Блатные из тридевятого царства (СИ)

   Следующий этап учений был корешам более понятен. Взяли штатное оружие и принялись крушить все, что подвернулось под руку. Через минуту у моих ног валялся раздробленный на клочки корявый ствол березы. Довольные одержанной победой блатные утирали взмокшие лбы. Гляди на них, меня озарила простая, но гениальная мысль -- обращаться с тем металлоломом, что нас вооружили, не умел только я. Пулемет, автомат, гранатомет -- пожалуйста, шестопер -- извините. Не по Сивке крутые горки.

   Солнышко нещадно припекало. Услышав команду: "Отбой!", кореша разлеглись у шалаша. Раскрасневшийся Евсей выговаривал Федору:

   -- Подельник, ты что ж, когда равняешься, грудь четвертого человека не видишь?

   -- Так как ее увидеть, ежели я третий в строю стою?

   -- Устав знать надо, там все сказано! Пахан, что говорил: "Кто живет по уставу -- завоюет честь и славу!"

   Я язык прикусил. Быстро Фраер армейским маразмом заразился. В другом месте, да в другое время -- толковый сержант с него бы вышел. Под чьей-то ногой хрустнул сучок. Все обернулись. Микула Селянович подошел ближе и поинтересовался:

   -- Давно наблюдаю, а в толк не возьму, чем это вы занимаетесь?

   -- Да так, тренируемся.

   -- То-то смотрю, взопрели, словно пахали на вас.

   -- Тяжело в ученье -- легко в бою. -- Отрапортовал Евсей. -- Это Санька Суворов сказал, правда, он не с нашего княжества, но все равно -- мужик умный.

   -- А чего ж других не зовете?

   -- Ну, -- растерялся я, -- не уполномочивал никто, так сказать по личной инициативе, на добровольных началах.

   -- Коль дело доброе -- уполномочим, -- заверил Микула и поманил остальных штрафников. -- Слушай приказ, с сегодняшнего дня и до окончания посольства сей человек, по прозвищу Пахан, назначается моим заместителем.

   Бывший сотник нравился мне больше и больше. Хоть честолюбивые помыслы меня и не тревожили, а все-таки приятно. Микула Селянович отвел меня в сторону. Прежде, чем заговорить, как и прошлым вечером, долго и пытливо рассматривал.

   -- Сегодня ночуем еще здесь. Я в город пошел, у сеструхи именины нынче. Гульну напоследок. Вернусь завтра с провиантом, тогда и двинем. За Лёнькой глаз да глаз. Натворит бед -- Князь с меня шкуру спустит, а я тебя на кусочки порежу. Старобок просил уму разуму его поучить. Так что пущай графом себя навеличивает, особо не мудрствуй, чем бы дитя ни тешилось...

   -- ...только б сопли о занавеску не вытирало, -- закончил я.

   -- Правильно, -- кивнул Микула. -- Ежели меня кто спрашивать будет -- скажи в церкву подался, свечку ставить. Ясно?

   -- Так точно!

   -- Чего стоишь тогда? Иди, командуй.

   Было б сказано. Командовать не мешки ворочать. Для начала пообедали, довольно скромно. Личные запасы почти иссякли, а казенных пока не было. Потом часок на травке полежали. Потом еще один. Затем меня заела совесть, и я приступил к исполнению обязанностей.

   -- Занять круговую оборону!

   Одиннадцать человек, подчиняясь моей воле, выполнили нехитрый маневр. Для первого раза не плохо. Я принялся за разбор полетов:

   -- Антоха, условный противник снаружи, а не в центре. Федька, ты чего там орешь?

   -- Пою, Пахан, как же в бою без песни.

   -- Ты еще станцуй, милай...

   -- Отставить разговоры! В одну шеренгу становись! Ориентир -- поваленная сосна, на рубеж атаки, пятьдесят метров вперед, по-пластунски -- марш! Сорока, задницу ниже! Васька, руками загребай больше, руками! Кондрат Силыч, перекури, у тебя и так день тяжелый был, как ветерану разрешаю.

   Штрафники, обливаясь потом, утюжат животами землю. Все для них в диковинку, может потому и не ропщут. По началу оно интересно, это потом, когда мозоль на пупке появиться, стоны начнутся. Но грех жаловаться на бойцов. Если так дальше пойдет, к вечеру курс молодого бойца освоим.

   У воображаемой линии атаки движение застопорилось. Евсей попятился назад, но заехав сапогом в глаз ползущего следом кузнеца Сороки, замер на месте. Из кустов выполз сиятельный граф.

   -- Евсеюшка, теть Лиза еще здесь?

   -- Никак нет, Ваша Милость, до обеда упылила. -- Так же шепотом ответил Фраер.

   -- Встать, собака! Как с командиром разговариваешь! -- Рявкнул Лёнька. -- Засеку мерзавца! -- Дебил отряхнул колени и обвел взглядом поляну. -- Вы чего это?

   -- Обедаем, господин граф, -- отрапортовал я, -- харч кончился, переходим на подножный корм.

   -- И правильно, чего продукты на вас изводить. Можете в овражек спуститься, там лебеда сочнее.

   -- Спасибо, господин граф. Взвод! Ориентир овраг, занять позицию. Бегом марш!

   Весь остаток дня мы бегали, ползали, махали палашами. По моим подсчетам уничтожили не менее дивизии условного противника, плюс Васька с Ванькой в одиночку порубали на шашлык по полку кавалерии. В рекордно короткие сроки вверенные мне штрафники научилась занимать оборону, рассыпаться в стороны и смыкать строй. Любой взводный мог бы гордиться налаженным взаимодействием между бойцами. Каждый знал свое место, никто очертя голову не рвался вперед, а главное, до всех дошло -- любой, даже скоротечный бой, требует помимо индивидуального мастерства, еще и коллективных действий.

   Тактическую подготовку окончили перед ужином. Замерли соколы в ровном строю, любо-дорого посмотреть: плечи расправлены, грудь колесом, одежонка в грязи. И что интересно -- рожи потные, а лица на них довольные. Напоследок я внес изменения в штатное расписание. Всех блатных, за исключением Фраера, определил в первое отделение, остальных, под началом Евсея, во второе.

   Как приятно ощутить под собой мягкий ковер травы, по которому не надо ползать, а можно просто лежать. В небе загорались первые звезды. Кто-то разжег костер, Федька, принес воды из ручья, дед Кондрат принялся из остатков варить похлебку и тут я не сдержался:

   -- Не понял? Кондрат Силыч картошку чистит, а остальные бока отлеживают.

   -- А чего, не сломается, на карачках меньше нашего лазил...

   -- Он -- дембель, по сроку службы положено.

   -- Везет же людям, -- пробубнил Ванька, отбирая у Крапивина нож. -- Вчера в блатные записался, а уже дембель.

   Больше вопросов не последовало. Дым отгонял обнаглевших к вечеру комаров, в кустах завозилась птица, устраиваясь на ночлег. Тихо и покойно, рай земной -- не меньше. Но в другом конце поляны, у второго шалаша, не смотря на поздний час, жизнь била ключом. Евсей усердно вживался в роль командира отделения.

   -- Наряд по кухне выходи строиться! Какая зараза суп пересолила? Бегом мыть котел и никаких завтра! Антоха, доложи обязанности часового.

   -- Эт, как Васька, с дрыном и всех носом в землю?

   -- Нет. Как Лизавета, всем стоять и бояться. Шагом марш на пост!

   -- Евсей, спать-то можно?

   -- Рядовой Сорока, можно Машку за ляжку или козу на возу, а у нас разрешите! Ясно?

   -- Ага, только я не понял, спать будем сегодня или нет?

   Из шатра выглянул Лёнька. Вместо мундира серая пижама. Сиятельный и досточтимый почивал, да какая-то нелегкая согнала его с постели. Делать нечего, пришлось подняться.

   -- Уснуть не могу, -- пожаловался граф. -- Думаю, как с тобой Пахан поступить, пороть или наградить чем? Вроде спасти пытался, на Лизку кинулся, а с другой стороны -- не спас же.

   -- Господин граф, а как в таких случаях поступают за границей?

   -- Сначала награждают, затем секут.

   -- Думаю в нашем случае можно обойтись каким-то одним способом, -- сделал я тонкий намек.

   -- Что, сразу пороть?

   -- ...

   -- Ну, я подумаю еще, -- пообещал Ленька, -- может несильно, плетей десять, да и хватит.

   -- Как вам угодно.

   А чего еще скажешь. Дурак -- это не профессия, а состояние души. Уставшему за день телу требовался отдых. Кореша забрались в шалаш, один дед Кондрат маялся у костра, грея старые кости.

   -- Чего этому обормоту понадобилось? -- Полюбопытствовал он.