"Господин мертвец" (СИ)

- Я знаю.

Французы наступали быстро. Без отдыха, не пытаясь залегать, перли, как заведенные. Как если бы огромный вес доспехов ничуть не мешал им. Дирк знал, что и выдающегося здоровяка с подобным весом, даже без учета обычной в таком случае выкладки, хватило бы ненадолго. Перерытое воронками поле, похожее на срезанный муравейник, не располагает к легким прогулкам. Приходится карабкаться по осыпающейся земле, нырять в воронки, забираться на холмы, подтягивать отстающих товарищей.

Винтовка с подсумками, фляга, саперная лопатка и ручные гранаты начинают казаться отлитыми из свинца, стоит только пробежать полста метров. Эти же отмахали полтора километра и не проявляли никаких признаков усталости. Не пытались залегать. То ли французские магильеры открыли новый секрет, как вдыхать в человеческое тело огромный запас сил, то ли…

Ответ был очевиден. Взглянув в лицо Херцогу, Дирк понял, что и снайперу этот ответ известен.

Первая пехотная цепь французов встретила на своем пути разрозненные остатки какого-то из взводов фон Мердера. Эти пехотинцы оказались среди самых везучих или, что более вероятно, самых опытных. Они залегли, как только началась стрельба, а так как двигались они в замыкающих порядках, это спасло им жизни. Или лишь отсрочило свидание с Госпожой. Наступающих французов оборванные пехотинцы, вгрызшиеся в землю, оглохшие от канонады и задыхающиеся от дыма, встретили нестройным винтовочным залпом.

Французы ударили в штыки.

ГЛАВА 22

…я знаю, что человек в один момент может

превратиться в застывшее тело только из-за того,

что в него попал заостренный кусочек метала…

меньше, чем монетка в 25 центов… превратиться в

нечто, что нельзя назвать человеком…

ну, как сказать… труп. Труп выражает собой

непреложность — он есть и больше не будет ничего.

Рю Мураками

Во фронтовых газетах штыковая атака часто описывается в тонах жутковатых, но возвышенных, оставляющих место нотке той легкой фронтовой романтики, которую так ненавидят в окопах. «Утреннее солнце отразилось на сотнях поднятых штыков, и первая шеренга солдат замерла, обратившись незыблемою твердью, сплошною гранитной стеной. Трижды враг ударял в эту стену и трижды откатывался, обессиленный. Без промаха разили стальные штыки, терзая плоть врага, орошая землю алым, и каждый немецкий солдат недрогнувшей рукой направлял свое оружие, вкладывая в сокрушительный удар свое беззаветное мужество, свою бескрайнюю отвагу, свой не знающий поражений дух. На исходе третьего часа боя окрасившиеся красным штыки наконец воткнулись в землю, напитав ее чужой кровью. Враг бежал».

Дирк не раз видел штыковую атаку, и имел собственное мнение о том, как она выглядит.

Тяжелое дыхание десятков разгоряченных тел. Слаженный ритм – руки заученным движением вскидывают винтовки с примкнутыми штыками. Неровный подрагивающий ряд лезвий. Красиво и жутковато. Чье-то лицо мелькает впереди, совсем рядом. Запах чужого пота. Треск лопающегося сукна. Боль в подвернутой ноге – неудачно поставил перед ударом. Кто-то хрипит рядом, перекошенными губами пытаясь глотать воздух как воду. Кто-то скорчился, прижав ноги к пробитому животу, и земля под ним окрашивается багрово-черным. Кто-то выгибается и визжит, а в бедре у него торчит обломок штыка, и сам он похож на неумело насаженную на иглу извивающуюся бабочку. Кто-то стонет под ногами, но уже не видно, кто. Хриплое дыхание. Незнакомые глаза, мелькнувшие совсем рядом. С кого-то слетает каска и прыгает по земле. И вот уже кто-то ревет, то ли от боли, то ли торжествуя, и еще кто-то ползет на четвереньках, подвывая, а другой покачивается на негнущихся ногах, удивленно глядя на расплывающееся на сукне пятно.

И снова. И еще раз.

Штыковая похожа на страшную игру с древними, как все мальчишечьи игры, правилами. Только здесь никто не утирает разбитый нос, не угрожает пожаловаться учительнице и не мирится после победы. Только скрежет стали, рвущее грудь дыхание, колотящееся сердце и заученное, усвоенное всеми мышцами тела, движение. Поворот на ноге, удар, упереться, извлечь…

То, что они увидели, не было штыковой. Французы даже не остановились, встретив сопротивление разрозненной серой шеренги. Может, лишь на мгновение задержались.

И прошли сквозь нее.

Как волна прокатывается, перепрыгивая невысокий мол. Там, где эта волна прошла, уже ничего не оставалось. Даже не стычка, слишком несопоставимы оказались силы. Дирк успел заметить, как какой-то фенрих, изловчившись, вогнал свой штык между броневых пластин французского панциря. Удар был хорош, обычного человека, пусть даже в доспехе, он свалил бы с ног и прикончил. Но француз переломал пополам винтовку, в один шаг оказался возле фенриха, взмахнул рукой…

Херцог выругался сквозь зубы. Наверно, и он успел заметить, как падает то, что осталось от фенриха. Больше похожее на бесформенный куль с мукой, чем на человеческое тело.

- Они мертвы, - сказал Дирк, - Понимаешь, Херцог?

- Теперь и я вижу. Мертвые французы, а?

- Мертвее некуда. Можно было понять это с самого начала. Нас атакуют мертвецы. Точь-в-точь похожие на нас.

- Значит, наши коллеги?

- Да. Или даже близкие родственники. Они даже вооружены как мы. У них нет винтовок, видишь? Пики, палаши, багры…

- Но пулеметы не забыли, - вставил Херцог, вновь приваливаясь к ружью, - Похвально.

- Вот почему твой «Маузер» их не впечатлил. Даже он здесь бесполезен.

Отзываясь на эти обидные слова, «Маузер» сердито кашлянул желтоватым пламенем. У одного из бегущих французов лопнула голова – как была, вместе со шлемом, только металлические осколки разлетелись в стороны, словно фрагменты взорвавшейся гранаты. Лишенное головы тело споткнулось, согнулось пополам, и пропало.

- Отличный выстрел.

- Я посшибаю еще десяток голов, прежде чем они подберутся к траншеям. Но всех мне не остановить.

- Мои мертвецы тоже кое-чего умеют. Может, у этих пуалю есть новенькие сверкающие доспехи, но настоящий бой развернется в траншеях. И мы покажем им, почем нынче фунт лягушек.

- Значит, мертвецы против мертвецов?.. – Херцог усмехнулся, резким щелчком затвора выбросив дымящуюся гильзу, - Наша маленькая гражданская война?

- Рано или поздно этим должно было закончиться. Я ждал этого еще с восемнадцатого года.

- И я.

Теперь, когда французы подобрались ближе, можно было рассмотреть их доспехи. Выкрашенные в зеленовато-синий цвет, они почти точно копировали традиционный оттенок французских пехотных мундиров. И Дирк подумал о том, что все мертвое, сознательно или нет, пытается копировать живое. Серые доспехи «Веселых Висельников» тоже мало отличались от серого солдатского сукна.

Доспехи были хороши, это Дирк отметил сразу же. Более легкие по сравнению с немецкими, но отлично сработанные и надежно защищающие тело. Толстые броневые пластины на груди. Не литые, как у «Висельников», на заклепках, отчего сходство с рыцарским доспехом было меньшим. Скорее это походило на хитрый водолазный скафандр. Пузатая бочка-живот, наплечники, но не массивные, а вытянутые, изогнутые, защищающие шею и челюсть. Шлемы попроще немецких, что-то вроде средневековых топхельмов - укрепленные стальными полосами и заклепками ведра с одной лишь прорезью для глаз. Конструкция показалась Дирку упрощенной. Видимо, французские оружейники не располагали излишком времени.

Но со временем, конечно, они приноровятся.

Расслышав сквозь грохот пушек стук сапог, Дирк машинально перехватил удобнее ружье, но опасение оказалось напрасным – это были «Висельники». Огнеметчик Толль и пулеметчик Риттер прибыли, согласно приказу Тоттлебена, чтобы укрепить то, что осталось от наблюдательного пункта и охранять своего командира. Дирк жестом приказал им располагаться внутри блиндажа. Лишившийся перископа, полу-ослепший, немного накренившийся, как черпнувший воды корабль, наблюдательный блиндаж все же оставался удобным опорным пунктом, который можно было успешно оборонять.