Сумерки

Жара'шан скривился. Подобно всем из них он тоже испытал прикосновение варпа, но все его изменения были чистыми, точными… контролируемыми. Необузданные извращения, носимые Хаз'туром могли закончиться только сумасшествием и разложением. Если такие отвратительные создания были будущим, то Долгая Война была уже проиграна.

Внезапно их схватили жестокие атмосферные потоки Сарастуса, заставляя судно биться и грохотать. Они входили в атмосферу, и традиция требовала несения вахты. Рёв Жара'шана затянул глаз когтя.

— Братья, мы оседлали шторм и шторм проходит внутри наших сердец, — он проигнорировал низкое, насмешливое хихиканье Хаз'тура. — Мы хозяева бури и никогда её рабы. Ищите глаз и покорите шторм! — С рыком Жара'шан изогнул своё тело и застыл в стилизованной фигуре. Стремительно коготь последовал его примеру, каждый воин застыл в своём собственном, уникальном положении. Даже Хаз'тур повиновался, припав в зверином присесте.

Борясь за совершенную неподвижность, они компенсировали турбулентность точными движениями. Каждый знал, что малейший промах или шорох, даже малейший звук, вызовет презрение братьев. Их дисциплина вызвала жестокую гордость Жара'шана. Баланс был залогом их мастерства, позволяя им скользить через варп и при этом не быть использованными им.

Подобно зверинцу кошмарных статуй, молчаливые хищники ждали Сумерек.

Сумерки. Зет дрожал от мысли о них. Ни какая-нибудь другая ночь — Истинная Ночь. Скоро будет отплачено за всю боль и ужас…

— Это будет кровавым пиршеством. Мы должны убраться отсюда, — пронзительный голос главаря Виво нарушил мечтательность Зета, заставив нахмуриться.

— Ты собираешься сбежать от нас, Виво? — интонация Зета истекала ядом и неуклюжий юнец побледнел. Он был наиболее слабым звеном в связке Зета, но все они были связаны. Он театрально вздохнул. — Слушайте, это — Сумерки. Игла, там — где мы и должны находиться. Всего лишь следуйте плану, и я вас всех вознесу к звёздам.

Дёрнув головой, Зет осмотрел площадь. Положение было довольно диким. Вокруг Иглы были сотни группировок: разрушители, поедающие плоть, тёмные шрамы — все стояли плечом к плечу, их банды конкурировали в ожидании Сумерек. Но Зет уже чувствовал насилие в воздухе. Высоко вверху небеса громыхали.

Сильная вибрация сотрясла судно и Хаз'тур почувствовал, что он начал скользить. Только акт жестокой концентрации спас его, и он зарычал внутри. Украдкой он взглянул на Жара'шана, уверенный, что древний заметил его ошибку. Несомненно глава когтя не примнет унизить его после урожая, но этот дурак никогда не получит этого шанса. Настроение их боевой банды менялось и реликты вроде Жара'шана теряли своё покровительство. Уже сейчас коготь тянулся к нему и когда придёт время никто не сможет бросить ему вызов. Ощетинившись от презрения Жара'шана, Хаз'тур уже давно жаждал наброситься на него, но колдун убедил его потерпеть.

Думая о мистике, Хаз'тур вспоминал открытые ему откровения. Он увидел будущее! Будущее резни, избавленной от всякого осуждения, сохраняющей свою первозданную красоту, в которой его тело формирует себя по прихоти мгновения, и Долгая Война станет Вечной Войной! Кипя от напряжении, Хаз'тур нёс свою вахту.

Скрываясь в грязных облаках, судно ощущало приближение непристойности. Не было ничего, что могли бы обнаружить сенсоры, ничего, что могло бы определить заражённое логическое ядро могло бы подсчитать, всего лишь абсолютная уверенность в неправильности. Ожесточённо оно направило своё внимание на облицованную камнем каюту, которая болела подобно пустоте в кишках.

Устроившись в пределах своего святилища, левитируя в пределах круга своей тайной палаты, Езод молчаливо решал судьбу главы когтя и отклонял ненависть корабля. Подобно Жара'шану, корабль был ещё одним досадным элементом этой боевой банды, который требовал внимания, но сейчас надвигающаяся аномалия занимала его внимание. Чёрное Солнце возвращалось к Сарастусу, и каждую деталь необходимо было зарегистрировать, и оценить каждый нюанс. Несмотря на десятилетия посвящённые этой загадке, он лишь немного продвинулся в понимании её природы, но то что она обещала, очаровывало его. Удостоверившись, что его палата была не тронута, колдун проник в пустоту, чтобы засвидетельствовать невозможное.

Оно прибыло с тихим криком, безумный потенциальный звук космоса был нарушен другим. Сама реальность отступила, волны причинной связи были искривлены в хаос присутствием злоумышленника. Сопротивляясь на фундаментальном уровне, материальное сгущалось вокруг трещины, изо всех сил пытаясь изолировать зараженное место. Реальность сопротивлялась и сдерживала захватчика. Ограниченный, но не полностью изолированный, пойманный в пузырь порядка, он проявлялся как обширная чёрная звезда, излучающая ядовитый свет.

Истинная Ночь пришла на Сарастус.

Тьма была внезапной и полной, но всё же Зет мог видеть площадь. Каждое бледное лицо, каждый сверкающий клинок и серое обаяние, все взгляды обладали неестественной остротой. Были видны все высококонтрастные детали, обесцвеченные и лишённые любого намёка на теплоту. Призрачный свет…

Послышалось хныканье, другое его подхватило, суеверный страх распространялся в толпе подобно лесному пожару. Они хотели бежать, но песня Иглы удерживала их. Монолит горел ярко-белым цветом, подобно негативу себя прежнего. Он изобиловал сверкающей энергией, дуги чёрных молний трещали между его шипов. Внезапно его песня превратилась в ужасный, душераздирающий скулёж.

Что-то начало разрываться в вампирах. С потерянным воплем кто-то побежал вперёд, руки протянулись, чтобы обнять металлическую сирену. Немедленно мальчик попал в трещащие завихрения, циркулирующие вокруг монолита, и его затянуло в водоворот. Протянутый по спирали сквозь лес шипов он был разрезан и обуглен, превратившись в рваные останки, прежде чем успокоиться насаженным на перекладины высоко наверху.

Второй мальчик прыгнул в вихрь, затем третий и четвёртый. Вскоре дюжины соискателей присоединились к смертельному танцу, вращаясь по спирали вокруг Иглы и радостно крича, когда она уродовала их тела и души.

На Зете и его команде толчок отразился мягко, почти игриво. Он знал, что Игла хочет, что бы он прошёл это испытание, хочет доставить его к звёздам. Действительно он не знал почему, но его инстинкт подсказывал, что придётся заплатить некоторую цену, но Зет полагал, что он сделает это позже. В конце концов, он уже находился в аду, так что же он может потерять?

Оставив клетку своей плоти, колдун забросил свою душу на площадь и невидимо парил над хаосом. Исследуя вопящий монолит, Езода переполняла гордость, вспоминая крошечное демоническое семя, которое он привил здесь так давно. Взращенное вредоносным светом Чёрного Солнца и питаясь разложением улья, оно выросло настоящим титаном! К сожалению, хотя это и был полезный инструмент для сбора урожая, он немного рассказал о солнце. Он сделал вывод о том, что аномалия разрушает космос на метафизическом уровне, буквально разъедая душу планеты, но полныймеханизм ускользал от него.

Он направил своё внимание на испытуемых животных и оценил резню. Ещё раз жалкие существа показывали замечательную силу духа. На каждого, кто попался на приманку, трое смогли сопротивляться. Многие упали на колени, сжимая руками свои уши, ограждаясь от песни. Другие стояли твёрдо, глаза закрыты, их губы произносят молитвы или проклятия, фокусируясь на чём-нибудь кроме зова. Они подтверждали его гипотезу, что жестокость порождала сопротивление аномалии. Но даже в этом случае, слишком многие были мертвы, Лорд Вассааго ждал живые плоды от этого урожая. Было бы неблагоразумно всё же его разочаровывать…

Неохотно Езод приказал монолиту воздержаться. Как всегда, он сопротивлялся, и колдун ударил его своей волей, жестоко заставив его подчиняться. Его сила возросла по экспоненте со времени предыдущего урожая. Он был более враждебен, более загадочен, больше созданием Чёрного Солнца…

Постепенно какофония стихала, и Игла становилась унылой и безжизненно серой. Вампиры уставились на дремлющего монстра, их лица озарились призрачным светом. В какой-то момент резни начался дождь, и сейчас над площадью раздавались первые раскаты грома. Тем не менее, монолит оставался безмолвным. Медленно, неуверенно, по толпе начался ропот, принеся облегчение и смелость для ликования.