Ведьмино отродье

им открылся узкий черный люк, они быстро спустились в него вниз по скобам, вбитым в стену, люк тотчас же закрылся и они пошли. Куда? Вай Кау только и сказал:

- Это мой личный ход, подземный.

Только скорее это был не ход, а настоящая кротовая нора: тьма, теснота, но, правда, чисто, сухо. Но тьма какая, тьма! Рыжий все время отставал, Вай Кау поджидал его на поворотах, подсказывал, куда лучше ступить, и то и дело говорил:

- Успеем, не спеши. Все схвачено. Успеем. Схвачено. Успе...

Р-ра! Не стерпев, Рыжий спросил:

- Что схвачено?

- Да все! - ответил адмирал. - И все. В полдень они взлетят на воздух. Лапый - кремень, не дрогнет.

- А сам-то он потом куда?

- Мест много, Континент большой. А Чванг... - Вай Кау засмеялся. - А Чванг подавится. Девять эскадр ему не проглотить, вот и подавится. А жаль его: какой был загребной!.. А вот теперь сюда, приятель... Сюда, я говорю! Что, ничего, что ли, не видно?!

И так они и шли - в полнейшей темноте. Потом ползли. Вновь шли. Спускались по канату. Шли...

И вот он, Зимний Док! Огромная сводчатая пещера в гранитной скале: на закопченных стенах - факелы, внизу, у пирса - черная галера на черной, в отсветах огня, воде. Вода - как зеркало. И - никого, и - тишина...

Но вот запели боцманские дудки, и тотчас же галера ожила - в единый миг на ней вдруг объявился экипаж, который до того, наверное, сидел в тени фальшборта, а тут разом вскочил и замер. Но дудки продолжали петь - и экипаж, без всякой толкотни и суеты, за рядом ряд, начал сбегать на пирс. Они бежали не по трапу, а по веслам. Сбегали, строились; а вот они и снова уже замерли. Ждут, стало быть.

А Рыжий все еще спускался вслед за адмиралом: ступени лестницы, ведущей к пирсу, были весьма крутые и разновеликие, не оступиться бы. Но Рыжий знал: смотреть себе под стопы - этот очень дурная примета, вот он и шел на ощупь, отставал...

Но, наконец, они сошли на пирс, прошли вдоль строя. А этот строй... Р-ра! Р-ра! Все в одну масть и в один рост, все черные как смоль и в черных же бушлатах, глаз в глаз, пасть в пасть. Минувшей осенью, когда Вай Кау - с ними же - ходил в Некстор с ревизией, его подстерегли на Гнилых Отмелях. Засадных было десять вымпелов, а он - один. Они были на ветре, он под ветром. А чем все это кончилось?! Да тем, что у засадных выжили лишь те, кого Вай Кау после подобрал в волнах, а остальные все пошли на дно. Потом он этих спасшихся взял да сменял на Хинта, и как еще сменял - пятьсот на одного, не поскупился. И вот теперь тот самый Хинт, который, не спаси его Вай Кау, так бы и сгнил на рудниках, теперь вон что затеял, скот!

Ну да и ладно. Вай Кау поднял лапу, дал отмашку. Вновь завизжали боцманские дудки. По строю прокатился крик:

- Р-рняйсь! Р-рняйсь! - это кричали погонялы. - Ар-ра! Ар-ра! Ар-ра!

И строй - шварк, шварк; пасть вправо, пасть вперед. Стоят, едят глазами, ждут и вроде даже и не дышат. Вай Кау шагнул им навстречу, тронул когтем очки, усмехнулся... и начал:

- Дети мои! Ганьбэй