Республиканец (СИ)

Через два дня после этого разговора всех уцелевших из группы Дескина и саперов Радека вызвали в штаб батальона. Для начала всем им был предложен стандартный контракт военного времени на шесть месяцев. А затем были зачитаны два приказа по второй бригаде ОККР. В первом официально восстанавливалось сержантское звание Ивана Радека, во втором такое же звание присваивалось Вольдемару Дескину. Тут же обоим были вручены, новеньки знаки различия.

А дальше начался ад. Всех вновь прибывающих прогоняли через предельно сжатую начальную подготовку космодесантника. И если Радеку еще делали скидку на возраст, то Вольдемар, как и остальные, пахал по полной программе. Батальон размещался в одной из городских школ, на с школьном стадионе была устроена полоса препятствий, ставшая местом ежедневной смерти новобранцев — к вечеру некоторых просто уносили, как трупы. Оставшийся в живых единственный кадровый сержант и капралы вернулись к привычной работе и теперь отрывались по полной программе. Только через неделю у новоиспеченного сержанта появилась возможность выйти в город.

— Проходите.

Молоденькая медсестра, заинтересованно стрельнула глазками в направлении молодого, короткостриженного десантника. После освобождения производственного комплекса все, появившиеся в городе космодесантники являлись объектами повышенного внимания, в том числе и со стороны лучшей части городского населения. Поправив накинутый на плечи халат, Вольдемар открыл дверь и вошел в палату.

— Здравствуйте, господин лейтенант.

— Ну, уж нет. Хватит. Теперь я опять инженер, мэр обещал, что мое место останется за мной.

— Тогда здравствуйте, господин инженер.

— И Вам того же, молодой человек. Проходите, присаживайтесь.

— Спасибо. Что говорят врачи?

— Жить буду. Осколок вытащили, дырка должна зарасти. Так, что практически никаких последствий быть не должно, но на волосок был… Точнее на четыре миллиметра, эта железка совсем рядом с сердцем прошла. Мне ее потом показывали, меньше ногтя.

— Последние новости знаете? — поинтересовался Вольдемар.

— Это по поводу реактора? Планета слухами полнится.

— Говорят для его изготовления инженеров и рабочих на казарменное положение перевели. А подготовка к монтажу на второй день высадки началось.

— На второй день? — удивился Нейман. — Ни за что не поверю.

— Да я сам мэру рацию возил, а когда мы уезжали, они там все бегали как наскипидаренные. Через неделю реактор будет.

— Значит, у нас есть шанс. Те, кто затеял эту авантюру, явно просчитались в этом моменте. Да и не только в этом. Республиканский флот застал их врасплох, и они не успели завершить развертывание, да и мы немного помешали. А десант свалился как снег на голову, на месяц раньше срока.

— Господин инженер, а Вы знали про десант?

— Нет. Браун, крыса эдакая, никому ничего не сказал. Связь со штабом флота у меня была через него, и какие инструкции ему давали, я понятия не имел.

Нейман помолчал и добавил.

— А может, и правильно он молчал, представляешь, что бы было, если астенойцы знали про десант. Страшно подумать.

— Господин инженер, Вы помните наш разговор, тогда, перед подрывом колонны.

— Помню, конечно. Последнюю неделю у меня было мало дел и много свободного времени, только и делал, что вспоминал и думал, думал и вспоминал.

— Вы тогда про большую войну говорили…

— Ах, вот ты про что. Я не министр иностранных дел и не глава военной разведки, но любой умный человек тебе скажет, что политика "мягкой экспансии", которую наше республиканское правительство проводило последние десятилетия, уже давно стоит поперек горла всем нашим соседям.

Нейман на секунду задумался и продолжил.

— Когда они осознали, что их промышленность принадлежит республиканским корпорациям, финансами заправляют республиканские банкиры, а армии вооружены республиканским оружием и на сто процентов зависят от поставок наших боеприпасов и запчастей, то поняли, что бы сохранить независимость у них остался только один выход — война. А отдавать власть планетарным элитам очень не хочется.

— Но ведь астенойцы далеко и влияние республики на их планету минимально. Почему они напали?

— Вот именно, далеко и влияние наше там минимально. Наши соседи просто не смогли в тайне провести подготовку к такой операции. А, если Астена, без всякого видимого повода, влезла в конфликт между республикой и ее сателлитами, значит, ей обещали компенсировать потери и прикрыть от ответного удара. А это может только коалиция независимых планет…

— Или империя. — продолжил Вольдемар.

— Или империя. — согласился Нейман. — В любом случае республика эту пилюлю просто так не проглотит. Да они и сами не успокоятся. А чем все это закончится, не знает никто.

В палату заглянула медсестра.

— Господин десантник, Вам пора. У господина инженера скоро процедуры.

Вольдемар поднялся и осторожно сжал ладонь Неймана.

— До свидания, господин инженер. Выздоравливайте скорее.

— Ого, а ты уже сержант! Быстро растешь!

Халат сполз с плеча, и Нейман увидел погон Вольдемара.

— Постарайся выжить, не лезь в самое пекло.

— Как получится, господин инженер. А сержанта Брауна нашли. Позавчера. Его раненого под трубу спрятали и теполоизоляцией сверху прикрыли. Там он и умер. Нашли, только когда запах пошел. Из его группы вообще никто не выжил.

Дверь открылась и в плату зашли врач и медсестра, а Вольдемару уже надо было спешить обратно в свою, да теперь уже свою, роту.

А через два дня батальон построили на школьном стадионе и зачитали приказ о начале наступления на столицу. И вот уже шестые сутки навстречу машине тянулась серая лента дороги. Противник себя никак не проявлял, и до цели оставалось совсем немного. Бронетранспортер дернулся в сторону, объезжая дорожную колдобину и в тот же миг бронированная крыша лягнула Вольдемара, отбрасывая его в сторону. Уже в воздухе его догнал страшный удар, а потом наступила спасительная тьма.

Запах был незнакомым и неприятным, и что-то напоминал. Попытка сосредоточится, и вспомнить не удалась, мысли расплывались и путались. А звуков не было совсем, стояла полная тишина. И темнота тоже была полной. И этот неприятный запах, где-то я его уже слышал. Надо попробовать пошевелить пальцами. Кажется, получилось. А теперь рукой, тоже получилось. Только ощущения какие-то странные. И эта лента через грудь, но дышать, вроде не мешает. Дышать. Дышать это хорошо, дыхание это жизнь. Жизнь. А что такое жизнь? Наверное, это не только дыхание, это что-то еще. Но откуда взялся этот неприятный запах, где-то я его уже слышал. И куда-то девался Радек. Стоп. Кто такой Радек? Не помню. На голове какие-то тряпки. И ощущения странные, как будто рука ничего не весит. Не весит. Невесомость. А невесомость это космос. Значит я в космосе. Я лечу. Никогда не летал, тем более в космосе. И запах как в больнице. Больница в космосе? Нет, это скорее госпитальное судно. Всех тяжелораненых эвакуировали на госпитальное судно. Значит, я тоже ранен? Не повезло. Эй, эй, эй, не надо меня колоть иголкой. Куда все поплыло? Куда…

Фельдшер отложил инъектор и сделал запись в медицинской карте, о том, что раненый из бокса номер восемнадцать-би, диагноз контузия и минновзрывная травма, пришел в себя.

Вторая попытка открыть глаза была более успешной. Над головой висела тусклая синяя лампочка, рядом что-то тихо попискивало. Вольдемар скосил глаза и увидел, что к его руке тянуться трубки, уходящие в тело. Скрипнула дверь, и в поле зрения появился белый халат, в руках у халата была машинка с иголкой — инъектор. Ну, вот опять. Успел подумать Вольдемар, прежде, чем отключилось сознание.

Вольдемар Дескин проснулся, именно проснулся, а не очнулся. Причем проснулся не сам, его разбудили. И судя по количеству собравшегося народа, не просто так.

— Как Вас зовут? — спросил солидный мужчина, лет сорока. — Вы помните, как Вас зовут?