Сумерки

Питер Фехервари

Сумерки (Nightfall)

«Ужасные вещи таятся среди звёзд, и только ещё больший ужас может им противостоять. Так учили нас наши Повелители и таким образом формировали и защищали нас голодной ночью. Но сила требует жертву, и Сарастус должен оплатить эти долги. Знайте же, что каждый тринадцатый год, после восхода Чёрной Звезды, наши повелители спускаются к нам, и ужасен будет их гнев, если наша дань окажется недостойной».

Слепой и Связанный. Откровения Истинной Ночи.

Сарастус был ещё одним забытым миром, оставленным загнивать в болотах Империума. Жизнь мира-улья зависела от его производительности, и когда поток его товаров иссяк, планета тихо исчезла с карт Империума. Вскоре после этого пришла тьма.

Истинная Ночь прикасалась к Сарастусу три раза, с каждым посещением всё глубже погружая планету в проклятие. Четыре города улья теперь были безмолвными, их желание жить было задушено десятилетиями страха. Карцери, некогда крупнейший, сейчас был просто последним. Разрушая равнины, подобно огромным струпьям, он был чёрным зиггуратом из нагромождённых рядов, его шпили безнадёжно жались в небесах. Оставшиеся мануфактории — лабиринты посещаемых тенями мавзолеев. Из его многих миллионов возможно осталось несколько сотен тысяч, теснясь на нижних уровнях, далеко от прикосновения звёзд. Пророки Истинной Ночи правят ими твёрдой рукой, но и они были столь же напуганы, как и их рабы, потому что в балансе Сарастуса единственными кто имел значение — были жертвы.

Для пророков, которые выбирали их, они были благословением; для рабов, которые их отдавали и оплакивали, они были только вампирами. Все были оборванными, скелетоподобными тенями, с измождёнными лицами и голодными глазами. Большинство убивало из прихоти и многие не брезговали употреблять в пищу мёртвых. Брошенные на верхнем уровне, они собирались и убивали под открытым небом, стремя показать себя достойными тьмы. Когда Истинная Ночь пришла, никому из них не было тринадцати.

Испытание начиналось с песни, гул был таким глубоким, как потревоженный улей. В течение дня его подача и сложность возрастала, расцветая, в то время как солнце уменьшалось, насыщая воздух электрическим потенциалом. Когда ночь приблизилась, сама планета, казалось, затаила дыхание, претворяясь для звёзд мертвецом. Но, в то время, когда рабы дрожали, а священники бормотали молитвы — вампиры трепетали. Это была их ночь.

Дразня и угрожая одновременно, зов тянул их на окружённую стенами площадку, ютившуюся на пике улья. Давным-давно площадь посещала элита Карцери, но сейчас только эти дики юнцы могли пройти через разрушающееся величие ворот. Они собирались здесь маленькими струйками, а затем и потоком. Никто не обращал внимания на властные лица, глядящие на них с негодованием с переборок; они ничего не знали о прошлом и ещё меньше об этом волновались. Они были здесь ради Иглы, потому что этой ночью Игла пела.

Пристально глядя на слегка вибрирующий монолит, который доминировал в центре площади, Зет почувствовал, как в нём поднимался старый страх. Не важно, сколько раз он видел это, Игла была шокирующей, невероятной вещью. Около двадцати шагов в поперечнике, она была огромным осколком, сотканным из изогнутых железных балок, каждый дюйм которых был украшен чёрными зубцами. Один конец был глубоко замурован в рокритовой площади, другой — поднимался под искривлённым углом и исчезал среди облаков. Она была знаком звёздных богов Сартаруса и была единственным другом Зета.

Большинство вампиров боялись монолита, но он всегда притягивал Зета. В течение первых ужасных дней своего испытания он прятался в его тени, беря силы из его агонизирующих форм. Вскоре после этого у него начались видения. Они были всего лишь дразнящими вспышками — полная тьма сверкала в синеве ночи — тёмнокрылый король умирающий изнутри и снаружи — вой охотника откуда-то сверху… Никогда не хватало достаточно кусочков, чтобы увидеть картину целиком, но Зет знал — Игла показывала ему грани. Он видел достаточно будущего, чтобы продолжить игру.

Теряя себя в песне Иглы, Зет вспомнил слова увечного пророка: «Слушай Иглу. Она их знак и твоя мера. Придёт время, когда ты услышишь песню и лучше тебе быть готовым, когда Повелители будут близко. Заслужи их покровительство, и ты попробуешь вкус звёзд, разочаруй их и тебе будет хуже, чем мёртвому»…

Слабые будут отброшены, а сильные будут взяты. Это было простым обещанием, ставшим порочным ядром души Зета. Он был готов к испытанию. Он жаждал его. С нетерпением он наблюдал, как солнце истекало кровью на горизонте.

Хозяева Сарастуса вернулись накануне Сумерек. Их судно было зубчатым, озлобленным хищником, рассекающим межзвёздное пространство, подобно зазубренному ножу. Его корпус, тёмно-синий настолько, что был почти чёрным, не имел никаких украшений и знаков отличия. Он был созданием теней, так же как и его команда.

Из окутанной ниши своего командного трона, Вассааго рассматривал порабощённый им мир. Мерцающие голо-сообщения скрывали его суровые, красивые черты в сетях света и тени, но его глаза были неизменными чёрными шарами. Он спокойно оценивал перспективы нынешнего урожая. Другой улей умер и последний уже колебался на крае исчезновения.

— Повелитель, я должен подготовиться к терзанию, — слова были произнесены противоречивым электрическим шипением и Вассааго нахмурился, поворачиваясь к вещи парящей за ним.

Колдун вошёл в его свиту всего столетие назад, и Повелитель всё ещё считал его посторонним. Он содержал наследие Астартес, но его поведение более соответствовало Механикумам. Изодранные лоскуты его одежд полностью скрывали телосложение, и Вассааго никогда не видел ничего больше руки появлявшейся из бесформенной массы. Также было странным отсутствие чего-нибудь попадающее под определение лица. Возможно, одетая грубая железная пластина была всего лишь маской, но она не содержала ничего, хотя бы отдалённо напоминающего человека. Как например глаз… Это было без сомнения странное существо, но в течение тысячелетий Вассааго развлекали и более странные союзники.

— Не скрывай от меня, Езод. Я знаю, что это ваше драгоценное Чёрное Солнце, которое притягивает тебя, — бросил вызов Вассааго.

— Наши интересы совпадают. Аномалия облегчает нашу главную задачу.

— Действительно? Я думаю, этот мир уже стал несвежим. В прошлый раз мы взяли всего шесть новобранцев…

— Шесть, которые оказались исключительными, — настаивал Езод, но внимание Вассааго уже вновь вернулось к голо-экранам и волшебник воспользовался возможностью удалиться. Наблюдая за существом уголками глаз, Вассааго знал, что это было правдой. Эти шестеро были действительно исключительными. Возможно, в этом каркасе всё ещё сохранилось мясо после всего этого…

Украдкой корабль следовал к улью, продвигаясь по тёмной стороне планеты. Закрытый от солнца корпус судна слегка колебался, сверкая вспышками энергии и своего главного духа, колебавшегося в озадаченном непонимании. Уже не полностью машина, но всё ещё не демон, древний хищник распознавал это место, и тревожно дрожал.

Присев в штурмовом отсеке, среди своих вооружённых братьев, Жара'шан мог ощущать обеспокоенность судна, читая его настроение в каждом нюансе полёта: беспорядочный пульс рулевых двигателей, литургию стабилизаторов, даже вспышки огней… Старый дьявол был своенравен, как и всегда, когда они здесь охотились. Это был осторожный зверь и И Жара'шана иногда утомляло его молчание, но он верил ему. Он доверял ему больше чем своим осторожным убийственным братьям.

Его глаза скрывал шлем. Он осторожно посмотрел на Хаз'тура. Неизбежно, массивный воин признавал только права Жара'шана, не совсем оспаривая его власть, но явно заявляя о себе. Глава когтя рассматривал его неприятную тень с отвращением. Броня Хаз’тура была волокнистой массой опухолей и позвонков, которые пульсировали своей собственной жизнью, его чудовищность завершалась огромными костяными секачами, выступающими из запястий. Обычно он презирал шлем, упиваясь ужасом, производимым на жертвы, своими змеиными особенностями. Не смотря на молодость по сравнению с Зара'шаном, гигант с рвением поддавался разрушительному действию варпа. Некоторые в когте шептались даже об одержимости демоном…