в хитросплетениях гипсовых гирлянд, розеток и купидончиков заключалась разгадка всех тайн на свете…